Вадим бросил трубку на пол и схватил товарища за шиворот майки, забывая, что Эльдар может быть лишь его личным призраком.

– Ты хоть представляешь, что я чувствовал, когда ты умер? Что каждый бы почувствовал, если бы его друг, знакомый, коллега покончил с собой? Что дверь на тот свет приоткрылась. Что в неё легко зайти, почти не прикладывая усилий. Замок не закрыт. И из-за тебя начал думать: а что, если это единственный выход? А теперь, мразь, я узнаю, что ты просто грёбаный извращенец?!

– Да ты просто не пробовал.

Вадим не был силачом, но Эльдар казался ещё менее спортивным. Однако вдруг он с силой бронетранспортёра опрокинул Вадима на пол, уселся тому на живот и стал душить. Вадим схватил руки на своей шее, но они впивались в кожу, словно покрытые мелкими крючками. Он попытался бить Эльдара по спине коленями, но тот совершенно не реагировал на внешние раздражители.

Вдруг резкий глухой удар пресёк разворачивающееся преступление, руки Эльдара обмякли и тот повалился на пол. Вадим увидел свою спасительницу – Аню. Ей было, как и тогда, пятнадцать лет. Жидкие волосы собраны в тонкий длинный хвост. Унылая серая форма. В руках – тяжёлая деревянная бита.

– Аня? – уточнил Вадим.

– Уходим, – она помогла подняться парню и выволокла его из комнаты Эльдара.

Они снова очутились в уютной комнате Ани. Девушка забаррикадировала выход из квартиры Эльдара, подставив стул под ручку розовой двери и, убедившись, что на той стороне всё тихо, кивнула.

– Ты сейчас по-другому выглядишь, – заметил Вадим, глядя на Аню, которая явно была лет на десять моложе той девушки, фотографии которой он видел на днях в Инстаграме.

– Ты в порядке? – не обратив внимания на слова парня, она заботливо заглянула ему в глаза.

Аня осмотрела шею Вадима, пробежавшись мягкими подушечками пальцев по покрасневшей коже. Она достала из нежно-персикового комода с вычурными ручками прозрачную баночку розового крема и осторожными движениями намазала его на шею парня. Ему приходилось наклоняться, чтобы невысокая Аня дотягивалась.

– Охлаждает, – заметил Вадим, глядя на макушку девушки и на её тонкие пальцы с пастельным лаком.

– С мятой. Как ты любишь, – девушка дышала глубоко и протяжно, будто готовясь петь.

Вадим вспомнил, как они пили мятный чай с мёдом и имбирным печеньем у Ани дома. Первый поцелуй получился со вкусом мяты, и с тех пор её аромат ассоциировалсь у Вадима с первой любовью – прекрасной, но грустной, как полуувядший цветок.

– Помнишь, что бывает после мяты?

Приятный запах окутывал Вадима, и он чувствовал, как подгибаются колени и как Аня помогает ему лечь на мягкую перину. Девушка легла рядом и большими зелёными – или мятными – глазами с озорными искорками стала наблюдать, как Вадим выпадает в мир снов. Он боролся с собой, но запах воспоминаний ранней юности и мягкие, бесконечно нежные и остро знакомые руки заботливо заставили его заснуть…

Что-то билось в его руках, будто он достал из пруда свежепойманную рыбу, и та пыталась проскользнуть меж пальцев и вернуться в родную стихию. Веки Вадима казались тяжёлыми, как гири, а руки словно двигались, забыв повиноваться мозгу.

Разлепив глаза, Вадим обнаружил, что сидит на Ане, сжимая её горло и вдавливая в мягкую подушку. Лицо девушки покраснело, ослабшие руки пытались разжать его ладони, как только что Вадим пытался отбиться от Эльдара, а взгляд с ужасом метался по комнате, боясь задержаться на лице парня. Он попытался остановиться, но руки свело судорогой, он не мог пошевелить и пальцем.

– Аня! – крикнул в ужасе Вадим. – Боже, я… у меня не получается разжать руки!

У девушки закатились глаза. Она зажала губы так сильно, что проколола их зубами, и по щеке покатилась струйка крови.

– Боже… Эльдар! Хрущёв! – Вадим увидел, что дверь из комнаты Эльдара тряслась под ударами с той стороны.

«Лучше бы он сейчас проломил её и врезал мне», – думал Вадим.

Вдруг Аня перестала сопротивляться, и её рот расплылся в неестественно широкой улыбке, предающей её лицу в неверном освещении красного торшера жутковатый рельеф.

– Ещё чуть-чуть, – прохрипела Аня.

– Что? – не понял Вадим, чувствуя, как пот скатывается по лбу и с кончика носа капает на платье Ани.

– Тебе же нравится?

– Что? – стоило Вадиму прекратить думать о руках, как они сжались ещё сильнее.

– Это же ты обычно делаешь с девушками, – с улыбкой прошептала Аня.

Вадим был в ужасе. Помимо того, что он чувствовал приближение паники из-за невозможности управлять конечностями, то ещё и испугался, откуда Аня узнала о его БДСМ-увлечениях. С ней единственной он всегда был до невозможности нежен и не позволял себе ни единого резкого и неаккуратного движения. Если бы она узнала, как он теперь развлекается по ночам, сочла бы аморалом и преступником.

– Я тебя сейчас убью! – почти с истерикой в голосе сказал Вадим.

– Может, ты этого и хочешь? – прохрипела Аня.

– Нет… Нет-нет!

– Хочешь отомстить мне за разбитое сердце? – ногти Ани больно впились в его напряжённые руки. – Давай, это твой шанс.

– Нет!

– Всё ещё не простил меня? – она скорее хрипела, чем говорила, и Вадим скорее читал по губам её слова, чем слышал.

– Давно простил! Аня, прекрати это!

– Ты делал девушкам больно, потому что не мог им простить, что они – не я?

– Аня, пожалуйста, хватит!

– Какой же ты жалкий, – она рассмеялась кашлем, и новая струйка крови потекла по другой щеке. – Никогда не прощай меня, и тогда однажды ты будешь способен на убийство!

– Хрущёв! Хрущёв! – орал Вадим, не отрывая глаз от Ани. Ему послышались в коридоре шаги.

– Тебе никто не поможет, – рассмеялась Аня, поворачивая шею в руках Вадима и будто наждачкой царапая его кожу. – Мою дверь никто не может открыть!

В одну секунду девушка вывернулась, и ударила Вадима по уху. «Наконец-то мои руки разожмутся», – с облегчением подумал Вадим. Но нет, его ладони всё так же были словно пришиты к горлу Ани, но теперь та ещё и била его по голове.

– Давай! Давай убьём друг друга вместе!

«Боже, это точно не Аня, – думал Вадим. – Эту тварь и правда стоит убить!»

В дверь из коридора, не забаррикадированную стулом, интеллигентно постучали.

– Котики, я слышу, что вы занимаетесь тем, к чему третий может присоединиться только по согласованию всех сторон, – говорил Хрущёв из-за двери. – Но, признаюсь, меня немного обеспокоил уровень децибел в ваших криках, и категорический императив Канта заставил меня вмешаться.

– Хрущёв, быстро сюда! – заорал Вадим.

– Иду-иду… – Хрущёв легко открыл дверь, несмотря на прежние предупреждения Ани. – Эх-ох, что же вы творите, ребятки?

Хрущёв взял гжелевскую вазу с цветами с туалетного столика Ани и аккуратно разбил её о голову девушки.

– Надо бить меня! Меня! – заорал Вадим, видя, как Аня потеряла сознание.

– Разожми руки, – спокойно сказал Хрущёв.

– Я не могу! Я не могу!

– Разожми.

Вадим прекратил паниковать и обнаружил, что способен шевелить руками. Аня без сознания лежала на подушке в окружении осколков вазы и лепестков цветов.

– Как писал Оскар Уайльд, – сказал Хрущёв, глядя на Аню. – Красота есть высшее откровение потому, что она ничего не выражает.

– Да пошёл бы, – плюнул сквозь зубы Вадим, слезая с кровати.

– Я тебя спас вообще-то, – усмехнулся Хрущёв.

– Что это за херня? – Вадим опустился на пол и обессиленными руками схватился за голову.

– Твои гештальты, – ответил Хрущёв, зажёвывая печенье, припрятанное в кармане.

– Я, блин, даже не знаю, что это за слово, а ты его талдычишь и талдычишь, талдычишь и талдычишь! – потерял терпение Вадим.

– Эх-ох, ну ты бы сразу так и сказал! – махнул рукой Хрущёв. – Вообще, «гештальт» – понятие из психологии, а конкретнее – из гештальтпсихологии. Гештальты – это целостные структуры восприятия. У психики есть привычка организовывать опыт в доступное пониманию целое. Многие считают, что гештальты корректно сравнивать с докиновскими мемами, однако это неправильно. Мемы, размножающиеся и эволюционирующие подобно генам, могут измениться до неузнаваемости, будто мутанты. Но гештальт не такой: он всегда остаётся самим собой, сколько бы раз ни менялся. А вот вопрос «Что делает некую структуру очевидным и узнаваемым гештальтом?» уже относится к философии…