Ему нравились эти мгновенья,

Когда они были близки,

А её вдохновляли, наверно,

Попытки стать лучше пред ним,

Убегая от будней проблемных,

Нелепой людской суеты.

Ну а Синсэр всегда был спокоен,

Как вечное что-то, как свет.

Он был добр, и он был собою —

Всем тем, чего в ней уже нет.

И он стал её личным кумиром

И шансом её доказать

Всему этому чёртову миру,

Что ей еще есть, что терять…

Эго Синсэра грела бальзамом

Наивная вера Кристины

В идею, что Синсэр на самой

Вершине божественной силы.

Но вот невозможность быть вместе

Сжигала его изнутри,

Кандалы его – маленький крестик

На сильной (от груза) груди…

Что-то скрипнуло где-то за окнами

В траурном дыме полночном.

– Здесь скоро все просто подохнем мы, —

Синсэр поставил так точку.

Налил себе, сделал глоток

И, откинувшись телом от стойки,

Свой взгляд устремил в потолок.

Снова вспомнил о мёртвом ребёнке…

– Ты ведь город забыл этот, да? —

Быстро вставила девушка всё же.

– Наш город забыт, ты права… —

Очень медленно Синсэр продолжил, —

Но точно не мной, дорогая.

Наш город – голодный, немой,

И всецело, от края до края

Чума пропитала его!

Он оставлен, закрыт, запечатан,

Накрыло его, замело,

И свободы в нём только зачаток.

Оставлен он. Только не мной!

Моя проповедь – факел и свет

В полумраке пугающей ночи.

Таких, как я, в городе нет,

И меня люди слушают точно…

Кристина уже пожалела,

Что снова затронула грозные

Мысли в его голове, но

Вернуть всё назад было поздно…

– О, эта нелепая паства,

Была бы в них капля хоть воли, —

Слышалась в голосе властность…

– О, как же я был бы доволен!

Я в каждом нашёл бы изъяны

И выкорчевал бы их с корнем,

Достал бы весь мир я из ямы,

И мною бы каждый был вскормлен…

И Синсэр пьянел всё сильнее,

Смотрел и дышал горячо,

Он пьянел и душою, и телом,

Но только был ром ни при чём…

И Кристина его перебила:

– Наш город убогий, конечно,

Но ты – его светлая жила.

Зачем же ты прячешься вечно

За образом пастыря, Синсэр,

Бойца с твёрдым камнем в груди?

Я всегда в тебе видела принца,

Который способен любить…

И вдруг это ударило где-то

Священника в маленькой области

Между душой и скелетом,

Левее и над брюшной полостью…

Вмиг изумруды сверкнули

В глазах и растаяли быстро.

– Кто знает, однажды смогу ли… —

Так Синсэр сказал и забылся…

Кристину сдавила вина,

Это тёмное, мерзкое чувство.

Она не со зла завела

Разговор в это глупое русло,

Что делает больно опять…

А ведь Синсэр успел уже что-то

Про чувство вины рассказать,

Вспоминая двусмысленный опыт.

И вот, после паузы длительной

Девушка вспомнила то,

Что, на первый взгляд, очень обыденно,

Но ей сказать помогло б

Собеседнику там, между строк,

Что еще не потерян их город,

Что страшный губительный рок

На него грянет очень не скоро:

– Сказал мне недавно прохожий,

Что в городе новый приезжий.

– Я знаю. Глупец и, похоже,

Любитель всего неизбежного.

Зря он судьбу свою рушит,

Что в городе этом за быт?

И визит его точно не нужен

Всем тем, кто давно здесь забыт.

Но и всё же, он парень отчаянный,

Сколько про то ни судачь…

– Расскажи мне хоть, кто он, сначала…

Таинственный путник…

– Он врач.

И ведь это тот тип человека,

Который считает, что может

Всем жизни спасти, и за это

Ему благодарность возложат.

Врачам не увидеть, наверно,

Что многие наши недуги

Не только в телах или венах,

А чаще сокрыты друг в друге:

Болезнь одного человека —

Проблема его окруженья,

Симптомы лечить – это бегство,