- Дитя мое, оглянись вокруг, - успокаивающе сказал отец. - Пусть эти болезненные фантазии умрут. Видишь, ты там, где была всегда, - дома, со своим старым отцом. За время своей долгой болезни ты бредила о сказочном короле и его королевстве, о своем браке с ним и своих обещаниях. Но это были только фантазии, моя Хельга, такие, какие часто вызывает лихорадка.

   Хельга с изумлением смотрела на него.

   - Это невозможно, - сказала она наконец дрожащим голосом. - Принеси мою одежду и взгляни, найдутся ли в Исландии такие великолепные наряды.

   - Великолепные наряды? - повторил ее отец как бы с удивлением. Затем он встал и принес платье Хельги, которое она всегда носила.

   Хельга с сомнением посмотрела на него, потом провела рукой по лбу, посмотрела на отца и тихо сказала:

   - Но возможно ли, чтобы все случившееся со мною мне только привиделось?

   - Конечно, дитя мое, так всегда бывает во время лихорадки. Когда я несколько недель назад отправился на побережье и взял тебя с собой до лавового поля, ты, должно быть, забралась на скалу, чтобы как можно дольше видеть нас, и заснула там. Холодный горный туман скрыл тебя и не давал проснуться. Когда твоя кузина решила, что ты задерживаешься слишком долго, она отправилась со слугами искать тебя; они нашли тебя лежащей на скале в бессознательном состоянии и принесли домой. За нами послали гонца, и мы вернулись так быстро, как только смогли. Я оставил свою рыбалку, а Олаффсон отказался от мыслей о своем путешествии, чтобы мы могли быть поблизости, - чтобы заботиться о тебе.

   Хельга вздохнула. Отец никогда не говорил ей неправды, поэтому она была вынуждена поверить ему, хотя сердце ее с горечью восставало против его слов.

   Ах! она и не подозревала, что ее отец, надеясь удержать свое дорогое дитя рядом с собой и помешать ее возвращению в волшебную страну, придумал эту историю и рассказал ее всем в доме.

   Телесные силы Хельги возрастали день ото дня, но над ее душой висело облако меланхолии, и она втайне тосковала по королевству своих "лихорадочных грез".

   В конце концов, она почти поверила, что это и в самом деле были только грезы, потому что, когда она заговаривала с кем-нибудь из слуг о своем потерянном волшебном королевстве, они всегда улыбались и говорили: "Это были всего лишь фантазии; мы все время были рядом с вами и слышали, как вы бредили им".

   Что же касается кругосветного путешествия, которое Олаффсон совершил с тех пор, как она "заболела", то о нем она ничего не слышала и не знала, что мировая история продвинулась еще на год вперед, пока она оставалась в волшебной стране. Фермерские дома в Исландии отделены друг от друга большими расстояниями, так что Хельга лишь изредка вступала в контакт с кем-нибудь из соседей; и если случайно появлялся незнакомец, чтобы воспользоваться своим правом на гостеприимство, отец или Олаффсон заранее предупреждали его, чтобы тот не нарушал иллюзий Хельги.

   Но эта предосторожность была почти излишней, ибо цветок Исландии, некогда такой веселый и разговорчивый, который привык встречать приезд чужестранца как радостное событие и никогда не уставал расспрашивать о чудесах чужих земель, - та же Хельга сидела молча, со скучным видом, и выходила из комнаты, как только разговор касался красивых пейзажей. Потому что видения потерянного рая возвращались к ней, и требовалось несколько часов, чтобы успокоить ее взволнованное сердце. "Ах! это был всего лишь сон".

   Олаффсон оставил жизнь на море и теперь занимался хозяйством. Отец Хельги любил его как сына и намеревался сделать наследником своего имущества. Но он надеялся дать ему что-то еще лучшее. Он только ждал, когда Хельга снова станет радостной Хельгой, когда Исландский цветок поднимет свою поникшую головку. Но это, казалось, случится очень нескоро.

   "Может быть, ей станет лучше, когда она выйдет замуж", - думал отец, с тревогой глядя на Хельгу. Она стояла, возле поросшей травой канавы, окружавшей ферму, и смотрела в сияющее вечернее небо. Он тихо подошел к ней.

   - О чем думает моя Хельга? - нежно спросил он.

   - О вечерних лучах, которые сейчас проникают сквозь хрустальный купол, о маленьких волнах, увенчанных розами закатного неба, и о сладкой музыке арфы, - мечтательно ответила она.

   - Хельга, - укоризненно сказал старик, - неужели ты никогда не избавишься от этих иллюзий? Ты слышала от всех, что это были всего лишь болезненные фантазии; разве ты хочешь разбить мое сердце?

   - О нет, нет, дорогой отец. Не думай так плохо о своей Хельге, - быстро ответила она, повернувшись и ласково погладив его по щекам. - Я прекрасно знаю, что это были всего лишь сны, но ты не можешь знать, как глубоко они врезались в мое сердце. Это невозможно, удалить их из него.

   - Это остатки лихорадки, - сказал старик. - Ах, Хельга, как бы я был счастлив, если бы ты снова стала собой!

   - И я тоже, дорогой отец, - сказала Хельга с легким вздохом.

   - Я знаю один способ вылечить тебя, и если ты любишь меня, то попробуешь его.

   - Так я и сделаю, отец.

   - Ты обещаешь это, моя Хельга?

   - Да, дорогой отец, - без колебаний ответила она.

   - Тогда слушай: Олаффсон хороший и храбрый, не так ли? - Хельга кивнула. - Он очень любит тебя, и мое самое заветное желание - чтобы ты стала его женой и жила под моим кровом, радуя мою старость своим счастьем.

   Хельга смертельно побледнела.

   - Ах, отец, дорогой отец, я не могу.

   - Почему нет, Хельга? Ты имеешь что-нибудь против него? Разве он не молод, не красив и не силен? Разве он не храбр и не добр? Разве могла бы ты найти мне лучшего сына или себе - более любящего мужа? Скажи мне, не повлияли ли на тебя эти глупые сны, эти дикие видения? Скажи правду, Хельга.

   Она смотрела на него с трепетной мольбой.