Полина ни разу не была в коммунальных квартирах и даже не видела маргинальных детей, однако образ Ярика ей представился ярко. Ей казалось, что и сейчас он должен ходить в драных тапках.
— И чем теперь занимается Ярик?
— А, торгует на крытом рынке сумками да кошельками. Я ему все говорю заняться чем-то посерьезнее, а он отвечает, что поставщик у него такой хороший, турок, приглашает его каждое лето к себе. Да только Ярик за всю жизнь в Турцию и не съездил, не сильно-то он своими связями пользуется.
— Чокнутый парень?
— Так его и называют чаще всего. Особенно психиатры.
Толик говорил с таким теплом о своем друге, и даже когда он его осуждал, казалось, будто втайне им восхищался. Полина даже позавидовала такому умению. Ей хотелось рассказать о ком-то, про кого она могла говорить с такой же любовью. Иногда ей казалось, что она сама не слишком способна правильно любить. Отчаянно, может быть, а в своей теплоте она была не уверена. Раньше она могла с уверенностью сказать, что к маме она относится со всем теплом, но в последнее время она сомневалась и в этом.
— Воровство, детские сигареты, боевики, ага. В первый раз, когда я взяла в рот сигарету, мне было уже четырнадцать. Я все-таки всегда неплохо училась, к тому же в понтовой частной школе, но это неинтересно для истории. Расскажу о боевике.
Толик думал, что Полина расскажет ему сюжет фильма. Она расслабилась, успокоилась, и было не похоже, что она готова к откровенностям. Может, тем лучше для нее, он был рад послушать о чем угодно.
— Когда мне исполнилось семь лет, мама повела меня в парк аттракционов, а после него пообещала сводить в кино на мультфильм. Был выходной день, и так случилось, что все билеты на детские сеансы уже раскупили. Я была капризной плаксой и сразу разобиделась на маму, говорила, что она испортила мой идеальный день рождения. Она, конечно, жутко расстроилась и стала искать в расписании хоть что-то, куда меня можно было бы сводить. Мама увидела фильм с названием «Акулы», жанр боевик, с виду ничего криминального, если так можно выразиться.
— Это ж твои любимые животные.
— Теперь да. Видимо слава «Челюстей» прошла мимо мамы, она ничего не заподозрила, и повела меня на этот фильм.
А там ожидаемо акулы-убийцы, охотящиеся за людьми, перевернутые корабли, откусанные конечности, розовая от крови вода, смерть в больнице и где только угодно. Мама несколько раз порывалась увести меня с фильма, но я вцепилась в кресло и не двигалась с места. После кино я упрямо твердила, что мне было вовсе не страшно, храбрилась, говорила, что это лучше мультфильма. Уже дома, пока я сидела в ванной, на меня напал жуткий страх, что сейчас гигантская белая акула прямо передо мной прорвет дно и откусит мое лицо. Серьезно, так и представляла, ни руку, ни ногу, а снимет с меня лицо, как маску.
Полина вцепилась напряженными пальцами в свои щеки и стала водить рукой из стороны в сторону. Сняла, значит, с себя лицо.
— Какая нелицеприятная акула.
— Ага. Но об этом я тоже не сказала маме, потому что я тогда уже понимала, что это детские глупости. Мама отвела меня спать, у меня была отдельная комната, и в течение нескольких часов я лежала в ужасе и не могла заснуть. Я думала, а вдруг случился глобальный потоп, и все этажи ниже моего уже затоплены, и то, что акула хотела сделать со мной в ванной, она осуществит прямо тут в комнате. Прорвет мордой пол, выпрыгнет ко мне на кровать и ухватит за бочок. Ну или за лицо, эта мысль не оставляла меня в покое. Или начнется огромный цунами, который волшебным образом доберется до Москвы, и вместе с тоннами воды, сами по себе не казались мне такими уж страшными, прямо в окно ко мне влетит большая белая акула. Через несколько часов я не выдержала и на цыпочках побежала к маме в комнату, чтобы не привлечь большую белую акулу. Жутко стыдясь, я во всем ей призналась, и она, бедняжка, так себя винила за этот фильм, и так жалела меня, что я еще несколько недель спала с ней в одной постели и держала ее за ручку, пока мылась в ванной. Потом мама решила бороться с моим страхом своими методами. Она сводила меня в океанариум, в котором я посмотрела на настоящих акул, купила мне книжку с цветными фотографиями, пластмассовую заводную игрушку и даже плюшевую. И постепенно мой страх ушел, то чего я так боялась, я полюбила больше всего на свете.
Последнюю фразу она нарочно произнесла с театральным пафосом и с гордостью посмотрела на Толика.
— Хотя и сейчас акулы меня жутко будоражат, но за это я их и люблю. Ну знаешь, привязываешься к тому, к чему испытываешь эмоции.
— Понимаю, это как держать оружие в руке. Или заходить к моему батьке, когда у него водка закончилась.
— Мне показалось, что от отца своего ты никаких положительных эмоций не испытывал.
— Да все-таки он мой.
Полина повела плечами, не поняла, значит, его. Ему хотелось вспомнить какую-нибудь историю об акулах в ответ, чтобы она слушала его с таким же восторгом, с каким рассказывала о них, но на ум приходили только «Челюсти. Еще однажды он чем-то закинулся и смотрел передачу по Animal Planet про то, как какой-то чокнутый мужик обнимался с акулами, но если бы он только мог вспомнить оттуда хоть что-то.
Молчание затягивалось, Полина погрузилась в свои мысли и совершенно им не тяготилась. Выплыв из своих мечтаний, она вдруг спросила:
— А ты стрелять умеешь?
— Ясен пень.
— Покажи.
Он заулыбался ей, взяла его, значит, на понт. Тут-то он мог ее впечатлить. Может, киллером ему и не быть, но стрелял он хорошо. Он вытащил пушку, и перед глазами у него ясно промелькнуло, как он держит ее у головы Полины, запах ее волос, сдавленное всхлипывание. Рука у него не дрогнула, а вот сердце забеспокоилось, задрожало в груди. Он выстрелил, и его голову проткнула такая глубокая боль, будто пуля гуляла где-то у него во внутреннем ухе. Полина тоже дернулась и стала тереться то одним, то другим ухом о плечи. В голове звенело, и только когда звук сузился до писка, Толик увидел, что недопитая бутылка водки, оставленная отцом, разлетелась вдребезги.
Полина злобно ругалась, и по кусочкам фраз, сложенных матом, он понял, что у нее такой же оркестр в ушах.
Вдруг из темноты выехала девушка на роликах в форме официантки из американского дайнера или, может быть, из «Твин Пикс». Волосы под символической шапочкой на резинке были собраны в два хвоста, не достающих ей до плеч, а в ушах болтались сережки-кольца. На ее руке висел браслетик с бусинками, которые можно потом докупать, он постоянно дарил такие Рите. Сама официантка была такой миленькой, что надавить на нее будет проще простого. В руках она держала веник и совок с длинной ручкой под цвет ее формы.
— Кошмар какой, блин! Осколки разлетелись по всему полу! И как прикажите теперь это собирать?!
— Девушка, пожалуйста, скажите, что это за бар? Что это за место? — перебила ее Полина.
— Мы обязательно оставим вам большие чаевые за неудобства. Расскажите-ка нам об этом месте, и я тогда точно уберу пистолет, и не будет в вашем баре ни одного лишнего осколочка.
Официантка поставила руку на талию, в которой все еще сжимала веник, и посмотрела на Толика крайне раздраженно.
— Вы посмотрите-ка только на него, угрожает мне пушкой, нахал. Лучше бы о детях подумали.
— О каких еще детях?
— О своих, бедняжка. Только и болтаете о том, какие вы были славные детишки, надрачиваете своему прошлому. Детский сад просто. Вам бы полюбить кого-то, и дело с концами. Раз не можете сложившихся людей принять, то хотя бы своего в мир привели.
— А у меня есть дочь, Алена зовут.
— Ой, а я, думаешь, глухая и не слышала? Разве это твоя настоящая дочь, а не куколка, которой ты даришь подарки?
— Да чего ты знаешь, а?
Толик медленно пошел в ее сторону, не особенно представляя, что планирует сделать. Нашлись, значит, девочки, которые будут осуждать его. Подойдя ближе, он все-таки остановился.
— У меня была подруга, нервная просто капец. Сама работала врачом, все вокруг ее до жути бесили. Но тут она залетела от одного придурка, кажется, он был военным каким-то, красавчик, но долбанутый просто в краину. Вышла она за него замуж, родила ребенка, и вдруг полюбила его всем нутром, каждой клеточкой, которой его питала. Она сразу стала ласковой, нежной, хотела показать своему малышу, сколько хорошего в мире, как можно полюбить все то, что она сама когда-то не смогла. Для него она сама стала стараться, ее доброта к малышу ей здорово помогала, она полюбила своего долбанутого мужа, стала пациентам улыбаться. Думала, что с малышом будет тяжело, она только раздражительнее станет, а оказалось, что нашла свое место.
