Товарищ Зальцман – человек дела. Не стал слушать, как кричат и прячутся от пьяного отца Нюронькины дети, вышел и быстро навел порядок.

Почему отец так не мог? Он сильный, мог бы легко справиться с Нюронькиным мужем. Почему он не выкинул его на лестницу?

Собрание окончилось. Володя очнулся, когда зал почти опустел. Он ругал себя – ничего не услышал из того, что говорил товарищ Зальцман!

– А вот и наш художник, – послышался голос Петьки. Володя встал.

Петька сиял и с восторгом смотрел на товарища Зальцмана. Тот внимательно оглядел Володю:

– Здравствуй. Хорошо рисуешь, молодец! Слушай, я тебя как будто где-то видел?

– Видели, – смущенно сказал Володя, – мы с вами в одной квартире живем.

Зальцман сначала нахмурился, потом широко улыбнулся:

– Точно! Ты же сын инженера, да?

– Да.

– Как тебя зовут?

– Володя.

– Владимир, значит. Хорошее у тебя имя, малый, прямо как у вождя нашего. Ну что, Петр, пойду я теперь?

– Спасибо вам, товарищ Зальцман!

– И тебе спасибо. На той неделе еще приду, собирай рабочих. Ты домой, малый?

– Да.

– Что ж, пойдем вместе.

Володя поколебался, но отказаться было неловко.

Они вышли на улицу. Зальцман остановился, втянул в себя воздух.

– Как будто весной уже пахнет. Чуешь?

– Да.

– Ты что молчаливый такой?

– Не знаю.

– Не знаешь… такой умница, так рисуешь! Бойчее надо быть, парень. Ты в школе учишься?

– Да.

– Хорошо?

– Хорошо.

– А у вас там ячейка есть?

– Ячейка?

– Ну да, молодежная?

– Нету вроде.

– А вот ты бы и организовал!

Володя улыбнулся:

– Я? Я не умею.

– Нет такого слова в революции – не умею… ладно, малый, ничего. Вот походишь в клуб, к рабочим людям – поймешь… что ты сейчас видел? Квартиру большую, прислугу… небось и нянька у тебя была? А ты посмотри, как рабочий класс живет – настоящие люди!

Володя растерянно слушал Зальцмана. Хотелось возразить, сказать, что его отец постоянно работает, постоянно на своем заводе, что он болеет за свое дело, бывало, что его вызывали по ночам. Зальцман остановился:

– В правильное время ты растешь, малый. Рад я за тебя… и завидую немного. Я рос – некому меня направить было. У отца лавка в Гомеле, одного хотел паскудный старик – обогатиться. Бедная вдова придет – он ей хлеба даст, а сам запишет… а потом долг требует. Она плачет, а ему что? Так ей и говорит – никого кормить не обязан. Когда бунт был – убили его соседи.

Володя вздрогнул. Это не укрылось от внимания товарища Зальцмана:

– Не дрожи. Правильно это…

– А мама ваша?

– Она давно умерла, мне семь лет было.

– У вас теперь нет семьи?

– Зоська вот. И весь рабочий класс. Ну, вот и дом, малый. Пойдем?

Володя представил себе, как он приходит домой вместе с товарищем Зальцманом, и помотал головой:

– Я еще гулять.

– Ну гуляй. Завтра приходи в клуб, помоги Петру с афишей. Я через неделю снова перед пролетариатом выступаю…

Зальцман ушел. Володя потоптался около подъезда, потом тоже побрел домой. Дверь открыла Нюронька. Лицо у нее было злое:

– Ноги вытирай! Наследишь сейчас, буржуенок, а трудящимся подтирай?

Володя огляделся. Коврика, который всегда лежал около порога, не было.

– Что зыркаешь? – насупившись, спросила Нюронька.

– Коврика нет.

– Жалко коврика? Иди, забери!

– Мне не надо. Я хотел ноги вытереть.

– Вон об тряпку елозь.

Володя пошаркал ногами и пошел к гостиной. Нюронька осталась недовольна:

– Посмотри, следов-то сколько!

Володя обернулся:

– Я сейчас ботинки сниму и сам все вытру.

– Вытрешь ты… сама сделаю.

Отец лежал на диване с книгой. Услышав шаги, он поднял голову.

– Где ты болтался?

– Гулял. А где мама? И девочки?

– Пошли к гости к тете Наташе. Через час пойду их встречать.

– Можно я с тобой?

– Можно.

Отец снова углубился в книгу. Володя сел к столу, взял листок бумаги, машинально стал что-то чертить.

Как там сказал товарищ Зальцман – правильно, что убили отца? Была лавка, требовал обратно долг у бедной вдовы… это плохо, наверное, но… интересно, а Арсений Васильевич тоже требовал долг? Ведь наверняка к нему приходили бедные, просили в долг, а как потом?

Отец нагнулся над столом:

– Что это ты рисуешь?

Володя посмотрел на бумагу и похолодел. Задумавшись, он машинально нарисовал человека, похожего на товарища Зальцмана. Человек выступал перед толпой, а над ним был нарисован плакат:

Вся власть советам!

Отец развернулся и пошел к дверям. Володя вскочил:

– Папа, ты уже за мамой? Я с тобой…

– Нет.

Дверь захлопнулась. Володя бросился было к двери, но вернулся и сел на стул.

Что теперь будет?

А ничего не будет, подумал он отчаянно. Да, нарисовал – но это же не преступление? Мало ли что он нарисовал, почему нельзя рисовать все, что угодно?

Было немного страшно – в каком настроении вернется отец, но потом Володя успокоился. Если что – можно просто взять и уйти из дома. Куда? В клуб.

Родители и сестры вернулись через полчаса. Анюта влезла к Володе на колени, весело рассказывала, как хорошо было в гостях, какой у Сонечки – ее подружки – большой прекрасный медведь, и еще куклы! Папа сказал, что тоже купит ей такую большую куклу. Эля болтала с мамой – вспоминали, какое платье было у старшей дочери тети Наташи. Отец снова лег на диван с книжкой.

***

Арсений Васильевич случайно увидел Володю около клуба – тот оживленно обсуждал с туповатого вида парнем, как лучше повесить плакат. Смирнов остановился и смотрел, как вешали плакат – на нем был изображен человек с поднятой рукой, идущая за ним толпа, солнце, а на заднем плане – дымящиеся трубы фабрики. Плакат повесили, и Володя вместе с парнем ушли внутрь.

Арсений Васильевич пожал плечами и пошел домой.

Что делает мальчик около этого клуба? Что там вообще – в клубе?

На следующий день Арсений Васильевич пошел на собрание и лекцию товарища Зальцмана. В заполненном зале он огляделся и сразу же увидел Володю – он разговаривал с какой-то потасканной девкой.

На сцену вышел товарищ Зальцман. Арсений Васильевич узнал его – дворник как-то показал около дома и сказал, что это новый сосед Альбергов.

Зальцман начал говорить речь. Арсений Васильевич сначала слушал неохотно, потом увлекся. Зальцман говорил хорошо, рассказывал о новых правах рабочих, о самоуправлении, об ответственности каждого перед заводами и фабриками. Сказал несколько слов о вреде пьянства, о личной гигиене. Ему много хлопали.

Арсений Васильевич вышел из клуба и встал на углу. Через полчаса появился Володя – но не один, а с товарищем Зальцманом. Увидев бывшего лавочника, мальчишка смутился, если не сказать – перепугался, попытался было сделать вид, что не узнал, потом все-таки взял себя в руки, подошел.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Володя, – спокойно сказал Арсений Васильевич.

Подошел и Зальцман.

– Добрый вечер, – сказал он приветливо, – какая погода-то! Весной пахнет, чуете?

Арсений Васильевич кивнул и повернулся к Володе:

– Ты домой? Пойдем вместе?

– Вы рядом живете? – вмешался Зальцман, – мне тоже туда. Пойду и я с вами.

Арсений Васильевич поморщился:

– Володенька, ты тогда вот с товарищем иди, а я еще тут по делу… зайдешь к нам?

– Зайду.

– Ну, до встречи.

– Не захотел с нами идти, – вздохнул Зальцман, – а кто это?

– Сосед, – сказал Володя неохотно, – в соседнем доме живет. Я с его дочкой в одном классе учусь.

– А чем до революции занимался?

Володя замялся:

– Не знаю.

Зальцман достал папиросу:

– Все ты знаешь. Ну да ладно. Ты мне вот что скажи – родители твои знают, что ты в клуб ходишь?

Володя вспыхнул:

– Нет.