– Да за это под суд можно отдать!

– Можно. Но не нужно. Потому что теперь, если ты рыпнешься, диск с этой записью появится и у твоих родителей, и у твоих товарищей.

– Вы подлец! – закричал Сергей. – Вы преступник!

– Да, но умный подлец и умный преступник, – сказал Крышкин.

И только тут Сергей понял, что вся сцена была снята таким образом, что Крышкин в кадре демонстрировал лишь свое тело, а Сергей – узнаваемо до безобразия и свое лицо.

К осени Сергей свыкся и со своей работой, и со своим положением. Крышкин каждый месяц демонстрировал ему его банковский счет, куда аккуратно перечислялись немалые суммы денег.

Как понял Сергей, его функция заключалась в создании новых химических добавок к фирменному алкогольному напитку. Каждая из этих добавок активно влияла на одну из сфер головного мозга. И в результате после употребления алкоголя у человека активизировались или, наоборот, притуплялись те или иные функции.

В конце лета на территории их режимного объекта появилось еще одно наскоро построенное одноэтажное здание с решетками на окнах. И, как видел Сергей, туда завезли с десяток мужчин и женщин.

Крышкин называл их испытателями. И, как понял Сергей, именно эти люди, которые никогда не выходили из здания, и были главными дегустаторами.

А однажды ночью, выглянув в окно, Сергей увидел, как из барака испытателей двое охранников вынесли носилки с явно неживыми людьми.

Сергей понял, что эксперименты, за которые ему платят немалые деньги, более чем опасны.

Но ни Крышкину, ни Крабу, ни кому-либо из сотрудников ничего говорить не стал.

Самое поразительное было в том, что ему самому все меньше и меньше хотелось возвращаться в Москву. Еду им с Крышкиным приносили в номер. Одежду стирали в прачечной. За них убирали. К их услугам были любые фильмы и книги. Но иногда, проснувшись среди ночи, Сергей ясно чувствовал, что эта его апатия связана с употреблением помимо его воли каких-то психотропных препаратов, обостряющих ум, но притупляющих волю. И это приводило его в ужас.

Мария Казимировна Печкина с тех самых пор, как пришла работать в фирменный ликеро-водочный магазин продавщицей, с завистью смотрела на директора и зама, которые могли себе позволить (и все об этом знали) давать всем своим знакомым в качестве презента красиво упакованные бутылки спиртного. Просто брали, что им хотелось, хоть самый дорогой коньяк, хоть беленькую, и дарили.

Кто знал, что события так повернутся, что, как только начнется разбирательство того, откуда в фирменном магазине взялась паленая водка, ее назначат исполняющей обязанности не кого-нибудь, а директора. Теперь специальные люди делали анализ содержимого бутылок каждой новой партии. И как только один из ящиков новой, только что прибывшей партии «Моей Московской», разлитой в фигурные бутылки, похожие на расписной терем, проверили на качество, первое, что она сделала, – это взяла презент для своего нового знакомого Василия.

У них с Василием, классным шофером и автомехаником, было как в песне: «Он в разводе, и она разведена». Притом он был разведен уже целых два раза, и у него от разных женщин подрастало двое сыновей. Но роман Марии Казимировны и Василия только начинался. И такой замечательный презент был как нельзя кстати.

У Василия был брат-близнец Владимир, который постоянно подтрунивал над своим младшим на несколько минут братом, которого называл «малой». И хотя сам уже пережил две свадьбы и два развода, считал, что кто-кто, а «малой» Василий совершенно не разбирается в женщинах. Но Мария Казимировна ему понравилась. И у них планировалась встреча. Владимир тоже собирался прийти туда со своей новой пассией.

Новая женщина Владимира, Катерина, как и Мария Казимировна, была статной, полногрудой и ярко крашенной блондинкой. Взглянув одна на одну, они даже глазам своим не поверили, насколько были похожи. Правда, Мария Казимировна была в широкой юбке годе и ярко-красной шелковой кофте, а Катерина, которая, как сказала, тоже работала в торговле, в новом джинсовом костюме.

Встречались они у Василия на съемной квартире, которая находилась неподалеку от Казанского вокзала. Особой мебели в квартире не было. Но «сексодром», как Василий называл свой застеленный чистыми простынями широченный двуспальный диван, был расстелен.

– И для кого такое футбольное поле раскинулось? Или мы по очереди голы забивать будем? – хмыкнул Владимир.

– Можем и вместе! По-шведски! – подмигнул Марии Василий.

Та зарделась не то от уже выпитой рюмки, не то и впрямь от смущения.

Когда презент в фирменной, похожей на терем бутылке кончился, Владимир предложил:

– А давайте на пальцах выкинем. На кого выпадет, тот первым себе пару выбирать станет и на сексодром приземлится.

И выпало на него. И он долго стрелял глазами, переводя взгляд с дамочки в джинсовом костюме на дамочку в красной шелковой кофте, чем смущал женщин и выводил из себя уже изрядно захмелевшего Василия.

– А я двоих хочу! – сказал наконец Владимир и добавил: – Хочу и могу! Девчонки, вы как?! Готовы оседлать такого, как я, мачо?!

– Готовы!! – вдруг в один голос, как они думали, просто ради хохмы выкрикнули Катерина и Мария.

Но хохма оказалась более чем драматичной, можно даже сказать, трагичной оказалась хохма.

Василий тут же психанул и, хлопнув дверью, буквально выскочил из квартиры. А когда вернулся через каких-то полчаса, его было не узнать. Он сел на стол, попытался закусывать огурцами, но у него ничего не получилось. Василий вдруг побелел, упал со стула и забился в конвульсиях. А потом его начало рвать кровью.

Все испугались. Нужно было срочно вызывать «скорую». А вызывать «скорую» было страшно. Ведь все они были абсолютно пьяные. И без штрафа и оплаты лечения им не обойтись. А то еще, чего доброго, и милиция нагрянет.

Тогда не видать им своих у каждого уже насиженных теплых рабочих местечек как своих ушей.

– Может, пусть ляжет проспится… – предложила Мария.

– Если он заснет, то уже не проснется! – закричал Владимир и вдруг сообразил: – Мама! Надо позвать маму.

И бросился к телефону.

– Мама! Привет! – проговорил он в трубку, стараясь удерживать голос в тонусе, чтобы мама не догадалась, что он пьян.

Но маму было не провести.

– Что, опять назюзюкался?! Маму он вспомнил!

– Мама! Тут все более чем серьезно! – прокричал Владимир. – Приезжай к Василию. Ему очень плохо.

– Вы что, его напоили?! – возмутилась мама. – Ему же нельзя! Совсем, совершенно нельзя!

Мама тут же бросила трубку. В том, что она приедет, Владимир не сомневался.

– Мы тогда пойдем? – испуганно проговорила Катерина.

– Как хотите! – махнул рукой Владимир.

Мама, очевидно на такси, приехала буквально через несколько минут после того, как женщины, вызвав такси, ретировались.

Она бросилась к синеющему на глазах Василию и закричала:

– «Скорую»! Срочно!

– Мам, вызови лучше ты, – замямлил Владимир, – а то я, сама видишь, как бы не совсем трезв.

– Ты пьян, как и он! Но ему же вообще пить нельзя! Он же закодирован! – закричала мама, плеснув в лицо Василию минералкой, тем самым пытаясь привести его в чувство.

Потом она схватила телефонную трубку и, набрав номер «Скорой помощи», закричала:

– Немедленно! По адресу…

Владимир поспешил назвать адрес.

– У мужчины явное химическое отравление.

Когда приехала «скорая», они, увидев, как выворачивает Василия, не стали даже писать, что он пьян.

– Если напишем, что пьян, с ним никто возиться не будет, а тут явная химия! – заметил молодой врач. – Наверняка какой-то гадости в подворотне налакался.

– Мы вообще-то пили за столом, и только фирменную. «Мою Московскую». И всем нормально. Только его так скрутило.

– Может, просто у каждого особая реакция, – предположил врач, выходя вслед за санитарами, которые уносили носилки с время от времени вздрагивающим в конвульсиях Василием. – Кому-то на желудок, а кому-то на мозги капает!