Дзирт пожал плечами.

– Ты даже не можешь произнести это вслух, верно? Может быть, ты хочешь сказать, что ты сам для себя бог, ты, жалкий смертный?

Дзирт взял себя в руки и, несмотря ни на что, почувствовал твердую почву под ногами.

– Я хочу сказать, что сердце подсказывает мне правду, – произнес он. – Мне не нужно, чтобы кто-то указывал мне, что есть зло, а что есть добро. Я понимаю одно: если я слаб, значит, я выбрал неверный путь. И это только моя ошибка, а не ошибка какого-то там бога.

Выражение лица женщины изменилось, и она снова улыбнулась.

– Тогда будь слабым, – произнесла она, придвигаясь к нему, чтобы поцеловать.

Дзирт отвернулся.

Но она схватила его снова. Эта Ивоннель была такой сильной, что он не мог сопротивляться, и она снова поцеловала его. Прикосновение ее губ и языка были такими страстными, что тело его словно охватило пламя, почти причинявшее ему боль, обещавшее нестерпимые мучения и в то же время самое сладкое наслаждение.

Но это было лишь обещание.

– Ты хочешь, чтобы твои друзья остались в живых, – заговорила Ивоннель, отстранившись. – По правде говоря, я не получу особенного удовольствия, убивая их. Они показали себя смельчаками, явившись сюда за Далией, и, должна признать, я восхищаюсь их храбростью, хотя она и кажется мне глупой.

– Это не глупость, – сквозь зубы пробормотал Дзирт.

– Правда?

– Нет, не глупость, иначе в чем смысл?

– Смысл?

– Смысл всего. Самой жизни. В чем смысл жизни, если в ней нет места чести и верности, дружбе и любви?

В этот момент улыбка Ивоннель показалась ему искренней, и она едва заметно кивнула, как будто всесторонне обдумывала его высказывание. Это удивило Дзирта.

– Возможно, в твоих словах что-то есть, – признала она. – Но я, разумеется, не могу просто позволить твоим друзьям уйти. И тебе тоже, хотя убить тебя – значит забрызгать кровью прекраснейшую из картин.

Если бы ты поступила именно так, то оказалась бы весьма подходящей на роль Верховной Матери, – сказал Дзирт.

Ивоннель прижала руку ко рту, чтобы скрыта улыбку.

– О, какая сила духа! – воскликнула она. – Ты прекрасный, но безмозглый дроу.

Дзирт посмотрел на нее в упор.

– Я предлагаю тебе сделку.

– Я не могу поклясться тебе в верности.

Она подняла руку, дав ему знак молчать.

– В Подземье проник могущественный князь демонов. Эта тварь разгуливает по туннелям поблизости от города и скоро вернется в Мензоберранзан. Ты станешь моим воином и моим орудием.

– Орудием?

– Если победишь Демогоргона, я отпущу твоих друзей целыми и невредимыми, не отправлю за ними погоню и в будущем не потребую от них расплаты. Я даже верну им все их имущество, а это коллекция весьма ценных вещей, тебе это известно как другу Джарлакса. Верну все, включая Далию, и забуду о ней. Они будут свободны, и, таким образом, миссия твоих товарищей увенчается успехом.

– Ты хочешь, чтобы я тебе поверил…

– Даю слово, – произнесла она, подошла совсем близко и посмотрела ему прямо в глаза. Дзирт попытался убедить себя в том, что она лжет, но не смог.

Он откинул голову назад и постарался разобраться в том, что произошло. Мысли его вертелись вокруг этого имени. Демогоргон. Он, разумеется, слышал о князе демонов, но мало что конкретно знал о его сородичах, за исключением балора Эррту.

Но все же Дзирт возразил:

– Я не могу быть твоим воином.

– Потому что этот город тебе отвратителен?

У Дзирта не нашлось ответа.

– Значит, все, что здесь находится, – зло, Дзирт До’Урден? – спросила Ивоннель. – Просто зло, неисправимое зло? Демогоргон превратит его в руины, если его не остановить. Сколько молодых Дзиртов он убьет, интересно? Сколько Закнафейнов?

Упоминание имени отца сейчас, когда образ его на жертвенном алтаре еще был свеж в его памяти, задело Дзирта за живое.

– На чьей стороне ты был бы в этой битве, на стороне князя демонов или дроу?

Дзирт провел языком по губам.

– Это простой вопрос.

– Я не хочу, чтобы этот город был разрушен, – признался Дзирт. – Я пришел сюда только за Далией.

– Но все стало гораздо сложнее, верно? – спросила Ивоннель. – И, возможно, в конце концов ты найдешь то, что искал. Но только если ты будешь служить мне, как я требую. Докажи мне, что ты не представляешь угрозы для Мензоберранзана. Докажи мне, что в глубине души ты на стороне этого города, на стороне своего народа, моего народа, против абсолютного зла, которое воплощает Демогоргон. Разве я многого прошу у Дзирта До’Урдена? Неужели ты согласен быть героем только для дворфов или для людей, но не для собственной расы?

Она сделала шаг назад, взмахнула рукой, и клетка из светящихся прутьев снова появилась перед Дзиртом. Трое его спутников по-прежнему сидели внутри. Джарлакс и Энтрери пристально смотрели на друга, и выражение их лиц подсказало ему, что они прекрасно слышали весь разговор.

– Если ты не можешь быть героем лишь для Мензоберранзана, – сказала Ивоннель, – тогда, как ты и собирался, стань героем для Далии, и Артемиса Энтрери, и Джарлакса. Служи мне как воин. Помоги мне одолеть этого князя демонов, и я освобожу их, не причиню им вреда, больше не буду преследовать их. Клянусь.

– Только ради них, – пробормотал Дзирт, но Ивоннель резко обернулась к нему.

– И ради Мензоберранзана, – потребовала она. – Тогда я отпущу твоих друзей, целых и невредимых.

– Не забудь про наше имущество… – начал было Джарлакс, но Ивоннель устремила на него такой свирепый взгляд, что он прикусил язык.

Дзирт ничего не слышал. Если недавно под ногами у него вместо пола был зыбучий песок, то теперь ему казалось, что его швырнули в воду, готовую поглотить его. Он тонул в пучине смятения и отчаяния. Он снова попытался сказать себе, что все это не имеет значения, что все это, в конце концов, лишь искусно созданная иллюзия.

Кэтти-бри давно мертва и похоронена, напомнил себе Дзирт, точно так же как Реджис и Вульфгар, а сам он слышал последний вздох Бренора. То, что он видел и слышал сейчас, не имело никакого отношения к реальности.

А восприятие не может равняться реальности, иначе в чем смысл существования?

Однако, как бы он ни пытался убедить себя в этом, неотступные сомнения никуда не уходили и терзали его. И в конце концов он уже не знал, что думать и как поступить.

Бывший архимаг Мензоберранзана не привык чувствовать себя уязвимым. Поэтому он далеко не сразу смог смириться с тем фактом, что ни магия, ни сила воли не помогут ему защититься от проницателен сознания, если те решат его уничтожить.

– Убери защитный барьер, – приказал ему Киммуриэль, одновременно вслух и мысленно. – У иллитидов нет никаких причин относиться к тебе враждебно. Ведь это они попросили меня привести тебя.

Громф подозрительно посмотрел на бывшего наставника, и на миг ему показалось, что он совершил большую глупость, приняв это приглашение. В конце концов, иллитиды вполне могли устроить заговор с целью устранить его, архимага, угрозу для Киммуриэля. Кальмароголовые твари всегда хорошо относились к псионику.

Но Киммуриэль покачал головой.

– Они не примут ни твою, ни мою сторону в наших разногласиях, даже если бы мне этого захотелось, – сказал он. – Ведь тот из нас, кто окажется сильнее, охотно будет работать вместе с ними, чтобы учиться у них, точно так же, как они учились у меня или у тебя. Прошу тебя, не препятствуй им, – продолжал он. – Защитные барьеры в любом случае тебе не помогут, а излишняя осторожность и бесполезные игры в прятки лишь помешают тебе познать могущество мозга, сосредоточившего все знания этого мира.

Громфу эти слова показались разумными, но все равно он не сразу согласился убрать свои барьеры и подвергнуться воздействию чуждой энергии. Он обнаружил, что слышит телепатические разговоры и видит образы, смысл которых был ему непонятен, и в какой-то момент едва не поддался ложному впечатлению. Ему показалось, что не существует никакой материальной реальности, что все это – лишь колдовство, гигантский мысленный эксперимент.