Он сделал еще пару шагов в неизвестном направлении, судорожно, словно слепой, размахивая руками, пытаясь найти включатель света, а потом понял, что это бесполезно. Вдали ничего не было видно. Уши забивались странным пульсирующим гулом, слышимым повсюду. От него, однако, голова не болела.

  Тогда Рим решил обернуться вокруг себя, водя над собой руками, стараясь ощутить хотя бы что-то, что могло подсказать в этой темноте. 'Чувствую себя так глупо и беспомощно. Наверное, я сейчас выгляжу, как полный идиот', подумал он про себя, и тут же произошли изменения в среде - странный гул забился чаще, как только Рим машинально описал кистью левой руки круг в одной из сторон. Он понял - это могло быть хорошей зацепкой, поэтому двинулся по направлению, к которому стоял лицом. И действительно - шаг за шагом, пульсация возрастала, так что шум по большей части теперь напоминал работу старого механизма, а не биение сердца.

  Когда шум достиг шесть перепадов в секунду (Рим решил посчитать его частоту, дабы знать, куда идти, если собьется), он встал, как вкопанный. Преграда, абсолютно невидимая, неощутимая, не давала пройти дальше. Ноги не слушались, и замерли на одном месте, будто чего-то боялись, а мозг не осознавал никакой опасности. Вдали глаза поймали маленький предмет, который тлел. Рим был точно уверен, что вдалеке что-то горело, но он этого не видел.

  Рим решил взмахнуть кистью руки еще раз, надеясь на то, что скрытый источник света обнаружится. Действительно: преграда под воздействием взмаха немного расступилась, и Рим уже прекрасно видел, что это было. Огонек. До этого момента Рим хорошо видел, как горит костер, зажженная спичка, зажигалка, окрашенное пламя на химии, бензин, свеча. Но было похоже, что настолько красивого пламени ему никогда не приходилось видеть в своей жизни. Синий огонь с белыми язычками вздымался и утихал, кружился, точно светлячок. От него не исходил резкий свет, но было мягкое тепло, ласкающее кожу руки. Гул превратился в тихий свист, возрастающий и убывающий в такт пламени.

  От такого зрелища Риму хотелось плакать то ли от счастья, то ли от осознания чистой красоты того, что он видел, но сдержался. Глубоко вздохнул, и выпрямился, вглядываясь в горящий синий огонек. У него просто не нашлось адекватного примера для того, чтобы сравнить это пламя с чем-либо еще, существовавшим в мире, в котором он жил. Оно было очень красивым, завораживающим, и элегантно вальсировало белыми языками, иногда вырывающимися из плазмы. Оно казалось таким уникальным, таким...Риму пришлось перебрать кучу слов в голове, чтобы найти нужное ему - 'первозданным'. Глядя на него, другого описания было подобрать невозможно. Зато один за другим начали появляться вопросы. Откуда возникло синее пламя и что оно здесь делает? Как давно оно существует и почему скрыто от посторонних глаз? Они заполняли разум юноши, отбрасывая, вероятно, самый главный - как он попал в это странное место. Но Рим успел его ухватить и хорошо изучить. Это был очень хороший вопрос. До этого казалось, что причины и следствия хорошо держатся друг за друга. Затем это происшествие (эта телепортация?) полностью порушило логику и понимание случившегося. И вот Рим попробовал сложить из руин то, что раньше называлось этакими фундаментальными понятиями.

  И только Рим приступил к рассуждению, тут же перед глазами сверкнула белая вспышка, и все снова пропало. Некто решил не давать Риму подумать в этом пространстве, и отправил его обратно, в свою реальность. Глаза слегка напряглись, а затем все вокруг резко потемнело...

  - Рим? Рим, твою мать! Ты слышишь меня или нет? - Кто-то мельтешил щелчками пальцев перед глазами. То был Женька, а как иначе.

  Рим как будто пробудился от сна, но при этом он все еще находился в том же положении, в каком он пребывал до загадочного странствия. Все так же он смотрел на Женьку, как, собственно, и он смотрел на него. Рим покопался в собственном разуме: все осталось на месте. Он все запомнил.

  Он моргнул, показывая, что все еще жив и находится в рассудке.

  - Да, слышу ясно и отчетливо. - Женька казался напуганным и сбитым с толку не меньше самого Рима.

  - Что с тобой происходит? Ты как будто заснул на месте, - сказал Женька. Только что ему пришлось лицезреть очень странное зрелище. Сначала Рим попытался что-то сказать, но замер. Внезапно в стеклянных зеленых глазах пропал природный цвет, вытесненный чернотой. А затем Рим сидел так же неподвижный, но при этом очи неистово светились белым светом. И Женька, сидя с раскрытым ртом, что-то улавливал в глазах друга, помимо него. Синие, синие вспыхивающие точки в каждом из зрачков.

  - Хотелось бы мне самому понять, что со мной происходит. Черт, как же болит голова...

  Рим потер глаза пальцами, закрывая ладонями все лицо. Как только он отодвинул руки от лица, Женька чуть не вскрикнул на всю аудиторию, зажимая самому себе рот.

  - Что? Что такое? - Рим не совсем понял, что происходит, пока не взглянул на свои ладони. Они были все в крови. Тут Рим почувствовал и красную влагу, бросающуюся в нос металлическим, характерным запахом. 'Ох, вот дерьмо. Не хватало только того, чтобы я еще и ослеп'.

  - Можно выйти? - вопросил Рим, снова прикрыв ладонями лицо.

  Ему несказанно повезло, что помимо Женьки и, возможно, пары любопытных лиц, сидящих по левую сторону от него, никто не обращал внимания на кровоточащие глаза (все так же были заняты своим делом). Женька тут же шуганул всматривающихся.

  - Да, можно, - бросила преподавательница, не оборачиваясь и не отрываясь от доски, старательно вырисовывая на доске линии к графику.

  Рим уже успел вытереть глаза и руки носовым платком, который по счастливой случайности оказался рядом, в кармане пиджака. Возможно, он не зря решил надеть темно-коричневый костюм, который ему не особо нравился, но другого у него и не было. Кровь могла разбрызгаться от глаз прямо на одежду, а оставлять странные следы даже на темной одежде Риму ну никак не хотелось. Потому что вслед за странными следами могли последовать настолько же странные вопросы. Хотя бы то, откуда могло появиться столько крови, потому как кровотечение из носа ну не могло казаться настолько обильным. Выходя из аудитории, Рим взглянул на свой платок. Из белого он окрасился в вишневый. Шутки про компот, да и любого другого рода пришлось отложить в сторону, поскольку такая потеря крови пугала и не могла не сказаться на состоянии.

  По пути к санузлу по дороге лишь изредка попадались студенты, как-то косо поглядывая на Рима, закрывающего лицо руками. 'Ну, сейчас их озабоченность - это меньшее, что мне сейчас вообще нужно. Оно и отлично, что их особо не волнует, что я тут ношусь с руками, которые все в крови', решил Рим.