«К. И. В.» означает «Компания по импорту вин». По крайней мере, так мне сообщает медная табличка, прибитая к двери дома сто четыре по улице Лафайет.

Рядом находится большой склад, земля вокруг которого потемнела от разлитого вина. Парни в кожаных фартуках перекатывают бочки.

Я вдыхаю мощные винные пары, прежде чем постучать в застекленную дверь кабинета. Сердитый голос приглашает меня войти. Захожу в комнату, похожую на аквариум, но никого в ней не вижу. Осматриваюсь и наконец обнаруживаю нечто черное, согнувшееся у ящика картотеки. Черная штука вдруг распрямляется и оказывается особой лет шестидесяти, похожей на аиста в трауре, явно оставшейся девственницей.

У нее на носу пенсне, как на старинных фотографиях, а на затылке пучок размером с ананас.

– Что вам угодно? – спесиво спрашивает она.

– Справочку.

Ставлю на стол бутылку из-под кьянти:

– Это ваше?

Она сует свой острый нос в бутылку и заявляет:

– Несомненно. А что? Вы хотите предъявить рекламацию?

Я вытаскиваю свое удостоверение и показываю ей. У нее захватывает дух.

– Что случилось? – осведомляется она.

– Представьте себе, я вбил себе в голову найти того, кто выпил эту бутылку...

Оказывается, старуха не страдает размягчением мозга. Не говоря ни слова, она смотрит на номер и, бормоча его, идет свериться с регистром.

Она перелистывает толстенную книжищу, высунув язык, что делает ее похожей на хамелеона.

– Эта бутылка была отправлена во франко-итальянский магазин на бульваре Барсес, – говорит она.

– Спасибо..

Я забираю бутылку.

– Всего хорошего, мадемуазель...

В тот момент, когда я выхожу за дверь, она не выдерживает.

– Господин комиссар... – бормочет она.

– Да?

– Произошло убийство? – спрашивает старая дева, предвкушая захватывающий рассказ.

– Нет, – отвечаю, – изнасилование... Она содрогается.

– Какой ужас! Как это произошло?

Сказываются шестьдесят лет воздержания.

– Садист лишил старую деву невинности при помощи ножа для колки льда, – небрежна говорю я. – Это было жутко..

И отваливаю, сдерживая сильное желание заржать, в то время как старуха захлебывается слюной.

Хозяин магазина – толстый брюнет, разговаривающий с великолепным пьемонтским акцентом.

Я ему показываю бутылку, удостоверение и свои глаза. Все это убеждает его энергично сотрудничать с полицией.

– Ету бютильку, – говорит он, – я знаю. Я продаль ее с мнёго дрюгих в дом стё двенадцать, булевар Рошешуар. Етот клиента пиль много кьянти Каждый неделью я посылаль ему штюк сорок...

Этот итальянчик просто льет бальзам мне надушу. Будь он чисто выбрит, я бы его расцеловал.

– Фамилия клиента?

– Дупон...

Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он хотел сказать «Дюпон».

Дюпон! Анджелино не очень напрягает воображение, когда выдает себя за француза3 .

– Вы знаете этого малого?

– Ньет. Я знаю толькЕ его слюжанка. Ето старая итальянка.

Он описывает ее, и я без труда узнаю милейшую Альду. Сейчас она интересует меня больше всех прочих женщин.

– Все совпадает, – говорю я. – Значит, так, старина, вы меня никогда не видели. Мне кажется, это избавит вас от многих неприятностей

Он становится серо-оранжевым.

– Мадонна! – шепчет он.

Он готов шлепнуться на задницу.

Теперь я могу улыбаться. Анджелино очень умен, но, как и все люди, совершает ошибки. Эта бутылка кьянти доставит ему немало неприятностей. Это мне говорит мой палец, а он в данном вопросе спец, поверьте мне.

Я отправляюсь на бульвар Рошешуар. Дом сто двенадцать рядом с большим кафе. Консьержка сообщает, что месье Дюпон живет на втором.

Анджелино питает к нижним этажам слабость. Может, он астматик, может, хочет жить поближе к выходу.

Я поднимаюсь и решительно нажимаю на звонок.

Проходит несколько секунд, прежде чем дверь открывается. Я ожидал оказаться нос к носу с Альдой или с амбалом вроде Мэллокса, но сильно ошибаюсь.

При нашей работе надо быть готовым ко всему.

Особа, держащаяся за открытую дверь, первоклассный кусочек. Не знаю, видели ли вы в журналах фото Мисс Вселенной? Так вот, эта девочка – Мисс Вселенная, умноженная на десять тысяч. Посмотреть на нее – все равно что съездить на Капри.

Представьте себе киску среднего роста, но так сложенную, как не мог себе представить и Леонардо да Винчи. Грудь, сразу вызывающая желание ее потрогать, горящие глаза, влажные губы, готовые к поцелуям, черные волосы и великолепная кожа янтарного цвета. Щечки напоминают оттенок некоторых провансальских фарфоровых вещиц. Она одета в красное платье, а запах ее духов отправляет прямо в рай.

– Что вы хотите? – спрашивает она меня. На ее полных губах расцветает легкая улыбка. Когда в моем жизненном пространстве появляется куколка с такой фигуркой и мордашкой, я чувствую, что у меня разжижается спинной мозг, и совершенно забываю, как течет Сена: то ли с запада на восток, то ли с юга на север...

– Увидеть месье Анджелино, – отвечаю. Я проглатываю слюну. У меня в горле как будто пачка ваты.

Ее улыбка становится шире.

– Вы, должно быть, ошиблись этажом, – отвечает она. – Во всяком случае, я не знаю человека с таким именем.

– Вы в этом уверены?

Ее улыбка мгновенно исчезает.

– Но, месье... – строго говорит она.

– Ладно, – быстро перебиваю я. – В таком случае я хочу сказать пару слов месье Дюпону.

– Кто его спрашивает?

– Двоюродный плетень забора Люка; того самого, у которого на велике нет клапана. Понимаете, что я хочу сказать?

Ее классически прекрасное лицо краснеет, и она собирается резко захлопнуть дверь, но я привык к таким реакциям, и моя левая нога блокирует створку.

– Ну знаете! – возмущенно кричит она. – Вы нахал! – Она оборачивается и зовет: – Шарль!

Появляется здоровый малый. Он похож на футбольного вратаря и, как вратарь, одет в свитер со скатанным воротом.

Его волосы подстрижены бобриком, нос немного набок, глаза маловыразительны. – Я тут, – говорит он.

– Займись этим человеком, – велит прекрасная брюнетка. – Мне не нравятся его манеры...