Лейя отвернулась от собранных вещей и взглянула в сторону двери, которую Ц-ЗПО открыл, чтобы впустить Элегоса А'Кла. Каамаси был в золотистом плаще, вышитом пурпурными нитями под цвет полос на его липе и плечах. Он улыбнулся ей и отмахнулся от предложения Ц-ЗПО взять его плащ.

– Я думала, что уже буду готова, - вздохнув, сказала Лейя, - но я еще не совсем закончила собираться. Не знаю, когда я сюда вернусь, а мне хочется взять с собой кое-что из того, что мне дорого.

– Прошу вас, не спешите, - сказал Элегос и пожал плечами. - Если бы не мои обязанности в сенате, мы бы улетели неделю назад.

Лейя знаком предложила ему пройти в двухэтажную гостиную, и каамаси уселся на стул, обтянутый кожей нерфа, около огромного окна, из которого открывался вид на городской пейзаж

Корусканта. Из южной прихожей можно было пройти в кабинет Лейи - когда-то здесь была комната ее сыновей - и маленькую спальню Джейны, превратившуюся в комнату для гостей, когда та отправилась в академию. Спальня Лейи и Хэна находилась на втором этаже, и в нее вела винтовая лестница, пристроенная к стене. Кухня располагалась к северу от гостиной - их разделяла небольшая столовая.

Лейя положила маленький кубик с голографическим изображением в сумку и принялась закрывать застежки.

– Сенат не хотел отпускать вас сразу?

– Сомневаюсь, что они вообще хотели меня отпускать, но у них не было выбора. Они специально загрузили меня работой в комитете и придумали кучу мелких поручений. Моя дочь занялась ими вместо меня. Релекуи будет выступать в роли моей связной с сенатом во время моего отсутствия. Я был так занят, что даже не мог с вами связаться.

– Ну, ваша дочь сообщила мне, почему вы задерживаетесь.

Лейя выпрямилась и посмотрела на три красных матерчатых чемодана, набитых до отказа одеждой и вещами, которые она просто не могла оставить.

Я покинула Алдераан с гораздо меньшим количеством вещей. Прошло четверть века, и я снова вынуждена бежать - но на сей раз от угрызений совести, а не от физической опасности.

– Мне давно следовало быть готовой, но постоянно возникают какие-то неотложные дела.

Прежде чем Лейя успела объяснить, что имеет в виду, она увидела, как у Элегоса раздулись ноздри и его взгляд переместился на верхнюю площадку лестницы. Лейя обернулась и увидела своего мужа, Хэна. Тот стоял в дверном проеме, положив обе руки на косяк. Она вздрогнула: его изможденное лицо и положение рук напомнили ей о том, как он был заморожен в карбоните. Ей хотелось думать, что темные круги под глазами - всего лишь игра света и тени, но Лейя понимала, что обманывает себя.

Она услышала, как Элегос поднялся со стула.

– Капитан Соло.

Хэн медленно поднял голову и прищурился, повернувшись на голос.

– Каамаси? Элегос, не так ли? Сенатор?

– Да.

Хэн с трудом сделал несколько шагов вперед и чуть не упал с лестницы. Он успел ухватиться за перила, спустился на пару ступенек и заскользил вниз. Восстановив равновесие, он спрыгнул через последние ступеньки на пол и прошел мимо Лейи. С тихим стоном Хэн плюхнулся на стул, стоящий напротив Элегоса. В свете, падающем из окна, пятна на когда-то белоснежной рубашке Хэна казались особенно яркими. Воротник, манжеты и локти были черными от грязи. Давно не чищенные сапоги, мятые брюки, нечесаные волосы. Хэн провел рукой по заросшему щетиной подбородку, и Элегос успел заметить черные полоски у него под ногтями.

– Я хочу задать вам один вопрос, Элегос.

– С удовольствием на него отвечу.

Хэн кивнул, казалось, его голова просто прицеплена к позвоночнику, а мышцы отказались ее поддерживать.

– Насколько я понимаю, вы, каамаси, можете хранить воспоминания. Сильные воспоминания.

Лейя посмотрела на Элегоса.

– Простите меня, Элегос. Я узнала об этом от Люка и думала, что мой муж… Каамаси покачал головой.

– Я не сомневаюсь, что вам всем можно доверить знание о мемниях. Важные события, происходящие в нашей жизни, оставляют воспоминания. Мы в состоянии передавать их таким же, как мы, и некоторым джедаям. Воспоминания должны быть очень сильными и значительными, чтобы стать мемниями.

– Да, сильные воспоминания не желают уходить, - Хэн уставился в точку между стеной и краем окна. Он на мгновение замолчал, а затем строго посмотрел на Элегоса. - Мне вот что интересно: как вы от них избавляетесь? Как прогоняете из своей головы?

Мука в голосе Хэна разрывала сердце Лейи.

– Хэн…

Он поднял руку, заставив ее замолчать. На лице у него появилось злое выражение.

– Как вы это делаете, Элегос? Каамаси чуть приподнял подбородок.

– Мы не можем от них избавиться, капитан Соло. Делясь ими, мы разделяем их тяжесть, но прогнать их вовсе мы не в силах.

Хэн зарычал и потянулся вперед, прижав к глазам руки.

– Я бы их вырвал, если бы это помогло мне перестать видеть… Знаете, я бы непременно так и сделал. Не колеблясь ни единой секунды. Я не могу перестать видеть, видеть его, видеть, как он умирает…

Его голос превратился в басовитый грохот, грубый, жесткий, похожий на звук разрывающегося феррокрита.

– Я постоянно его вижу, вижу, как он стоит… Он спас моего сына. Спас Анакина. Швырнул прямо мне в руки. А потом, когда я снова на него посмотрел, порыв ветра сбил его с ног и на него упал дом. Но он все равно поднялся. Он был весь в крови и ранах, но он встал. Он стоял и протягивал ко мне руки. Протягивал ко мне руки и просил, чтобы я его спас. Так же как он спас Анакина.

Хэн замолчал, его кадык, ходил ходуном.

– Неужели вы не понимаете - я его видел. Он стоял, а на Сернпидаль падала луна. Воздух вокруг нас сгустился. А он стоял и кричал. Он превратился в черный силуэт. А потом оно его пожрало. Я видел его кости. Они тоже стали черными, затем белыми, такими белыми, что было больно глазам. И все, - Хэн вытер нос рукой. - Мой лучший друг, мой единственный и самый верный друг, которому я позволил умереть. Как я могу забыть об этом? Скажите мне.

Голос Элегоса звучал мягко и одновременно его наполняла внутренняя сила.

– Ваши воспоминания - это частично то, что вы видели, а частично - ваши страхи. Вы считаете, что предали его, и вам кажется, будто именно так он думал в последние минуты своей жизни. Но вы не можете знать наверняка. Память никогда не бывает такой четкой и определенной.

– Вы не знаете, вас там не было.

– Да, меня там не было, но мне довелось переживать похожие ситуации, - каамаси сгорбился, и его красный плащ складками скользнул на пол. - В первый раз в жизни, когда я воспользовался бластером, я убил троих. Я видел, как они завертелись на месте, а потом упали. Я смотрел, как они умирают, и знал, что это воспоминание останется со мной навсегда, воспоминание о том, как я лишил их жизни. Потом мне объяснили, что бластер лишь оглушил их. Получилось, что я ошибся. Может быть, вы тоже ошибаетесь.

Хэн с вызовом покачал головой.

– Чуй был моим другом. Он на меня рассчитывал, а я его предал.

– Не думаю, что он так считал.

– Откуда вам знать, вы же не были с ним знакомы! - проревел Хэн.

Элегос положил руку ему на колено.

– Да, я не был с ним знаком, но много о нем слышал. Он спас вашего сына, и это говорит о том, как сильно он вас любил.

– Он не мог меня любить. Чуй умер, ненавидя меня. Я его бросил. Оставил умирать. Его последние мысли были наполнены ненавистью ко мне.

– Нет, Хэн, нет, - Лейя опустилась на колени рядом с мужем и взяла его за руку. - Ты не должен так думать.

– Я там был, Лейя. Я мог спасти Чуй и не спас. Я оставил его умирать.

– Что бы вы ни думали, капитан Соло, Чубакка считал по-другому.

– Откуда вы можете это знать?

– А как может быть иначе? Он спас вашего сына. С точки зрения Чубакки, Анакин спас вас, когда увел "Тысячелетний сокол" на безопасное расстояние от места катастрофы. Чубакка спас вас еще раз, на сей раз через вашего сына. Сейчас вы думаете иначе, но со временем поймете, что это правда. Когда будете снова переживать те события, подумайте о том, что я вам сказал. Чубакка умер, как благородный герой, радуясь тому, что вы остались в живых. Считая иначе, вы оскорбляете его память.