Пока я пыталась придумать слова, с помощью которых можно было бы уговорить Свету вернуться в школу или пойти в училище, наш сосед – дядя Савелий, муж тети Шуры, вышел во двор. Он достал из бумажной пачки папиросу, вставил ее меж зубов, зажег спичку и уже собирался прикурить, как из окна сверху раздался вопль его жены Шуры, от которого вздрогнула я и еще полдома:
– Сава, ты шо, опять полотенцем вытирал рот и руки после яичницы?
Дядя Савелий крякнул и от неожиданности выронил из рук спичку, а изо рта папиросу. Он задрал голову наверх, потряс кулаком и гаркнул в ответ:
– Вот дура! А чем же мне еще вытирать?
– Тряпкой! Я сколько раз говорила вытирать свой грязный рот и свои жирные руки тряпкой! Я тебе ее каждый день показывала, а ты шо – глухой? Или мозги последние скурил? Еще раз утрешься не тем чем надо – будешь висеть и вонять! Ты понял? Поперек горла у меня твои жирные грязные руки!
Дядя Савелий плюнул, выругался и рванул к арке на выход. Вслед ему скороговоркой понеслись разные напутствия, смысл которых, если описать в общих чертах, сводился к следующему – чтобы дядя Савелий сегодня скоропостижно скончался, и не где-нибудь, а желательно в сточной канаве.
На встречу убегающему Савелию шла соседка тетя Ася с двумя огромными авоськами. Она остановилась по середине двора, опустила на землю сумки, смахнула пот со лба, и участливо поглядела вслед соседу. Потом, уперев руки в бока, тетя Ася крикнула тете Шуре, совершенно не заботясь о том, что ее слышат все жильцы:
– Шура, а шо такое! Гляди он у тебя какой стал нервозный! Не здоровается даже! Будто и не знает меня вовсе! И это как понимать, Шура? Шо он себе там думает? Или он не здоров? Так проверять мужей надо! Вон, врач Грицко есть у том дворе, так своди же своего Саву, наконец! Шо ж он так мучается, скаженный.
– Ася, а я вас за вашего Яшу не спрашивала, потому как интереса к нему не испытываю. Так шо не нужно так волноваться на счет Савы. Мы с ним, дай бог каждому, живем душа в душу. И все у нас было хорошо, пока вы тут не влезли со своими церемониями! Не поздоровался, видите ли! Ишь, фифа нашлась!
– Я со своими церемониями влезла после того, как получила целую кучу неуважения!
Тут в окне на первом этаже показался дядя Яша – муж тети Аси, и попросил гнусавым голосом:
– Ася, иди уже домой, хватит скандалить!
Тетя Ася развернулась к нему лицом и замахала руками:
– Шо Ася, шо Ася! Яша, над твоей женой издеваются ее же соседи, а ты все Ася да Ася! Разве можно так жить? Где справедливость, Яша, куда она делась! Шо б ты знал, я не намерена терпеть такие мерзости!
– Ася, какие мерзости! Иди уже домой!
Тетя Ася, кляня теперь дядю Яшу, подхватила сумки и резво потрусила домой.
Тетя Шура прикрикнула ей вслед:
– Во-во! Яше своему и устраивай церемонии! Фифа!
Море еще не прогрелось как следует, но мы с Изкой все равно решили открыть купальный сезон. Волны были маленькие, и мы устраивали синхронные заплывы до буйков. Загорать сегодня старались поменьше, боялись сгореть, а потому большую часть времени проводили в воде. Когда выходили из моря, шли к молу. Там смотрели на стаи чаек, на судна, проплывающие мимо и на загорающих людей, издалека больше похожих на тюленей. К обеду солнце уже стало припекать сильнее, а раскаленный песок начал жечь наши ступни так, что нам приходилось скакать от моря до своего покрывала, визжа на весь пляж. Тогда мы решили, что для первого дня достаточно и можно просто прогуляться по набережной.
Я рассказала Изке про визит Марии Степановны и ее умозаключения на счет Светы. Изка мою соседку называла не иначе как «княжной».
– Да, твоя княжна никогда не ошибается.
– Ты думаешь?
– Нина, она к тебе с ерундой не приходит, это даже я знаю.
– Да, но как она поняла, что Светка пьет? Неужели видно?
– Не знаю, может, твоя княжна и сама что-то увидела.
– Возможно. Надо теперь подумать, что мы скажем Свете, как начнем разговор.
– Попробуем сегодня поговорить с ней, но думаю, она нас и слушать не станет.
– Не станет, это как пить дать. Мария Степановна посоветовала обратиться к ее отцу. Дядя Витя и сам пьет, вряд ли он поможет.
Изка задумалась.
– А права твоя княжна! Отец-то нам ее и нужен!
Я недоверчиво посмотрела на подругу.
– Отец?
– Ну конечно, Нина! Ты права, он сам пьет, а потому, во-первых, не хотел бы он такой же судьбы и для своей дочки, а во-вторых, дядя Витя Свету очень любит.
– И что с того? Родители все любят своих детей.
Изка посмотрела на меня и усмехнулась.
– Да ее мать даже так не любила.
– А ты откуда знаешь?
– Света со мной однажды поделилась. Тетя Марина мальчишек больше любила. Причины, правда, тому есть.
– Какие причины?
– Разные, – уклончиво ответила Изка.
– Это что, секретная информация?
– Вроде того.
Иногда меня бесило умение Изки смотреть какие-то события и вещи глубже, чем я. Она интуитивно верно схватывала суть. Я на ее фоне сама себе казалась поверхностной и легкомысленной. Бывало, я расстраивалась из-за этого, но быстро отходила. Жизнелюбивый характер подруги примерял меня с ее исключительностью, до которой мне было невозможно дотянуться. Но то, что Изка хранит в себе тайны других людей и ничего не говорит, ранило меня. Я была всегда открыта для подруги, рассказывала ей все, что знала, думала, чувствовала. Ну, или почти все. Теперь я даже порадовалась тому, что не поделилась с ней про Мишкины целования моих рук, между прочим, целых два раза! Пусть у меня тоже будет секрет.
Мы шли по каштановой аллее, каждая погруженная в свои мысли. Вдруг Изка схватила меня за руку и потянула в обратную сторону.
– Изка, ты что? Куда мы?
– Пойдем к Сашке-греку! Быстрее!
4.
Приятная прохлада уютной комнатушки, запах пряных специй и вареного кофе, белые тканевые занавески, горящие в каждом углу лампадки – все это создавало особую колоритную атмосферу. Люди охотно сюда приходили и с удовольствием что-нибудь приобретали.
Пока Сашка-грек варил нам кофе, мы заняли маленький столик у окна и смотрели на снующих мимо людей. Аромат кофе будоражил нас, и мы то и дело, поглядывали на хозяина, мысленно подгоняя его.
Когда перед нами оказались две маленькие чашечки с божественным напитком, я и Изка одновременно склонились над ними и вдохнули волшебный запах.
– Жаль, что нет кофейных духов.
– Да, действительно жаль.
Сашка-грек засмеялся:
– Пейте, девочки, не торопясь. Думайте о хорошем и пейте.
Медленно, жмурясь от удовольствия и наслаждаясь вкусом, мы пили кофе и посматривали друг на друга.
Я думала про Мишку, Светку и сидящую рядом Изку. Воскресив в своей памяти вчерашнее прощание, я покраснела от восторга, вспыхивающего фейерверком внутри меня. Радость моя взмывала вверх и мне казалось, что я становлюсь невесомой. Изка подозрительно зыркала на меня своими темными глазищами, а я стоически молчала. Когда Сашка-грек перевернул наши чашечки и отошел, оставив нас одних, Изка спросила:
– И почему ты мне не рассказала, что Мишка два дня подряд целует твои руки на прощание?
Я опешила и мое хорошее настроение куда-то улетучилось. Кто-то все уже рассказал Изке. И скорее всего этим «кто-то» был Олег.
– Борцов донес, да?
Изка от возмущения сделалась пунцовой.
– Что значит «донес»? С каких пор у нас стали заниматься доносами? Нинка, ты соображаешь, что говоришь?
Я поняла, что перегнула палку и примирительно проговорила, немного смущаясь.
– Из, я не про то… не так выразилась. Просто я не думала, что это так интересно.
– Да? – Изка прищурила глаза. – И с каких пор ты стала так думать?
Я не знала, что ответить.
– Из, ну не злись. Я до сих пор сама н знаю, что это значит.
Изка дружелюбно улыбнулась.
– Ладно, так и скажи, что просто не хотела делиться личным. И, про между прочим, напомню: там, где людей больше чем двое, секретам не место.