Ката отделалась от него – и в следующий миг уже стояла на балконе и курила. Улицу заполонили полицейские машины. А в конце ее стояли другие машины, с логотипами СМИ, и люди с камерами, устремленными на дом.

Раздался звонок в дверь, и незнакомец впустил двоих других. Один из них выразил соболезнования, сказал, что хочет поговорить с Катой и Тоумасом, и уселся за столом напротив них. В отличие от всех остальных в этом доме, он широко улыбался – но не так, словно его сильно рассмешили, а так, словно улыбка когда-то давным-давно застыла на его лице, да так и не сошла. Он рассказал, что его зовут Хильмар и что он будет расследовать гибель их дочери. Сначала Хильмар поговорил с Тоумасом, а затем обратился к Кате; расспросил про машину, которую она видела у дома несколькими днями раньше, и о том, где она сама находилась, когда заметила ее.

– На верхнем этаже… на балконе, – прибавила Ката, чтобы Тоумас не решил, что она заходила в его кабинет, пока его не было дома. Она провела Хильмара с его улыбкой на второй этаж, через спальню, на балкон и указала место, где увидела машину.

– Три раза, – сказала она, и все вновь сели за стол.

Хильмар достал портфель, разложил на столе прозрачные пакетики и попросил Кату и Тоумаса опознать личные вещи Валы. В пакетиках были заколка и две серьги: одна – платиновый крестик, другая – бриллиантовая, которую Ката сама подарила ей на последний день рождения.

– Это всё? – спросила Ката.

– Больше мы пока ничего не нашли. Вы их узнаёте?

– Узнаю сережки, – сказала Ката, кивнув. – А заколку она надела, когда пошла на те танцы. – В одном месте на заколке виднелась грязь, а красная краска была бледнее, чем раньше. – А еще у нее была сумочка, такой ридикюль, куда она клала свою косметику, карточки и все такое. А на шее у нее висел ключ.

– С ключом она не расставалась, – сказал Тоумас. Его глаза округлились и блуждали.

– А что за ключ?

– Крошечный ключик, – ответила Ката. – Вала носила его на шее, на цепочке, с самого детства.

– Это был ключ от ее дома, – сказал Тоумас.

– Ее дома?

– Кукольного домика, – уточнила Ката.

– Увы, ключа не было. Надеюсь, что-нибудь из этого вскоре отыщется; мы продолжаем поиски.

Хильмар достал лист с описанием сумочки и ключа, которое супруги дали еще раньше. Они подтвердили, что описание верно, расписались в том, что опознали вещи, которые осматривали, после чего Хильмар убрал пакетики в портфель.

– А как же ее одежда? – спросила Ката, поняв, что именно тревожило ее все это время. Голос у нее стал визгливым, перед глазами у нее так и стояло это пятно на заколке: она вдруг поняла, что это земля. – Одежда где?

– Одежды не было, – сказал Хильмар, и его улыбка стала еще шире. Ката почуяла, что он хочет что-то скрыть, но сам не в силах.

– Но она была в одежде, – произнесла Ката и закрыла глаза. «Целый год», – сказал кто-то. Она уже целый год была мертва, – но когда Ката попыталась расспросить об этом подробнее, Хильмар исчез, а вместо него появилась Инга и уселась рядом. Ката бросила взгляд на Тоумаса, стоявшего посреди комнаты; лицо у него было безвольное и открытое, словно крутящаяся дверь, которую ветер гонял по кругу. К нему подошел пастор и обнял его.

Полицейские роились, как пчелы, сгрудились со своими приборами и спортивными сумками на верхнем этаже и жужжали там. Инга захотела вспомнить приятные моменты с Валой – и Ката попыталась, а Инга все кивала, а потом попробовала заставить ее поесть печенья, потому что ей нужна энергия, и все вещала о том, что танин, содержащийся в чае, полезен, потому что стимулирует ГАМК – один из четырех крупных нейромедиаторов.

– Они там все вместе действуют, – сказала Инга, стиснув руку Каты. Или это было позже и в другой связи…

На улице зажглись прожектора, и люди в перчатках фотографировали улицу, а другие, в синих комбинезонах, ползали по ней. Ката курила, а потом Инга уложила ее в постель, а потом сидела у изголовья и читала ей книжку.

– Спасибо, – промямлила Ката. Между деревьями поднялся туман, сгустился, обернулся вокруг них с Ингой, и это вызвало у Каты слезу: взаимопомощь, человеческое участие, – нет на свете ничего прекраснее и важнее него! Инга была сияющим, пылающим столпом человеческой любви с миниатюрными ушами и курносым носом. Она распорядилась своей жизнью наилучшим образом: служит другим и на работе, и в свободное время…

– Я была неправа, – произнесла Ката и по шуму в голове поняла, что таблетки начали действовать. – Ее не было в живых. А я-то думала, что почувствую… все это время думала. Я думала, между нами есть связь… А оказалось, это все бред…

Инга ласково обняла ее.

Комнату Валы опечатали скотчем. Кате посоветовали покинуть дом и ночевать у Инги, но она отказалась и сидела в спальне при включенном телевизоре или курила на балконе.

Ей устроили встречу с седой женщиной-полицейским, чтобы поговорить о том, что произошло в минувшие дни, но сказали, что прошли всего сутки. Неожиданно появился пастор вместе с Тоумасом, и они вчетвером уселись за стол в гостиной.

– Меня зовут Сигрун, – сказала женщина, и Ката тоже представилась, не зная, нужно ли это.

Накануне, в одиннадцатом часу утра, сказала Сигрун, в полицию Рейкьявика поступил звонок, что в ложбине, на границе дачного участка на Болотах в Боргарфьорде обнаружен труп. Позвонившим был мужчина, и эту ложбину нашли по его указаниям. В ней под слоем песка находился труп молодой девушки – и тогда возникла подтвердившаяся тем же днем догадка, что это Вала. Место осмотрели и начали поиски позвонившего: звонок поступил с мобильного телефона, который удалось обнаружить по сигналу в мусорном баке на улице Лайкьяргата. Было установлено, что он был куплен накануне в торговом центре «Мьоудд», и, принимая во внимание описание, которое Ката дала машине, стоявшей возле ее дома, был начат просмотр записей с камер слежения на Лайкьяргате и на трассе, ведущей на Мыс, так как было сочтено, что позвонивший и сидевший в машине – одно и то же лицо.

– Хотя я не уверена, – сказала Ката. Многие расспрашивали ее о марке машины и еще множество подробностей про эту машину и про то, сидел ли в ней один, двое или трое; а когда она ответила, что не помнит, ее, кажется, попросили рассказать, что она предположила, – а она не помнила даже, какие именно предположения у нее были на этот счет.

– Мы работаем исходя из множества свидетельств, – сказала Сигрун. После короткой паузы она заявила, что собирается поговорить о том, что им хочется выяснить, – о том, о чем Ката с Тоумасом спрашивали еще раньше. – Мы считаем маловероятным, что с вашей дочерью произошел несчастный случай. Вид места обнаружения на это не указывает. Чтобы окончательно выяснить, что произошло, нужно разыскать человека, который нам позвонил. Может быть, он нашел вашу дочь, но по каким-то причинам не пожелал быть к этому причастным. Однако пока еще рано утверждать, сама ли она покончила с собой, или к ее гибели причастны другие лица.

– К ее гибели причастны другие лица? – переспросила Ката со смехом. – О чем вы? – Пастор наклонился к ней и что-то сказал, но она не слушала. – Зачем? Зачем кому-то понадобилось бы с ней такое делать?

Сигрун повторила, что эти версии еще рассматриваются, а под конец сообщила, что кое-что из сообщенного им с Тоумасом будет высказано на пресс-конференции в полицейском управлении позже сегодня днем, и посоветовала им не читать и не смотреть ничего в СМИ, не слушать сплетен, а если им будут предлагать помощь – принимать ее.

Ката моргала, сидя на диване, курила прямо в помещении и витала в неспокойном сне спутникового телевидения – телевизор, который добрый папа когда-то давным-давно купил для Валы, – что-то про калифорнийских домохозяек, которые держали в руках апельсины, выпивали лишнее, вводили под кожу ботулин, от чего их лица становились одутловатыми и гладкими, ссорились на нескончаемых вечеринках, орали на детей и мужей, а потом одна за другой незаметно для окружающих исчезали из сериала.