— Когда я вернусь, тебя ждет смерть, — передразнил он ее, — Нет, ну серьезно, не дурак ли?
Толик совершенно искренни засмеялся, в его положении эта история казалась особенно очаровательной. Полина немного расправила плечи, и вскоре стала улыбаться вместе с ним.
— Чуть не хватил удар от записки двенадцатилетней, блин, школьницы!
Полина немного расслабилась, история и правда вышла смешной, а Толик был неплохим собеседником. Пусть слушает, ей нравилось смеяться вместе с кем-то. Она расслабилась, ей даже хотелось совершить что-нибудь дурацкое, например, плеснуть себе водки в стакан к остаткам коктейля или щелкнуть Толика по носу. Но ее игривость быстро пропала, она вдруг четко услышала голос своего отца прямо где-то внутри головы.
«Устами младенца глаголет истина».
Этот спокойный ненавистный голос она бы ни с чем не перепутала. Полина стала оглядываться, думала, что он появится за столиком, как и отец Толика, но вокруг ничего не менялось. Впрочем, и голос больше не звучал.
— Чего такое, какая паранойя тебя разбила?
— Крысиный король показался, — машинально соврала она. Теперь она была готова выставить себя трусихой, это лучше, чем сумасшедшей.
— Да все там нормально, — Толик придвинул стул ближе к ней.
Лишь бы ее всевидящий вездесущий отец не говорил ей о том, что Марк действительно встретил смерть. Последний раз она слышала о его жизни около пяти лет назад, это было почти невероятно, чтобы отец решил отомстить не сразу.
А ведь у нее был номер Марка, она могла сотню раз позвонить ему и не чувствовать всего этого. Часто Полина действовала по принципу, что не стоит забивать эту хорошенькую головку дурными мыслями, все место в ней она оставляла для акул. Она посмотрела на Толика в надежде, что он отвлечет ее.
— В ответ я расскажу тебе историю про разлучницу, — тут же заговорил он, будто прочитал ее мысли. Толик встал со сцены и поманил ее рукой вернуться за их столик, Полина последовала за ним.
— Это было около трех лет назад, я тогда влюбился совершенно без памяти. В тот день я только вышел из квартиры одного своего товарища, голова у меня была кошмарная, но ясная, думал, может, девочку себе найти, но совсем другой профессии, не такую, как Рита, которую я встретил. Все было, как положено, она сидела в светлом платьице на лавочке на аллее, читала книжку. Почти евангелие, правда от палача, братьев Вайнеров. Ветер колыхал ее челку и самый краешек платья, солнце светило на скулы, все тело казалось нагретым летом. В таких ярких красках она мне предстала тогда, птички, значит, запели, люди на улицах перестали галдеть, и вместо бензина только липами и пахло. Я подсел к ней, она, конечно, напряглась, испугалась даже, думала уйти, но я сумел показаться ей хорошим, обаял ее рассказами про книгу, я ее сам как-то прочел и хорошо помнил. Слово за слово, мы с ней влюбились друг в друга, и я был таким молодцом, видел, что она хорошая, поэтому водил ее по кино и театрам, прежде чем в койку к ней залезть. Тогда у меня дела очень хорошо шли, и машина у меня была, и деньги на все безделушки, а Рите я говорил, что у меня бизнес. Но мамка ее сразу все пронюхала, поняла, что я — дурной кавалер для ее дочери. И наркоманом меня называла, и мошенником, и ни разу не ошиблась.
Наркоман, к тому же. Полина никогда не знала кого-то лично, кто плотно бы сидел бы на наркотиках, хотя, несомненно, среди знакомых ее родственников такие люди должны быть. Полине хотелось расспросить его обо всем этом, но не знала, можно ли об этом говорить с наркоманом.
— Рита из-за этого здорово нервничала, просила меня не приходить к ней домой, собиралась встречаться со мной втайне от мамы, но в такие детские игры я не хотел играть. Представляешь, однажды, когда я появился на пороге их дома, маман вызвала полицию. Чем я только не занимался, а меня ни разу не ловили, а тут менты хотели забрать меня потому, что я якобы проник к ним в квартиру. Потом маман стала пугать меня несуществующим бывшим парнем Риты, который вот-вот должен вернуться из тюрьмы. Рецидивист, все повторяла она. А я все не мог взять в толк, откуда у столь хорошей девочки может быть такой мужчина? А ее маман мне говорила, а ты у нее, значит, откуда? Что свалился на голову? Представляешь, даже завела собаку, значит, смесь овчарки с волкодавом, чтобы меня из дому выгонять. Только мы с Баском подружились, он не враг мне был.
Толик посмеивался, будто даже с уважением говорил об этой женщине, словно она запала ему в душу даже больше его Риты.
— И вы с Ритой до сих пор вместе.
Толик невесело засмеялся и махнул рукой.
— Не сошлись характером, быстро разбежались, она сейчас воспитывает моего ребенка.
Полина ужаснула легкость, с которой он это сказал. Она не любила думать о детях, для нее это была неприятная тема, но в то же время она знала, что если бы у нее была своя кроха, то она бы вложила в нее всю душу.
— И кто у тебя? Дочь?
— Аленочка, да, такая хорошая девочка, говорит уже киса и мама. Я к ним часто приезжаю, деньги, подарки привожу.
Полина думала, что, может быть, денег и подарков было бы достаточно, а самому отцу появляться там было вовсе необязательно. Ребенку хорошо знать, что его любят как можно больше людей, но не плохо ли понимать, что тот, кто должен быть рядом и отдавать всю свою любовь, нуждается в другой жизни? Духота вокруг не давала ей дышать полной грудью, поэтому накопившаяся злость не находила выхода. Ей бы выйти на улицу, проморозить щеки и руки, чтобы переключить все внимание на физический дискомфорт. Или хотя бы пересесть от Толика за другой стол и успокоиться, но вокруг было везде темно и страшно.
Барная стойка снова осветилась, за ней стоял Лазарь, будто бы никуда и не пропадал. Он подсчитывал мелочь в банке с надписью «на поездку во Владивосток», а они с Толиком не только ведь не оставили ему чаевых, а даже не заплатили за напитки.
— Посмеялся и будет, давай-ка, друг, теперь рассказывай, что тут творится, — вполне миролюбиво сказал Толик.
Лазарь выставил указательный палец вперед.
— Для начала я вам кое-что покажу.
Он полез под стойку, Толик сразу весь напружился, будто тот мог достать нечто нехорошее. Но в руках у Лазаря оказалась далеко не опасная вещь, он вытащил картину, которую с трудом поставил на стойку.
— Рогир ван дер Вейден «Святой Лука, изображающий Мадонну».
Он наклонил картину в темно-коричневой раме цвета мебели в кабинете отца Полины, на ней были изображена Мадонна в красивой одежде и мужчина, преклонившийся на одно колено. Сзади виднелась река, уходящая вдаль, по краям нее город, и еще два человека, повернувшихся к зрителю, Марии и Луке спиной. Но Полину бы все это не впечатлило, если бы не бледное существо, прильнувшее к груди Мадонны. Ей нужно было его рассмотреть, узнать ближе, поэтому бар, ее головная боль и неизвестность ушли на второй план. Прежде чем встать со стула, она увидела впереди себя спину Толика, который будто завороженный шел к картине.
— Согласно преданию, Святой Лука впервые нарисовал Мадонну, поэтому он в некоторых странах считался покровителем художников. Он долгое время не мог изобразить ее, не мог вспомнить ее черт, поэтому она предстала перед ним сама. Личная, достижимая, святая, он видел ее и мог писать. На картине она изображена на троне с резьбой, изображающей Адама и Еву, которые напоминают нам о собственных грехах. Ее лицо естественно, но в тоже время идеально, Лука с благоговением смотрит на святыню.
Совершенными руками она обхватила свою грудь, на соске виднеется капелька молока, стекающая в рот младенцу.
Полина сконцентрировала все внимание на нем и перестала слушать, о чем говорит Лазарь. Младенец был ужасен. Не уродлив, какими она привыкла видеть детей на картинах, огромных и пухлых, наоборот, художник, должно быть, пытался придать ему больше естественной красоты. У него были длинные пальчики на руках и ногах, хорошо различимые индивидуальные черты лица, складки на шее и локотке выглядели очень живыми. Тем не менее, даже не смотря на улыбку, Полина была уверена, что он страдал. Плечики были прижаты к груди, весь позвоночник выпрямлен, даже голова не могла опрокинуться матери на руку, все конечности были напряжены, выгибались, будто бы у него вот-вот случится судорога. Животик был надут, и даже кожа приобрела некоторый сероватый оттенок. Ему нужна была помощь, а он был счастлив и таким лежать рядом с мамой.
