- Нет, - решительно сказала я, не находя места для той глупой концепции компромисса, которую она пыталась использовать в этом нелепом разговоре.

- Анастасия, - снова выпалил папа, на этот раз глядя мне прямо в глаза, - это твоя сестра, вечеринка по случаю помолвки старшей сестры. Ты будешь играть на пианино, хочешь ты этого или нет.

Я уже привыкла к его резкому тону и жесткому выбору слов. Большинство людей утверждали, что они никогда не привыкнут к жестокости своих родителей. Наверное, я тоже была из числа таких... Он больше не мог до меня достучаться, хотя очень, очень сильно старался. В конце концов, я была позором всей семьи. Мне нравилось быть таким позором. Это означало, что я не была одной из них.

Вот почему я больше не боялся говорить громко. Два года назад они уже предали меня, поэтому теперь, независимо от того, что они сделают или скажут, мне было бы наплевать. Поэтому я бросила на него лукавый взгляд и ответила:

- Я не марионетка, чтобы меня насильно заставляли делать то, что я не хочу. Я вообще не хочу принимать участие в вечеринке по случаю помолвки. Поскольку мой голос - единственный, который имеет значение, я думаю, что эта дискуссия закончена.

Лицо папы исказилось, превратившись в то сердитое лицо, которое он мне постоянно дарил. Мне даже не нужно было больше держать себя в руках. Я просто ждала, пока он полностью не впился в меня взглядом. Эмма, однако, использовала более очаровательный способ - умоляюще смотреть на меня.

- Я бы не стала просить тебя об этом, если бы у меня не было другого выбора, - умоляла она. - скрипач бросил нас в последнюю минуту, и у нас нет времени до завтра. Так что, пожалуйста. Только в этот раз помоги мне выбраться.

Я посмотрела на нее и поняла, что делаю это исключительно из злости. Но моя семья заслужила всю ту злобу, которая у меня была. Даже Эмма, которую я любила, делала достаточно, чтобы время от времени об этом напоминать.

- Ты помогла мне, когда я нуждалась в тебе?- Спросила я ее низким, резким, злым голосом. Она заметно вздрогнула. - Именно так я и думала.

- Настя!- на этот раз мой отец говорил, нет... почти кричал, и его голос зазвенел во внезапно наступившей тишине ресторана. Он бросил на меня гневный взгляд. Упс, я же совсем забыла. Я упомянула о той ночи, которую нельзя упоминать. - Ты немедленно прекратишь нести эту чушь, или я лешу тебя карманных денег!

Папа считал, что это реальная угроза. Мне было двадцать четыре года, я зарабатывала свои собственные деньги, а он все еще верил в ежемесячное пособие для меня и моей сестры, которая теперь была мультимиллионером. Несмотря на то, что с работой у меня было туго, я не трогала банковский счет, на который он положил свои собственные деньги. Обычно я не возражала, чтобы люди платили за меня – черт возьми, я предпочитала это. Но с моим отцом никакие деньги никогда не смогут стереть то, что он сделал. И хотя я играла цивилизованную и пыталась быть выше самой себя, включаясь во все семейные дела, несмотря ни на что, моя ненависть к нему и всей моей семье никогда не уйдет.

- Даже если бы я стала бездомной, я бы не стала трогать твои грязные деньги, - мрачно пробормотала я, бросив на него свой собственный сатанинский взгляд. В эту игру можно было играть вдвоем, и хотя мой отец был грозным врагом, он хорошо учил меня, и я тоже могла ответить ему тем же.

- Пожалуйста, перестань, - прошептала Эмма, и когда я взглянула на нее, то увидела слезы, мерцающие в ее глазах. Королева драмы вернулась. - Я не выношу, когда вы ругаетесь.

Папа, который действительно уважал Эмму, бросил на меня последний сердитый взгляд, прежде чем устроиться на своем месте. Я еще не закончила этот бой, но, видя, что Эмма вот – вот устроит сцену - я успокоилась.

Но теперь душевные глаза Эммы были обращены ко мне, и она прошептала: - Пожалуйста, Настя. Помолвка состоится завтра.

Я не была жестоким человеком, или, по крайней мере, я не думала о себе как о таковом. Если бы кто-то еще попросил меня сыграть на пианино на их вечеринке, мой ответ все равно был бы громким "нет". Но тогда, Эмма действительно поддерживала меня, хотя и не полностью, и это было больше, чем кто-либо из моей близкой семьи... Конечно, бабушка защищала бы меня, как львица, но ее не было здесь, когда все пошло прахом. А Эмма-да. И Эмма, вероятно, думала, что сделала все, что могла. Может быть, это и правда. А может, и нет...

- Только один отрывок, - сказала я, бросив на нее предупреждающий взгляд, когда ее лицо засияло надеждой, я почти ослепла. - Четыре минуты. Это все.

Она кивнула, и теперь ее глаза блестели от счастливых слез.

Как только этот ужасный обед закончился, я с большим нетерпением ждала возвращения домой, подальше от своей эмоциональной сестры и еще более эмоционального отца. Вернувшись в свою квартиру, я оделась для работы. Обычно я работала пианисткой в дорогом высококлассном ресторане в центре города, но сегодня у меня был концерт в модном отеле у моря. Это был филиал отеля "Хилтон", что означало, что там водятся большие деньги. Обычно пианисткой у них была тридцатилетняя женщина, но сегодня она сказала, что заболела, и я заняла ее место.

У меня было два официальных костюма. Одним было черное макси с элегантным атласным платьем, которое я заказала на завтрашний вечер, а другим - темно-красное платье, доходящее чуть выше колен, именно его, я и решила надеть сегодня вечером, с соответствующими черными каблуками. Я расчесала свои волосы, которые превратились из кудрявых в волнистые золотые, и заплела их в китайском стиле. Затем я нанесла легкий макияж-тонкая черная подводка для глаз, тушь для ресниц и мягкая красная помада – и все, что мне осталось сделать, это взять сумочку и уйти.

Было уже шесть часов вечера, когда я вошла в большой вестибюль. Сегодня здесь было не так уж много людей; это был вечер пятницы, но так как это отель, который принимал в основном туристов, они все, вероятно, изучали город и не оставались в нем. Тем более что сейчас была середина июня и воздух был просто фантастическим.

Лично я предпочитаю зиму.

Черный рояль ждал меня рядом с длинными, широкими окнами, из которых открывался вид на пляж отеля. В вестибюле было несколько человек, которые сидели вокруг, пили кофе и заказывали что-нибудь поесть. Я подошла к пианино, открыла футляр и устроился в мягком кресле. Слегка пошевелив пальцами и ослабив легкое напряжение в плечах и шее, я сосредоточилась на клавишах, сложила руки, закрыла глаза и позволила композициям выплеснуться из меня.

Я не могу описать, как придумала эти отрывки моего творчества. Иногда я просто сидела за роялем и играла какие-то классические и современные произведения знакомых и неизвестных композиторов. В другие дни я собиралась с мыслями, просто позволяя пальцам пробегать мелодию по клавишам. Я использовала этот метод всякий раз, когда ходила на работу.

Некоторые из сочинений, я все же записала и сделала из них ноты в духе Сибелиуса. Другие, были частично импровизированы, так как я знала основную тему и просто добавила немного новых украшений между обычными нотами. Мои мелодии, мои сочинения не были профессиональными, так как я нигде раньше не училась, но они были гармоничными и мелодичными и успокаивали слух.

Пока я играла, я почувствовала острый взгляд на себе. Мне было все равно, иногда люди, у которых не было жизни, просто смотрели на меня, как будто я творила волшебство или что-то в этом роде.

Но когда острота стала немного раздражать, я незаметно открыла один глаз и посмотрела в сторону. В вестибюле царил полумрак, и хотя я могла различить очертания двух или трех человек, сидевших там, все, что я могла видеть - это их силуэты. Продолжая играть, я снова закрыла глаза и вела себя так, как будто их там не было.

Я чувствовал на себе их взгляды все три часа, что играла. Я ничего не слышала, кроме своей игры, но они, должно быть, делали что-то, ну не знаю, разговаривали,... По крайней мере, я на это надеялся. Меньше всего мне сейчас нужно было, чтобы три человека проводили свое свободное время, пялясь на меня три часа подряд.