– Ты будешь меня любить?.. – спрашивает Псина шепотом. Зрачки закатываются под дрожащие веки, оставляя белую полосу вместо глаз. Юго говорит:

– Ложись.

Она опускается на грязный бетонный пол, растягивается на нем и закрывает глаза. Юго расталкивает носком кроссовки ее ноги и ложится между них. Близна брезгливо отворачивается, и Шимон хлопает его по плечу.

– Пошли, Молодой. Не на что тут смотреть.

Они выходят в другую комнату. По пути Близна краем глаза замечает, как тело Юго быстро двигается поверх безучастной Псины в ритме стучащих по карнизу капель.

Шимон садится на край матраса, достает сигарету. Близна следует его примеру. Они молча пускают дым, слушая стук дождя и шумное дыхание Юго за тонкой, пропускающей все звуки стенкой.

– Твой дружок – ебанат, – говорит Шимон. – Он бы и осиное гнездо трахнул.

Близна задумывается на секунду.

– Наверное, трахнул бы.

– Не суй хер в таких, как Псина, вот тебе мой совет. Вообще, тщательно выбирай тех, кого собираешься ебать.

Шимон старше Близны, ему, должно быть, не меньше двадцати. У него серьезный, внимательный взгляд, который не ожидаешь встретить у дилера, и красивые длинные пальцы. Возможно, в другой реальности он мог бы стать музыкантом или юристом, или бог знает кем еще.

Вздохи и стоны за стеной становятся громче и чаще, слышна бессвязная ругань – и наконец тишина. За ней следует короткая возня, и в комнату входит Псина – по-прежнему голая – и садится на матрас. Шимон сталкивает ее:

– Тут люди спят, между прочим. Подстели какую-нибудь тряпку.

Она оглядывается, ничего не находит и садится на пол, к ногам Близны.

– Дашь покурить?

Он протягивает ей сигарету, она делает несколько затяжек подряд и выпускает облако дыма.

– Как тебя зовут?

– Близна.

– А по-настоящему?

– Какая разница?

– Ну, я вот – Анжелика.

Шимон фыркает.

– Какая ты Анжелика, Псина? Кино насмотрелась?

Она обиженно замолкает. Близна говорит:

– За что ты с ней так?

– Думаешь, она заслуживает большего? Посмотри на нее: выглядит как говно.

Псина трется щекой о ноги Близны, он запускает пальцы в ее крашеные светлые волосы с черными корнями на макушке. На ощупь они влажные и неприятно жирные.

– Ты хороший… Хочешь, я тебе отсосу?

– Что я тебе говорил, Молодой? Она – настоящая помойка.

Псина тянется к члену Близны, сжимает его сквозь спортивные штаны. Близна отводит ее руку.

– Не нужно.

– Ты не хочешь меня?

– Мне это не нужно, – повторяет он.

Шимон говорит вполголоса:

– Ты толковый парень, что ты делаешь с этим идиотом Юго? Он втянет тебя в неприятности.

Близна думает о том, что варка “синтетики” приведет к неприятностям в любом случае, но не говорит этого вслух.

– Знаешь что? Нам надо пересечься без него. Есть одно место… Ты хороший варщик, мог бы работать на меня напрямую.

– Я работаю с Юго.

За стеной слышны шаги, они приближаются к комнате. Шимон бросает:

– Потом поговорим.

В дверном проеме появляется Юго. Штаны сползли на бедра, кожа влажно блестит. Он протягивает руку Псине, помогает ей подняться. На ее ногах следы засохшей спермы.

– Еще один танец, леди, – говорит Юго.

Псина покорно идет за ним. Шимон говорит Близне:

– Этот сквот рано или поздно “примут”. Я знаю одно место, где можно организовать лабораторию. Подумай над этим. Не тороплю.

Время давно стерло зарубки на деревьях, указывающие дорогу, но все же Близна без труда находит то, что ищет. Он может забыть свое имя, сегодняшнее число, но путь, ведущий в Убежище, надежно хранится в его памяти. Близна слишком долго ждал, когда сможет вернуться сюда. Тысячи раз он мысленно спускался в Убежище: в детстве, когда отец избивал его; пока мыл полы в школьном спортзале, во время прогулок в тюремном дворе. Он был здесь в своих мыслях, даже когда имел женщину – единственную в своей жизни. И вот, теперь он стоит перед металлической дверью, на его руках спит Ива, и от рая его отделяет одно мгновение.

На первый взгляд, здесь ничего не изменилось, хотя со дня, когда Шимон показал ему бункер, прошло несколько лет. Вход по-прежнему надежно замаскирован – непосвященному ни за что его не обнаружить, а те, кто знал о нем, сюда больше не вернутся. Впрочем, все равно нужно проверить, не пробрался ли кто-то на его территорию. Близна нажимает комбинацию на замке, слышит щелчок, и дверь приоткрывается на несколько сантиметров.

Он распахивает ее, кидает внутрь сумку, кричит:

– Эээй!

Проход отвечает эхом. Если в бункере кто-то есть, он выйдет на шум. Но никто не дает о себе знать.

Близна прижимает ребенка к груди, медленно входит в открытую дверь, не закрывая ее за собой, на случай если вдруг придется спасаться бегством.

Его опасения напрасны: в бункере никого нет. Близна проходит по комнатам, внимательно прислушиваясь, прежде чем войти: две спальни, кухня, столовая, ванная, несколько пустых комнат, которые Шимон хотел превратить в лабораторию. Тихо шумит вентиляция, мигают галогенные лампы. Близна поворачивает краны – из них идет вода, включает плиту – она работает. Убежище готово принять их. Он чувствует себя так, словно никогда не покидал этого места. Здесь не нужно говорить, не нужно даже думать. Пусть во внешнем мире время бешено крутится, пытаясь ухватить собственный хвост, – в Убежище оно вытягивается во фрунт, не осмеливаясь шевельнуться. Здесь время перестает быть врагом, шулером с четырьмя тузами в рукаве, и становится незначительным и незаметным, как висящая на стене картина: все так привыкли к ней, что когда гости обращают на нее внимание, удивленно вскидывают глаза – ах да, мы совсем о ней забыли.

Ива посапывает в его руках. Он бережно опускает ее на кровать. Теперь его долг – заботиться об этой девочке, чтобы она никогда не кричала от боли, не убегала от криков в спину, чтобы ее глаза никогда не наполнялись слезами. Это будет нетрудно: в Убежище она надежно укрыта от всех, кто мог бы причинить ей зло. Она не унаследует ни судьбу Близны, ни судьбу своей матери. Он создаст для нее новый мир. Она не будет лежать на грязном полу сквота, погребенная под ритмично двигающимся мужским телом. Она не будет поднимать платье, произнося одними губами:"Трахни меня". Ива должна остаться невинной – поэтому она останется здесь, рядом с ним, навсегда.

– Ты будешь счастлива, – повторяет он шепотом, чтобы не разбудить ее. – Я обещаю.

Близна выходит, чтобы запереть дверь. Он бросает последний взгляд на залитый солнцем лес, щелкает замком, и мир замыкается внутри белых бетонных стен. Наступает тишина.

Монстр приходит ночью, когда я собираюсь ложиться спать. Я наклоняюсь поправить одеяло, а когда выпрямляюсь, он уже стоит передо мной – так близко, что я чувствую его дыхание на своем лице. Мы смотрим друг другу в глаза, и пространство вокруг раздвигается, как стены в кукольном домике. Мы оказываемся в центре пустоты.

– Ты чувствуешь это? – спрашиваю я шепотом.

– Да.

– Возбуждение?

– Да. Я чувствую. Ты будешь моей. Вне сомнений.

Он целует мою шею, прижимает к себе, и я содрогаюсь, всхлипывая и постанывая, цепляюсь за его плечи – вокруг темно, все тонет в темноте.

– Я падаю, боже, я падаю, – повторяю я, чувствуя, как слабеют колени.

Монстр держит меня, делает несколько шагов, и я упираюсь спиной во что-то твердое – стену, возможно. Откуда она могла взяться среди этой совершенной пустоты? Я вздрагиваю в руках монстра и повторяю: “Боже мой” – хотя Бог – не тот объект, о котором следует вспоминать в моем положении.

Мои ноги отрываются от земли, я зависаю между небом и землей, между стеной и телом монстра, сжимаюсь в крошечную точку, которая через мгновение расширится до целой Вселенной.

Он целует меня в губы, я отвечаю, пробегаю языком по его зубам, чувствую щель между верхними резцами – такую же, как у меня. В моем случае это только крошечная часть трещины, что разделяет меня на две части. Днем я – Ива. Ночью – игрушка монстра. Возможно, и он разделен на половины: одна из них мне известна, но вторая – нет. В кого ты превращаешься днем, монстр?