1

В главном императорском дворце с самого утра происходила чрезвычайная суета. Бесчисленные слуги всё время сновали из одних покоев в другие. Шум, порождаемый тяжёлыми, торопливыми шагами гвардейцев в полном боевом обмундировании, сопровождался короткими, но весьма эмоциональными приказами капитанов. Где-то в Большом саду рождались несвязные звуки труб и струнных – там шла репетиция императорского оркестра. Если бы Лагот проснулся с похмелья в любое другое утро, он вряд ли бы подумал, что с крепким вином ему давно пора заканчивать. Как правило, каким бы сильным ни было его похмелье, он мог позволить себе валяться до самого обеда, сославшись на болезнь, даже если бы Его Величество очень нуждалось в его обществе. Однако, именно сегодня он этого себе позволить не мог и, приподнявшись с кровати, Лагот кисло улыбнулся своему вчерашнему намерению хорошенько выспаться. Да, он знал, что в последнее время вёл достаточно разгульный образ жизни и оправдывал это тем, что при дворе стало слишком скучно и спокойно. Официально он являлся шутом императора, что давало ему право пользоваться довольно раскованной манерой общения с государем и его вассалами и даже вести тот образ жизни, который ему заблагорассудиться, освободившись от формальных правил придворного этикета. Когда несколько лет назад император Арвин предложил ему стать его правой рукой – первым советником, Лагот, недолго думая, отказался от столь высокой чести. Искушение остаться хоть в чём-то на равных со своим другом детства было слишком велико. И поэтому, чтобы у государя не сложилось впечатление, что ему безразлична судьба Валонии и Его Величества, Лагот предложил себя в качестве придворного шута. Возможности его в таком случае были сильно ограничены, ибо первый советник наделялся весьма большими полномочиями и мог параллельно возглавлять как кабинет министров, так и императорскую гвардию – всё зависело от воли государя, но за всё приходиться платить, особенно в таком государстве, как Валония. Лагот, как ему казалось, итак отлично справлялся с функциями первого советника без всякой дополнительной нагрузки и поэтому кресло этой должности пустовало уже давно.

Рядом с шутом на широкой дубовой кровати лежала красивая девушка лет двадцати. Её звали Лана, и она считалась одной из лучших в своём деле. Но Лагот любил проводить с ней время не только поэтому. Девушка, как и многие простолюдины, входящие в ближний круг элиты империи, была нема от рождения и, вместе с тем, обладала естественной, изящной красотой, которой так часто одаривает девушек север острова Рикко. Глядя на линию её прекрасного тела, Лагот иногда ловил себя на мысли, что при должном стечении обстоятельств он даже женился бы на ней, но сердце шута давно уже было похищено одной дамой, о которой Лагот очень не любил говорить даже наедине со своим лучшим другом и государем. Он нежно поцеловал Лану, та сквозь сон чуть пошевелила своими тонкими губами, будто умела говорить и снова погрузилась в дрему. Шут поднялся с кровати, опустил плотные занавески вокруг своего ложа, дабы не тревожить сон девушки и направился к окнам для того, чтобы впустить свет в комнату.

День выдался несколько пасмурным. Низкие молочные облака то плотно закрывали солнце, то пропускали редкие лучи. Погода неплохая для главного праздника Валонии, однако, придворный звездочёт Воган наверняка найдёт повод развлечь императора древними байками о дурных знаках и предзнаменованиях. Лагот считал, что этого старика давно пора исключить из высшего императорского совета. Толку от него не было, а сведениями, которые он получал на заседаниях, редко предлагая взамен что-то действительно дельное, он обладал весьма существенными. Традиции, сформированные ещё при императоре Ногао, практически не подвергались реформированию уже несколько столетий. Должность придворного звездочёта ввёл именно он, сделав её наследственной. Однако, уже много поколений эти мудрые учёные, когда-то наблюдающие за положением светил, превратились в шарлатанов при дворе, якобы способных предсказывать будущее и даже говорить от имени некоторых богов. Почему так произошло, Лагот не понимал. Уже многие годы практика магии была вне закона в связи с печальными событиями прошлого и это, по его мнению, должно было только способствовать развитию естественных наук. Однако, произошел обратный эффект. Магия, попавшая под запрет, только увеличила спрос на всевозможных пророков не только в империи, но даже во дворце. Поэтому, каждое новое поколение придворных звездочётов старалось оправдать своё присутствие на совете не только данью традициям. Лаготу, как реалисту и человеку с трезвой логикой, жутко не нравилось всё то, что не имело под собой каких-либо оснований или доказательств. И чем старше он становился, тем меньше он верил в Богов, судьбу и даже в древних чудовищ, которые появились из ворот Бории, открытых когда-то очень давно некими магами. «Сегодняшний день может принести много сюрпризов, – подумал Лагот. – Интересно, как будет вести себя Воган, если вдруг выяснится, что Айро всё-таки приедет на праздник и все толкования мрачных предзнаменований, которыми сдуру начнёт сыпать старик, окажутся пустыми? Его наверняка хватит удар!» И он улыбнулся.

Шут отошёл от окна и направился в соседние покои, где его ждала тёплая ванна, подогреваемая слугами с самого утра. Он умыл лицо, руки, половой орган и вытерся белым, махровым полотенцем. Для сегодняшнего дня было достаточно. Он взглянул на себя в зеркало и брезгливо поморщился, положив руки на разросшийся живот. Когда это с ним произошло? Где тот стройный, подтянутый молодой мастер меча, способный противостоять трём-четырём противникам одновременно? Сколько лет прошло с тех пор, как он получил звание первого меча Валонии? Пятнадцать? Двадцать? Лагот давно перестал считать. Сейчас ему было сорок. Седые волосы, которые ещё совсем недавно одиноко прятались в пучке чёрных, густых волос, теперь стали основой его новой, короткой причёски. На лице, особенно в уголках чёрных, как когда-то волосы, глаз прибавилось морщин. Но крепость рук, широта плечей и подвижность ног, казалось, никуда не ушли. И стоит только снова заняться ежедневными тренировками и этот, к слову не самый большой при дворе живот, быстро сойдёт. А обаяние его правильного, пусть и немного состарившегося лица, снова наполнится здоровой энергией. И он отошел от зеркала, вдохновившись этой мыслью, от которой ему даже немного полегчало, несмотря на то, что уже через мгновение терзаемый похмельем мозг принял это как очередную попытку самообмана.

С утра в день государственного праздника всегда заседал высший императорский совет, который должен был скоординировать финальные действия по приготовлению к празднику и выслушать доклады от самых разных чиновников, шпионов, послов и прочих требующих предстать перед советом. Лагот знал, что опаздывать на совет в такой день не стоит даже ему. Поэтому без долгих церемоний, он начал одеваться без помощи слуг (так выходило быстрее) и вышел в свою трапезную, где отдал распоряжение нести завтрак, который тут же и был подан.

Лагота беспокоило два момента, которые сегодня так или иначе могли повлиять на судьбу всего государства. Во-первых, всех интересовало прибудет ли на праздник дальний родственник императора и правитель острова Мирион князь Айро. Он уже несколько лет не вносил в императорскую казну пожертвований, которые обязался регулярно производить, когда под предлогом строительства нового большого флота для островной Валонии, добился полной налоговой независимости от метрополии. Но соглядатаи императора докладывали, что после освобождения от налогов, Айро установил тесные контакты с материком, а именно с Илианской империей, и выбил весьма выгодный экономический союз, который позволял ему единолично контролировать весь сбыт илианских товаров на территории Валонии. Это очень быстро его озолотило, тогда как строительство флота всё время тормозилось и откладывалось. Более того, Айро активно укреплял свою гвардию и ввёл обязательную присягу, ставившую защиту отдельного острова империи – Мирион и его князя первостепенной задачей. С его стороны это всё объяснялось тем, что он опасался слухов о великом нашествии кочевых племён тайтанов, покоривших почти весь материк. Они уже стояли у ворот Илиана – столицы империи, которая, скорее всего, окажется им не по зубам, но князь рисковать не хотел. Айро, якобы, не очень доверял императору Арвину и был уверен, что в случае вторжения кочевников, которое могло начаться только с самого близкого к материку острова, то есть с Мириона, князь останется один, в то время как сам император будет укреплять основной остров Рикко и вряд ли отправит большое войско в помощь родственнику, которому завидовал и недолюбливал. Вместе с тем, среди советников императора ходили слухи, что Айро заключил с Илианской империей не только экономический, но и военный союз, согласно которому он становился правителем всей Валонии в качестве протектората после короткой, но победоносной войны. Ходили слухи, что этот союз, возможно, уже давно бы вступил в силу, если бы не кочевники у ворот Илиана. В любом случае, Айро вёл себя как искушённый политик, который не боялся независимости и брал её столько, сколько ему нужно. Его отсутствие на главном государственном празднике могло бы означать только одно – личное оскорбление императора, преступление, которое по тяжести может равняться только государственной измене. Из этого следовало бы, что Айро не считает свой остров частью Валонии и объявляет императору открытое противостояние. «В этом случае нужно уберечь императора от поспешных решений, – думал Лагот за завтраком. – Однако, вряд ли Айро решит разыграть эту карту именно сейчас. Всё это пока только пища для сплетен вассалов императора».