— Покажи мне гребучую дверь. Ладно?

Последнее слово он сказал вполне дружелюбно, но это не делало его более располагающим.

Полина боялась, что теперь бармен точно им ничего не расскажет, а еще было страшно, что вдруг кому-то из них придется оказывать медицинскую помощь.

— Слушай, ты бы угомонился.

Лазарь вдруг улыбнулся, а потом продолжил, будто бы совсем не замечал, как Толя тянет его к себе.

— Игра в ассоциации — это прекрасная идея! Вот тебе достается история про крепость, воина или суд!

— Я очень игривый, правда, но сейчас ты поможешь рам разобраться, что здесь, мать твою, происходит, и я буду травить байки хоть до утра.

Как ужасно он был зол. Полине симпатизировал бармен, хотелось обойтись без травм.

— Я пойду щупать стены дальше. И тебе лучше ко мне присоединиться.

И Полина действительно пошла. Если агрессивность Толи перельется через край, она вмешается, но до этого момента она не собиралась ввязываться в конфликты с психопатами. Ее воображение нарисовало, что сейчас она услышит выстрел за спиной и будет винить себя за жизнь бедняжки-бармена до конца своих дней. Вместо этого она услышала, как звякнули бутылки, видимо Толя стукнул Лазаря об шкаф. Не оборачиваясь, она продолжила трогать стену, и подумала, что так, должно быть, чувствуют себя дети во время ссоры родителей. Они продолжали о чем-то переговариваться, и Полина поняла, что все-таки ей немного страшно.

Если они придут к мирному соглашению, и бармен что-то расскажет, то наверняка, Толя ее оповестит, несмотря на то, что он был бандитом с пистолетом. Вот так она поступала с проблемами, рано или поздно отключалась от них. Полина стала напевать мелодию, чтобы совсем ничего не слышать. «Враги сожгли родную хату, сгубили всю его семью», потом мычание и снова эта фраза, потому что она не могла вспомнить больше слов песни, случайно пришедшей ей на ум.

Когда она запела, ей показалось, что они стали говорить тише. Она обошла все стены, а дверь так и не нашлась. Полина почувствовала запах сигарет и краем глаза увидела, что Толя отошел от Лазаря на несколько шагов, а потом света в баре стало еще меньше, лампочки барной стойки погасли.

— Где он?! Так, дружок, куда ты делся, обиделся, в самом деле?

Огонек его сигареты оказался у барной стойки и кружил вокруг нее, взметая то вверх, то падая вниз, пока не погас.

— Полина, он исчез!

— И я понимаю его.

— Его просто нет! Я отвернулся-то на несколько секунд!

— Не знаю, попробуй отыскать бутылку, которой часто пользуются, может быть, если ее отодвинуть, откроется тайный вход.

— Слушай, ты что выбраться не хочешь?

Полина хотела, но не так сильно, как могла бы. У нее были мысли покориться этому месту, которые будто приглушали все остальные желания. Но все-таки она едва ли стала менее тревожной.

— Именно поэтому я пытаюсь найти дверь.

Толя еще покрутился около барной стойки, безуспешно пытаясь найти пропавшего Лазаря, а потом присоединился к поискам двери. Полину не удивило исчезновение Лазаря, все место казалось нестабильным, так почему же какому-то парню с красной бабочкой чем-то отличаться от окружения.

Еще раз обойдя помещение со всех сторон, они не нащупали ни входной двери, ни туалетной комнаты, ни даже окон. Потом, обжигаясь и матерясь, они ходили вдоль стен с зажигалками и горящими салфетками, и снова не нашли ничего интересного. Периодически они перекидывались несколькими фразами, но в основном каждый был погружен в себя.

— А где-то же все-таки должен быть тайный ход для Лазаря? Или он голограмма!

— Может, в напитках что-то было?

— Что насчет вентиляционных шахт? По ним можно лазить, как в фильмах?

— Может, выпить еще?

— А если громко орать, вдруг кто-то услышит?

— А я выпью-ка еще, Лазарь не обидится.

— А-а-а!

— Тебе тоже надо выпить. Кстати, у меня есть предположение, что ты — мой сон. И бар — мой сон.

— Думаю, дело в магии.

— Вот проснусь и все позабуду. А если так каждую ночь?

В какой-то момент Полина почти лоб в лоб столкнулась с Толиком, они оба нажали на зажигалки. По его лицу она поняла, что его тоже охватила эта апатия, будто взятая извне, и не так уж сильно ему хотелось искать выход.

— Посидим немного и будем думать дальше, окей? А я все-таки расскажу тебе историю про суд.

Они снова заняли свои изначальные позиции за единственным освещенным столиком в баре. Полина обмахивалась рукой, но ей не становилось менее душно. Все пространство бара будто находилось в стагнации, и ей казалось, что ее впечатления и эмоции после появления здесь тоже едва ли менялись.

— Ты все угадала про меня. Когда я был еще маленьким Толиком среди своих ребят, и как котенок тыкался носом то к одним, то к другим в поисках своего пути, один очень серьезный парень отправил меня на задание. Другой невероятно серьезный парень, его непосредственный начальник, попал под суд. Плати, пугай, раком на горе свисти, а не посадить его не могли. Задумал тогда первый серьезный парень устроить облаву на дороге, когда его начальника бы перевозили из здания суда в тюрьму. Хотел, значит, так выслужатся, потому что на его место рановато было метить. Путь был известен, он собрал вооруженных до зубов людей сторожить дорогу, да на обходные пути тоже поставил мужиков, только поменьше. Я, значит, оказался на главной дороге. И вот я стою там, жду полицейские тачки, и думаю, а ведь все это большая ошибка. Промажу — так в меня могут попасть на смерть, а если они промажут, а у нас ничего не удастся — сяду на пятнадцать лет за нападение на стража правопорядка. А попаду — так ведь эта целая человеческая жизнь. Вот он, мужичок рос, развивался, устроился полицейским вовсе не из-за злости, а просто потому, что еще подростком посчитал эту профессию крутой. И вот он вышел на работу, думал, жутко, конечно, такого авторитета везти, зато вечерком расскажу любимой жене, какой я бесстрашный. Или потравлю байки за бутылкой. Или даже посижу один и посмотрю сериал, и думать об этом забуду. Такой обычный день, пусть даже с рабочей перчинкой, станет вдруг совершенно случайно последним. А ведь это будет даже не самозащита, все это ради какого-то другого мужика. И так мне плохо стало от этой мысли, такая тоска взяла, что я даже думал, что зря я ввязался в этот бизнес, не твое это, Толян. А еще я думал, какого это быть тем самым серьезным мужиком в тачке, который может заплатить парням деньги, чтобы они стояли тут на дороге и рефлексировали, как я. Думал даже отдать оружие и уйти в лес, посреди которого и вилась дорога, и остаться там наедине с собой, как отшельник. Да ребята бы не поняли. Но был подан знак свыше, который как бы мне сказал: живи, Толик, не губи свою жизнь. Машина с невероятно серьезным парнем поехала по другому пути.

— А в другом месте облава была?

— А, да, всех кого не перестреляли, посадили, ничего у них не вышло. Так и сидят мужики.

Он отмахнулся, будто эта информация была совершенно не важной в его повествовании. Вот история, как он чуть не прозрел — это рассказ о нем, а как провалилась облава — это все суета сует.

Полина и до этого знала, что он бандит, но что он делал конкретно, могла только догадываться. Было немного странно, Толик показался ей обаятельным и благодушным, исключая момент вспышки гнева с Лазарем, а выходило, что такой вот человек стоял с огнестрельным оружием у дороги, собираясь пристрелить полицейского. Разговоры о тюрьме иррационально казались ей невероятно мрачными, поэтому Полине хотелось быстрее перевести тему.

— И что, как я понимаю, после этого ты не решил оставить свои мерзкие делишки и стать отшельником в лесу?

— Не поверишь, сразу после этого мне подвернулось такое замечательное дело, что я позабыл про все на свете.

Полина пока не могла понять, дело было в деньгах или в адреналине, да и ответ ее не особенно интересовал. Она не могла представить концепцию жизни, при которой ей хотелось бы ради чего-то (а не кого-то, это еще допускалось) подвергать себя такой опасности. Ее отец был именно из таких людей, но она не понимала его всю жизнь, а что сложилось у незнакомца в голове, ей наверняка было не познать. Жалкие опустившиеся люди достойны лишь порицания и жалости, вот что она думала.