Июньский вечер был изумителен. Солнце красными закатными лучами отражалось от окон домов, и даже полуразвалившиеся балконы, висящие так низко, что рукой можно было дотронуться до щиколотки стоящего на таком балконе человека, окрашивались в нежные розовые тона и не казались такими ужасными, как днем. Толпа людей плавно текла по узким тротуарам, тонкими струйками уходя в переулки. Расслабленные после обеденного зноя жители и приезжие с удовольствием оседали в кафешках, располагались на лавочках или бесцельно слонялись по улицам уютного приморского городка, попивая зельтерскую воду.

Огульный запах роз, одеколонов, морского бриза и привкус чего-то непознанного и дразнящего – все это смешивалось в невиданный коктейль чувств, заставляющих мою кровь радостно бежать по венам. Я была красива, беззаботна, и легка на подъем. Мои подруги были под стать мне, а потому каждый наш выход привлекал к себе внимание мужчин всех возрастов.

Стайка ярких девчонок стояла на повороте на улицу Карла Маркса. Еще издалека я увидела копну Изкиных каштановых волос. Изка – сокращенное от Изольда, была моей любимой и верной подругой с раннего детства. Ее отец Адам Натанович Шварц – профессор Института Водного Транспорта, обожал свою дочь, но держал ее в чрезвычайной строгости, и потому, каждый вечер, не смотря ни на какие обстоятельства, Адам Натанович самолично встречал дочь и сопровождал ее домой. Изка, конечно, высказывала отцу свое «фи», но тот лишь терпеливо выслушивал упреки, не возражал, и повторял, что ее безопасность дороже ему чем собственная жизнь.

Надо сказать, что небезосновательно Адам Натанович так пекся о своей дочери. По улицам города шастала не только обыкновенная шпана, много и другого дрянного люда заносило сюда южным ветром: фарцовщиков, воров, контрабандистов, картежников, мошенников, проституток. В Одессе и своих криминальных элементов хватало в избытке. Ни милиция, ни местные криминалы не могли остановить поток разнокалиберного хулиганья из Москвы, Ленинграда, Еревана, да и бог весть еще откуда. Разборки происходили часто. Вечерами передвигаться было небезопасно, потому мы, девчонки, старались гулять с хорошо знакомыми ребятами.

Изка в тот день была особенно активна. Стрельнув у проходящих парней сигаретки, она протянула мне одну:

– На, Нинка, кури!

– Что курим?

– «Ява»! – Изка криво улыбнулась и затянулась сигаретой, – Ну ничего, Олег скоро портвейн принесет! У меня есть час, потом все, отбой!

Тут Олег нырнул в нашу девчачью компанию, держа в руках две бутылки «Массандры».

– Достал у барыг! Гуляем, принцессы! У Соборки Валерка занял лавочку, так что айда!

На площади яблоку негде было упасть. Галдеж, взрывы смеха, свист – шум стоял плотной стеной.

– Как на Привозе в выходной! – заметил Олег, откупоривая бутылку. – Готовьте посуду!

На всех было два маленьких стеклянных стаканчика, заботливо приготовленных Валеркой. Пили по очереди.

Я бросила тюбик помады в руки подруги.

– Изка, накрась мне губы!

Изка ловко запрокинула мне голову и, деловито щуря лоб, принялась за дело.

– Готово! Смотри только у дома не забудь стереть, или попроси кого-нибудь! – подруга подмигнула и расхохоталась.

– Дура ты, Изка! Кого тут просить?

– Кого-кого… Да хоть кого! Да хоть того же Олега! – Изка ткнула пальцем в сидящего парня, – Олежек, будь добр, проводи сегодня Нину. У нее помада новая…

Олег посмотрел на меня и взгляд его стал серьезным, но потом широко и искренне улыбнулся:

– Всегда готов!

Девчонки – Машка Руднева, Катька Сазонова и Светка Мальцева, уже приплясывали от нетерпения, когда Валерка, щедро разливая по стеклянным стаканчикам вино, наконец-то произнес:

– Значит так, все делаем быстро, Изке скоро домой. А потому формула такая: наливаем – выпиваем – наливаем – выпиваем! Очередь соблюдаем строго, граждане!

Все возбужденно засмеялись. Я сделала глоток. Сладкая жидкость чуть обожгла язык и заставила меня зажмуриться. Пить я не умела.

Открыв глаза, я увидела перед собой лицо незнакомого молодого человека.

– Мишка! Кротов Мишка! Мишка-американец! – завопил Валерка и схватил парня за руку.

Новоявленный Мишка был высок, строен и красив. Серые глаза в обрамлении по девичьи длинных темных ресниц мгновенно приковывали взгляд; темные аккуратные брови, нос с небольшой горбинкой делали Мишку похожим на древнегреческого бога. Завороженная, я смотрела на его лицо не отрываясь, однако, как только он посмотрел на меня – тут же отвернулась. Света и Катя стали задавать ему разные глупые вопросы, откровенно кокетничая, а Изка, сузив глаза, склонилась к моему уху:

– Этот Мишка Кротов либо мой, либо твой. Думай, подруга!

– Изка, ты серьезно? Я его в первый раз вижу!

– Конечно, в первый раз! Таких как он сюда еще не заносило.

Когда выпили и вторую бутылку, настало время для Изкиных проводов. До Пушкинской улицы, где она жила, идти было не долго, и все, легко сорвавшись, направились дружною толпой на встречу ее отцу. Адам Натанович увидев нас, сделал легкий поклон и, сверкнув редкозубьем, произнес на распев:

– Изольда, голубушка моя, припозднилась ты сегодня!

Изка схватила меня за руку.

– Нинка! Завтра приходи ко мне в обед! Придешь?

– Приду!

Подруга, махнув всем рукой на прощанье, пошла впереди отца в свой двор, сердито стуча каблучками.

– Строгий папаша, – заметила Катька, у которой отца не было, – но хорошо, что есть. Правда, никакой жизни Изка из-за него не видит.

– А ты, Катя, много видишь этой жизни? – усмехнулся Олег. – Отец хоть из нее человека сделает. Правильно делает, что следит за дочкой. Изка после школы поступит в институт, нормального парня найдет, выйдет замуж.

– Ой, Олег, можно подумать, чтобы выйти замуж, нужно учиться? Да я хоть завтра могу женой стать! Только пока не нашла подходящего в мужья. Хотя, если бы ты позвал, я бы подумала…

– Сначала надо работу найти, – хрипло бросила Света, затягиваясь сигаретой. – Прокормиться нужно уметь в первую очередь.

Все молча посмотрели на Светлану – единственный работающий человек в нашей компании, а потому ее мнение было для нас авторитетно. Заметив, что на нее все смотрят, она лишь сузила глаза, выдохнула струю сигаретного дыма и сипло подытожила:

– Ладно, пошли, мне завтра рано вставать.

Света в школу ходить перестала уже как год, устроилась продавцом на рынке. Прошлой весной у нее умерла мать, тетя Марина. Отец – бывший фронтовик, вернувшийся с войны без правой ноги, поначалу еще как-то помогал семье зарабатывать на хлеб, но после смерти жены стал пить по-черному и гонять детей, смешно и страшно прыгая на уцелевшей ноге в одних трусах по лачуге, которая с каждым годом все больше и больше походила на землянку. Двое близнецов пяти лет Гришка и Сашка сидели с отцом целыми днями, пока Света батрачила на рынке. Торговала она свежей рыбой и икрой. Два здоровенных мужика, работавших на китобойном заводе, каждое утро притаскивали на рынок бочки с живой рыбой, а вечером приходили за выручкой. Света заработанные деньги тратила на отца и братьев, а что оставалось – копила. Если кому-то из нас требовалось перебиться по мелочи, обращались к ней. Она никогда и никому не отказывала, не спрашивала зачем. Спокойно доставала своими натруженными красными пальцами из черного тряпичного кошелька нужную сумму, и лишь пожимала плечами, когда слышала слова благодарности.

Мы еще немного помотались по вечерним улицам, посмеялись над историями про странных покупателей, имевшихся в достатке у Светки, и стали расходиться по домам. Валерка взял на себя проводы Светы, Машки и Катерины, все они жили на Преображенке; со мной остались Олег и этот новый Мишка. Мишка пока что больше молчал, улыбался грубоватым рассказам Светы – и только.

– Ну что, Нина, пойдем, – предложил Олег.

Я болтала о всякой ерунде, в основном общаясь с Олегом. Частенько я бросала взгляд и на Мишку, стараясь рассмотреть его получше. Наконец, не выдержав, я решила обратиться и к нему: