– Отвечайте! – сухо приказывает Вердюрье. Она шепчет:

– Да.

Он раздраженно щелкает пальцами.

– Это все, что вы ему сообщили?

– Да.

– Вы сказали ему о бюсте что-либо еще? Она качает головой:

– Нет.

– Однако комиссар заявил, что у него есть сенсационная информация. Сенсационная! Слышите? Кажется, она находится на грани обморока.

– Ничего не сказала, – бормочет она. И теряет сознание.

– Она еще слаба, – говорю я. – Вернемся попозже...

– Нет смысла, – заявляет Вердюрье. – Она ничего не сказала по той простой причине, что ничего больше не знает. Она наверняка не придала значения той детали... Теперь от девчонки надо избавиться.

Если есть парень, чувствующий себя как рыба в воде, так это Сан-Антонио.

Теперь я знаю, почему Клод похитили из больницы: они хотели узнать, что она мне рассказала, прежде чем прикончить ее. Их не особо беспокоит то, что она мне сообщила; гораздо больше они озабочены какой-то деталью, относящейся к бюсту, о которой Клод могла упомянуть в разговоре со мной, – деталью, которая должна быть чертовски важной. Но надо думать, что девушка не поняла важности этой самой детали, что удивительно.

Чернота по-прежнему льется на это дело не хуже водопада во время наводнения.

Мы выходим из комнаты.

– Вот что мы сделаем, – говорит мне Вердюрье. – Добьем девку и сунем ее в большую плетеную корзину. Я помогу вам вынести ее из дома, а вы увезете...

Я не горю восторгом и не рвусь приступать к осуществлению этой программы. Вам не нужно объяснять почему, верно?

Я хмурю брови и принимаю вид Грозы Чикаго.

– Мне не очень нравится таскать на себе жмуриков в корзинах. Лучше вынесем киску на руках, как будто она упала в обморок, и в таком виде уложим в тачку...

– Ну да, – усмехается тощий, – чтобы ее увидели соседи или прохожие, не говоря уже о консьержке...

– А как вы ее притащили утром?

– В корзине...

– А! Это у вас лривычка?

Я говорю себе, что малышка должна быть на редкость крепкой, если смогла пережить путешествие в плетеной корзине после перенесенной операции.

Сейчас дела начнут ухудшаться, потому что ради спасения Клод мне придется стать злым.

Раздается новый телефонный звонок. Вердюрье возвращается в свой кабинет. Мне бы хотелось последовать за ним, но это слишком рискованно. Отсутствует он не очень долго. Ожидая его, я поглаживаю рукоятку моей пушки. В случае если ему звонит Анджелино, начнется нечто, не поддающееся описанию...

Когда он возвращается, вид у него спокойный.

– С женщинами всегда одни неприятности, – ворчит он.

Из чего я заключаю, что он полаялся со своей бабой, и успокаиваюсь.

– Ну, – говорит он мне, – вы действительно хотите вынести ее на руках?

– Да, я предпочел бы это.

– Не забывайте, что ее разыскивают. Это большой риск. Не думаю, что шеф согласился бы с этим.

Он улыбается.

Однако! Каким добрым ко мне он вдруг стал. Каких-то две минуты назад разговаривал резко и повелительно, а тут ни с того ни с сего сделался приторно-сладким, как гранатовый сироп. Мое удивление не успевает развиться. Вердюрье вытаскивает из внутреннего кармана пиджака свинцовую дубинку, обтянутую кожей, и отвешивает мне по башке. Я пытаюсь парировать удар, но уже слишком поздно.

Я ныряю в черноту.