– А нам тогда что делать?

– Федя, Варя, – нерешительно заговорил отец, – а вы взять ребеночка не хотите? Ведь в приютах есть сиротки, и постарше, и совсем малыши.

– Я вот говорю Варьке про это, – оживился Федор, – а она…

– А почему нет, Варя?

– Не знаю, Арсений. Вернее, знаю, объяснить смогу ли… ты вот за Нину свою на любое дело пойдешь, жизнь отдашь не задумавшись. А за чужого ребенка?

– Да как же он чужой? Если при тебе вырастет?

– А все-таки? Ты бы – смог чужого любить? Вот так, чтобы на всю жизнь?

– Начиталась ты, Варька, – недовольно сказал Федор, – «жизнь отдать»… тем жизнь и отдают, что растят, ночей не спят.

– Чужого полюбить… – задумчиво сказал Арсений Васильевич, – не знаю, Варя. Наверное, смог бы. Смог бы, да.

– А я боюсь не полюбить, Арсений.

– Ну, тогда бойся, – сердито сказал отец, – ездите по богомольям.

Варя всхлипнула. Шаркнул стул, хлопнула дверь. Федор шумно вздохнул:

– Вот и поговорили…

– Это я виноват.

– Ничего ты не виноват. Может, к тебе прислушается – по старой-то памяти.

– Какая там уж память…

– Такая, Арсений… Пойдем спать? Тебе вот там, в боковой комнате постелено.

– Пойдем.

Следующий раз Нина проснулась уже утром. Она встала, подошла к окошку и ахнула – прямо перед ней, за небольшим заснеженным садом, лежала покрытая льдом Нева. Девочка застыла у окна. А какая тут красота весной и летом, подумала она радостно. Варвара Степановна приглашала – обязательно надо будет приехать.

Варя как раз входила в комнату:

– Ты проснулась, доченька! А что ж босиком? Вот тебе я тапочки подам… ой, ножка-то маленькая! Ну ничего… чаек пойдем пить? Завтрак я накрыла, все готово.

– А папа встал?

– Встал давно, с Федором ушли погулять. Мужчины отдельно, а мы с тобой уж тут.

– А папа со мной гулять хотел!

– И с тобой потом сходит – перед обедом-то.

Нина кивнула, быстро оделась, заплела косы и вышла в столовую. Стол снова ломился от яств.

– Я, пока у вас в гостях, растолстею! – весело сказала она.

– Да где тебе толстеть – стройная такая. Садись поближе к печке? Не замерзла ночью? Я несколько раз зашла, смотрела, не раскинулась ли?

– Я не мерзну. У нас дома прохладно, папа жары не любит.

– Вот и морозит девчонку!

– Я тоже жары не люблю. Мы раньше даже в Крым ездили в сентябре. А теперь вот гимназия…

– Хорошо учишься?

– Чаще хорошо, вот математику не понимаю. Я читать люблю.

– А что ж Арсений математику не объяснит?

– Папа сам не понимает. Он же так, в уме видит, не считает… я не понимаю, как он так. Я ему говорю – задача из трех действий. А он мне – как из трех? И ответ мне говорит. Три-то зачем, спрашивает.

– Это он всегда таким был, – засмеялась Варя.

– А вы давно знакомы? Мне папа про вас не рассказывал.

– Давно, Ниночка. Еще до того, как папа на маме твоей женился. Я ведь на Песках жила, а папа в магазине торговал – на Мытнинской. Я к нему за покупками ходила.

– А Федор Алексеевич?

– А с ним-то мы уж потом познакомились – и папа твой, и я.

– А маму вы знали?

– Знала, как же. Она при читальне кружок вела, вот я туда ходила. С папой твоим.

– Ясно, – сказала Нина и занялась пирогом.

– А уж потом мы с Федором познакомились, – продолжила Варя.

– А где?

– Да в том же магазине. Там хозяин рыбный отдел открыл, с другого входа, Федор к нему приехал договариваться. Тут меня и увидел. А как отец твой женился, так и я замуж вышла.

– Очень вкусный пирог! – сказала Нина, – я тоже печь немного умею, но у меня так вкусно не получается.

– А ты любишь готовить?

– Люблю! У меня тетя Лида, мы с ней всегда готовим. А вы и тетю Лиду знаете?

– Нет, о ней слышала только. А хочешь – мы с тобой пирог испечем?

– Хочу!

– Тогда допивай чай и пойдем.

На большой кухне Нина огляделась:

– Я такую печь и не видела никогда!

– Так ты в квартире живешь!

– А дом в Галиче? И в Городищне – это откуда дедушка был родом? Нет, я деревенские дома видела, но тут просто огромная печка!

– Туда много можно что поставить. Ну, давай пирог делать. Вот тесто у меня уж подошло, я с утра ставила, а рыбу разделаем. Умеешь?

– Нет… никогда не делала. Как?

– Ну вот смотри.

На небольшом столе в углу лежала огромная рыбина, жабры слабо шевелились. Нина боязливо подошла:

– Зубы какие…

– Это щука, с ней самый лучший пирог. Ну, смотри. Вот берем нож, взрезаем…

Нож вонзился в рыбье брюхо, хлынула какая-то жидкость – то ли кровь, то ли вода. Жабры стали шевелиться чаще.

Она что, живая? Нина с ужасом смотрела на нож в ловких руках Вари. Та доставала из живота рыбы и кидала на стол какие-то ошметки.

Нина почувствовала, что темнеет в глазах, а к горлу подступает тошнота. На ослабевших ногах она отошла от стола и прислонилась к стене.

– А ты что отошла? Ниночка!

Нина сползла по стенке.

Очнулась она в столовой, на диване. Варя обтирала ей лицо мокрым полотенцем, рядом стояла горничная, махала руками.

– Ниночка! Ну как ты? Очнулась?

Нина потрясла головой. В глазах снова потемнело.

– Где папа?

– Не знаю, Ниночка, гуляют где-то!

Нина отвернулась:

– Я посплю.

Варя укрыла ее одеялом, занавесила окна, села рядом, шепотом говоря горничной:

– Иди уж готовь – я рядом посижу.

Нина проснулась от прикосновения прохладной руки. Отец стоял на коленях около дивана:

– Маленькая моя, что ж такое?

Нина потянулась к нему:

– Она как будто живая была…

– Нет, Ниночка, не живая. У рыб просто долго жабры шевелятся, а так она не чувствовала ничего, что ты.

– Точно?

– Конечно, кто ж живую рыбу чистить будет…

– Я никогда рыбу готовить не буду. Ты, если рыбы захочешь, в ресторан иди.

– Как скажешь, Ниночка. Ты как? Домой поедем? Или погулять сходим, на обед останемся?

– Останемся, – решила Нина, – давай сейчас гулять пойдем?

– Давай. У них санки финские, я тебя покатаю.

Федор и Варя, встревоженные, стояли в дверях:

– Как ты, девочка? – спросил Федор.

– Хорошо, – улыбнулась Нина, – оказалось, что я неженка, рыбу боюсь чистить! А хвасталась – что сама готовлю!

– Ну хоть ладно, от сердца отлегло. Идите погуляйте, Арсений, покажи ей памятник, да сети, может…

На воздухе Нине сразу стало лучше. Она села на санки, и отец покатил ее по берегу.

– Вот памятник, Нина, смотри: Петр Первый велел поставить жителям Рыбацкого за то, что они в войне со шведами помогали. А вот там – не так и далеко – Ижорская битва была, но это раньше.

– Папа, почему у них детей нет?

– Не знаю, кто ж такое знает.

– Я ночью разговор слышала. Правда, почему они взять ребеночка не хотят? Тетя Варя меня доченькой зовет, а так была бы у нее своя.

– Ну, это им решать. Я тоже так считаю, что надо бы взять. Замерзла ты?

– Немного, давай на лед спустимся?

– Давай, только далеко не пойдем.

Они побродили по льду, немного поиграли в снежки, потом вернулись домой. Нина попробовала прокатить отца на санках, но уехали недолго – оказалось тяжело. Арсений Васильевич расстроился:

– А все Варька вчера – съешь еще кусочек да съешь… вот и наелся.

Домой вернулись к обеду. Варя скорее усадила Нину:

– Я тебе суп с грибами сварила – может, рыбного-то не захочешь?

Нина засмеялась:

– Я все попробую – все прошло уже, не бойтесь!

– И тебе, Арсений, и грибного, и рыбного…

– Ну уж нет! – решительно отказался отец, – я и так у тебя тут растолстел, вон, жилет не застегивается…

На второе была картошка с запеченным мясом, на десерт Варя принесла маленькие круглые пирожки с малиной. Арсений Васильевич присмирел и тихонько спросил Нину:

– А пуговицы чуть переставить можно?

Нина кивнула.

После обеда гости стали собираться домой. У крыльца уже стоял извозчик, Варя ставила в санки большую корзину с гостинцами. Федор протянул Нине большой сверток: