Вскоре гауляйтер Кубе, которому почтительно доложили о поимке группы подпольщиков, санкционировал показательную казнь. В четырёх местах соорудили виселицы и принудительно согнали жителей наблюдать за казнью, чтобы вселить ужас в их сердца. Узников вывели из тюрьмы, на грудь им повесили фанерную доску с надписью: «Мы партизаны, стрелявшие по германским войскам».

Владимиру Щербацевичу в этот день, 26 октября 1941 года, исполнилось 16 лет. Маше было 17 лет. Володю, Кирилла и Машу повесили на воротах старого дрожжевого завода, сейчас это улица Октябрьская, Володиных маму и тетю повесили на Комаровской площади, сейчас это площадь Якуба Коласа. Наверное, не осталось в Минске ни одного дюйма, не пропитанного кровью патриотов. В конце концов благодаря их самопожертвованию и героизму была одержана самая великая победа в истории человечества.

Теперь я хочу привести полную статью А. С. Бржозовского, поскольку не считаю себя в праве вычеркнуть ни одной буквы.

«Улица Маши Брускиной» – табличку с такой надписью мечтал увидеть на месте гибели героини своего очерка минский журналист Владимир Фрейдин.

Он был один из немногих приглашенных в новую столичную газету «со стороны» – из Бреста, чем сразу вызвал по отношению к себе ревнивое недоверие коллег: что, своих журналистов в Минске не хватило для будущей «вечерки»? Признаюсь, поначалу среди таких скептиков оказался и я, амбициозный репортер молодежной газеты, прошедший конкурсный отбор в новую журналистскую команду вопреки своей «пятой графе», которая сделала нас союзниками, когда над Владимиром Абрамовичем разразилась неожиданная гроза…

Обстоятельства его появления в Минске недолго оставались тайной. Журналистская репутация Фрейдина была высокой не только по «провинциальным» меркам брестской областной газеты, где он заведовал отделом информации. Его подпись время от времени появлялась на страницах «Правды», что в те годы считалось весьма престижным. А вскоре после того, как мы оказались в одном отделе уже здесь, в Минске, он показал мне книгу о Брестской крепости с дарственной надписью «первооткрывателя» этой темы Сергея Смирнова. Беру это слово в кавычки, потому что на самом деле одним из тех, кто задолго до появления знаменитой книги Сергея Смирнова начал писать о защитниках героической крепости, был брестский журналист Владимир Фрейдин.

Поэтому не удивительно, что и на новом месте он остался верен своей главной теме, которая сделала ему имя, – поиску неизвестных или незаслуженно забытых героев минувшей войны.

Как – то однажды, через несколько месяцев после выхода первого номера «вечерки», Владимир Абрамович положил передо мной снимок, знакомый по многочисленным публикациям о Великой Отечественной: момент публичной казни трех минских подпольщиков в октябре 41‑го.

– Что ты скажешь об этой фотографии? – поинтересовался он, зная, что я собираю материалы о Минском гетто для очередного сборника многотомной серии «Герои подполья».

– Ничего нового, – пожал я плечами. – А что ты имеешь в виду?

– Тебе известны имена всех троих? И этой девушки?

Мне ничего не оставалось, как признаться в своем неведении. Он посмотрел на меня, как врач на безнадежно больного пациента.

– Именем этого мальчика, Володи Щербацевича, назван океанский теплоход. Имя мужчины тоже известно: это Кирилл Трус, по – видимому, руководитель подпольной группы. А вот кто эта девушка, до сих пор не установлено. Эрик поручил мне заняться этим делом.

(Эрнст Николаевич Коляденко, первый заместитель главного редактора, еще подростком побывавший в гестаповских застенках как член боевой группы Николая Кедышко, по понятным причинам был неравнодушен к теме, как тогда говорили, военно – патриотического воспитания.)

Начав с музея Великой Отечественной войны, Фрейдин вышел на тогдашнего собкора «Пионерской правды» в Белоруссии Вячеслава Морозова, автора документальной повести и киносценария о младшем из трех героев, запечатленных на снимке, – 15-летнем Володе Щербацевиче. От этого журналиста Владимир Абрамович, по его словам, и услышал впервые имя девушки, которая значилась в его блокноте как Неизвестная. Морозов сообщил, что во время показа кадров из его фильма по телевидению на студию позвонил один из довоенных выпускников 28‑й минской школы, который узнал в девушке, названной неизвестной, свою соученицу Машу Брускину.

В ходе поиска нашлись и другие свидетели – довоенный директор 28‑й школы Н. И. Стельман, бывший комсорг этой школы, участник войны Е. М. Каменкович, секретарь секции бывших узников фашистских концлагерей республиканского Совета ветеранов войны С. А. Давидович и, наконец, известный скульптор З. И. Азгур – как оказалось, двоюродный брат Машиной матери, погибшей в Минском гетто…

Очерк Владимира Фрейдина «Они не стали на колени», опубликованный в трех апрельских номерах за 1968 год, неожиданно для всех нас вызвал грандиозный скандал. Редактор, перепуганный грозным звонком из горкома партии, предложил автору материала написать объяснительную записку. Она заняла ни много ни мало 12 страниц, где подробнейшим образом излагалась история журналистского поиска, результатом которого и явилась газетная публикация. Как стало известно позже, объяснений потребовали высокие партийные инстанции, заподозрившие автора в «тенденциозном» подборе и «пристрастном» изложении фактов. Хотя ничего не говорилось напрямую, проницательному Владимиру Абрамовичу не составило большого труда понять, что имеется в виду. «Неизвестная» оказалась девушкой из гетто, а многие из тех, на кого ссылался журналист, – впрочем, как и сам автор очерка, – были её единоплеменниками, сродненными всё той же злополучной «пятой графой». Взрывоопасное совпадение по тем временам, когда после известных событий на Ближнем Востоке начался очередной «крестовый поход» против сионизма.

Под его железную пяту и попал бедный рыцарь без страха и упрека Владимир Абрамович, наивно полагавший, что новое имя, вписанное им в историю Великой Отечественной, будет с благодарностью внесено в неполные списки героев Минского подполья, хранящиеся в архивах Института истории партии. И уж совсем не мог он предположить, что детонатором взрыва, который последует за публикацией в «вечерке», окажется его коллега по журналистскому цеху, всемогущий собкор «Правды» в Белоруссии.

По этическим соображениям – о мертвых либо хорошо, либо ничего – не буду называть его фамилию. Уважаемый автор документальной повести о Минском подполье и её многосерийной экранизации, по тем временам чуть ли не главный авторитет в исследовании этой темы, вероятно, не мог допустить, чтобы «белые пятна» в его книге заполнял невесть откуда взявшийся самозванец. Статус собкора «Правды» по тогдашней табели о рангах приравнивался к должности заведующего отделом республиканского ЦК. Слишком уж разными оказались «весовые категории» претендентов на выяснение истины.

Исход поединка был предрешен: если в архивных документах истпарта никакой Маши Брускиной не значится, пусть девушка на известном снимке как была, так и остается Неизвестной. А что же многочисленные свидетельства, на которые ссылался автор публикации в «Вечернем Минске»? Заир Исаакович Азгур, в мастерской которого я бывал частым гостем, позже рассказывал мне, что он был вызван в ЦК на предмет выяснения своих родственных связей с героиней фрейдинского очерка. Никаких документальных подтверждений этого факта старый скульптор, потерявший в годы войны почти всех родных и близких, представить не мог, а профессиональная зрительная память художника не была принята во внимание.

Но вернемся к Фрейдину. После публикации в «вечерке» очерка «Они не стали на колени» Владимир Абрамович по партийной линии получил строгий выговор «с занесением», и ему было предложено подать заявление об уходе «по собственному желанию». Чтобы сохранить хоть какую – то возможность продолжить работу в журналистике, без которой он просто не мыслил своей жизни, Владимир Абрамович, заручившись поддержкой коллег из БелТА и Союза журналистов, написал такое заявление. Судьба отца, репрессированного в 37‑м, видимо, послужила ему горьким уроком, внушив, что нет смысла теленку бодаться с дубом. А роль диссидента, тем более борца с режимом, была явно не для него, носившего на лацкане пиджака миниатюрный значок с ленинским силуэтом…