Златокожий неоги, капитан и верховный правитель, насколько это понял Телдин, с хриплым шипением вскинул голову. Барахтаясь в руках своего слуги, неоги рванулся наружу, делая резкий щелчок в воздухе в направлении М’фея. — Я и есть верховный правитель. А ты, квастот — раб. Не смей мне угрожать!

Медленно двигаясь, Телдин с трудом повернул голову, чтобы увидеть другого неоги. По татуировкам и шипящему голосу он понял, что это и есть та самая тварь, которая захватила его в плен. — Это мое мясо, а не повелителя, — холодно ответил М’фей. Верховный правитель ощетинился от ярости. — Если только, — продолжал претендент, — все квастоты не захотят узнать об ошибках повелителя, о том, что он хочет.

Телдин не совсем понял почему, но неоги – повелитель внезапно остановился, а затем медленно вернулся в вертикальное положение. — Ты получишь человеческое мясо, квастот М’фей, но я требую плащ. Слова прозвучали ледяным, ядовитым тоном, ясным даже для неискушенного слуха хозяина плаща.

— Тогда сделай это быстро, повелитель, — сказал М’фей с такой же горячностью, — или я снова вспомню о твоих ошибках.

Золотистый повелитель яростно щелкнул зубами и снова повернулся к Телдину. Угрюмая тварь опустила голову, пока ее острые, как бритва, зубы не коснулись уха фермера. Она прошептала: — Где плащ Рейгара?

Крепко стиснув зубы, чтобы подавить бурлящие в нем потоки муки, Телдин с трудом сдерживал дрожь. Он чувствовал зловонное дыхание неоги на своей шее, заставляя мышцы напрягаться в судорогах, как будто части его собственного тела пытались отползти от существа. — Я не знаю, — медленно произнес человек, тщательно выговаривая каждое слово, чтобы не дать другим чувствам вырваться наружу. Величайшим из них было желание предъявить плащ в надежде, что это сможет защитить его. Телдин отчаянно отогнал эту мысль, пока не подействовала магия.

Раздался хруст и внезапная жгучая боль в ухе. Спина Телдина рывком выгнулась, но только для того, чтобы темно-коричневые громадины снова прижали его вниз. Неоги снова выпрямился, его рот был окровавлен, а кусок уха Телдина болтался между его челюстями. — Где плащ?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь! — закричал Телдин, его лицо исказилось от боли. Слуги дернули его за руки, пробуждая резкие мучения. Тускло освещенная комната начала сереть, погружаясь в забытье.

— Повелитель, не покалечить мое мясо! — пронзительно заорал голос М’фея. — Мясо должно быть цельным, иначе я доложу о твоих ошибках. Мое мясо должно работать. Ни сломанных костей, ни оторванных конечностей.

— Переломов нет,— угрюмо согласился повелитель, — пока нет.

Для Телдина говорящие становились все более далекими и слабыми, а боль все меньше и меньше. Он лишь смутно слышал голос повелителя, полный отвращения. — Он еще не говорит. Слуги, наполните мясо болью, но не калечьте тело.

Послышался странный щелкающий и жужжащий голос, когда один из коричневых громил ответил. — Да, маленький господин. Твои рабы сделают то, что приказывает маленький господин. С этими словами пришла жгучая боль, затем темнота и больше ничего не осталось.

Глава 22

Это было позже. Сколько прошло времени, Телдин не знал, ибо время сменилось колесом боли и оцепенения. Проходили столетия, когда слуги неоги возвышались над ним, щелкая жвалами, когда они растягивали и крутили неподвижное тело Телдина. Столетия прерывались часами, когда верховный правитель, казалось, задавал Телдину единственный вопрос на своем неестественном языке: — «Где плащ?» Иногда Телдин думал ответить, просто, чтобы прекратить боль, но каждый раз что-то в нем останавливало ответ.

Фермер изо всех сил старался удержать плащ на мысленном расстоянии, чтобы не дать ему ничего сделать. Телдин знал, что если он сорвется и позволит накидке подать хоть малейший знак, то все будет потеряно, его жизнь и, возможно, даже его мир. До сих пор человек умудрялся отказывать верховному правителю в его добыче, но каждый отказ приносил еще одно столетие боли, за которым следовало забвение бессознательного состояния.

В какой-то момент фермер смутно испугался, что все его сопротивление было напрасным. Коричневые громилы, ищущие новых мучений, заметили на шее Телдина тонкий шнурок и серебряную застежку — все, что осталось от плаща, который искали неоги. Опасаясь, что слуги попытаются снять его и раскрыть его тайну, он слабо попытался поднять руку, чтобы оттолкнуть их, но лучшее, что он смог сделать, это слабо взмахнуть рукой. Одно из существ высокомерно ударило его по руке взмахом собственной клешни, положив конец этой попытке. Рука фермера закостенела от жестокого удара.

Несмотря на всю его боль, удача не покинула Телдина. Застежка была маленькой по сравнению с гротескными когтями коричневых громадин, и они не могли справиться с серебряной пряжкой. Они также не могли просунуть свои когти между цепочкой и его шеей, разве что перерезав горло Телдину. Получив приказ не калечить и не убивать, громилы сдались и вернулись к более понятным мукам своего ремесла. Это было то, что, наконец, привело к блаженству. Телдин вырубился и не приходил в сознание.

С этого момента Телдин через какое-то время стал медленно просыпаться и приходить в себя. Он все еще лежал на столе, весь в пятнах собственной крови. Фонарь в углу бросал тусклый свет на бойню. К оцепенелому удивлению пленника, его мучители исчезли; действительно, комната, насколько мог видеть фермер, была пуста. Они оставили его одного и не связали, но это мало что значило, поскольку у Телдина едва хватило сил повернуть головой из стороны в сторону.

Наконец, устав смотреть на узелки и завитки потолочных досок с язычками и бороздками, Телдин начал обследовать себя. Его грудь пересекали тонкие линии засохшей крови и сырые пятна, образовавшиеся еще во время наводнения. Еще больше крови запеклось на его волосах и вокруг прокушенного уха, приглушая слух с левой стороны. Слуги правителя хорошо справлялись со своей работой, калеча, выворачивая и дергая каждый сустав его тела. Тем не менее, у него были все конечности, и, в соответствии с приказом неоги, ни одна из них не казалась сломанной или даже вывихнутой. Каждый дюйм его тела был покрыт синяками, а лицо особенно распухло от побоев.

— Должно быть, я красивый парень, — прохрипел Телдин пересохшим горлом. — Пора идти, — сказал он образу Гомджи, появившемуся над ним. Он удивленно моргнул, и гифф исчез, сменившись Амдаром, таким же неулыбчивым, как всегда. — Если это стоит того, чтобы делать, то это стоит того, чтобы делать основательно, — проповедовал призрак старика. Так же быстро, как и появилось, лицо Амдара исчезло в досках наверху.

С таким мучительным усилием, что на глаза навернулись слезы, фермер сполз с края стола и неуверенно встал на ноги. Он ухватился за стол, чтобы не упасть, а затем рискнул пересечь комнату резкими шагами. Медленно и осторожно человек заковылял к двери.

Непостижимым образом дверь распахнулась, когда он приблизился к ней, и там, преграждая ему путь, оказалась группа коричневых громадин и неоги. Разум Телдина был слишком затуманен, чтобы удивляться, и он не мог прочесть злобных выражений на лицах неоги. В центре, хотя и в безопасности, позади слуг, стояли повелитель с золотыми татуировками и М’фей. Маленькие коготки повелителя торжествующе щелкнули.

— Вот так, — злорадно прошипел неоги. — Как видишь, человеческое мясо невредимо. Я предупреждал тебя, квастот М’фей, что испытание моего терпения не беспредельно.

— Верно, мясо живое,— кисло согласился другой неоги, — но оно ничего тебе не сказало. Бесполезное мясо не получается убедить.

— Это уже не важно. Повелитель дал сигнал коричневому рабу схватить Телдина. Зверь нырнул в маленькую дверь и легко поймал измученного фермера. — Мясо будет отдано «иртни-маади».

Восемь когтистых лап М’фея в гневе застучали по металлическому полу. — Нет! Ты этого не сделаешь. Я поймал человеческое мясо. Это мой раб! Неоги сделал резкий выпад в сторону верховного правителя. Один из слуг схватил разъяренного М’фея, и удержал его.