Все, что угодно.

Адмирал осталась работать в кабинете Питерса – он наилучшим образом подходил для оперативного руководства, и на следующее совещание вызвала специалистов по связям с общественностью: пресс-секретарей NASA, "Vacoom Inc." и Космического флота, а также Маркуса Оливера, советника Президента Шеппард, присланного, как понимала адмирал, оценивать ее работу в режиме реального времени. Впрочем, Стоун это обстоятельство ничуть не смущало: она знала, что собирается делать, и плевать хотела, как ее оценит Оливер – Стоун интересовал исключительно результат.

Что же касается совещания, то на нем адмирал собиралась обсудить очень тонкий и деликатный вопрос:

– Что говорить людям?

Затруднений с ответом у профессионалов не возникло.

– Ситуация, безусловно, не идеальная, – произнес Оливер.

– Это еще мягко сказано, Маркус, у меня телефон разрывается.

– Я бы рекомендовал пока говорить правду, – подал голос представляющий NASA Гомес. – В настоящий момент в ней нет ничего вредящего нашей репутации. Да, случилась катастрофа, да, мы разбираемся в обстоятельствах, да, мы пытаемся выйти на связь с VacoomZ и запустили к нему автоматический зонд…

– Мы запустили автоматический зонд? – удивилась адмирал.

– Мы всегда так говорим, когда нужно обозначить активность, – объяснил Гомес. – А потом говорим, что зонд погиб при исполнении. Он ведь автоматический, кто знает, что с ним случилось на самом деле.

– На самом деле он никуда не летел?

– На самом деле, если мы готовим спасательную миссию, в его полете нет смысла.

– А как же обеспечение связи? – удивился далекий от космических реалий Оливер.

– Связь обеспечат ретрансляторы.

– Хорошо, говорим, что запустили зонд, – кивнула Стоун. – Что еще?

– Нужно собрать в Хьюстоне родственников пассажиров и членов экипажа, – предложил Оливер.

– Это мы возьмем на себя, – тут же добавила Шарлин из "Vacoom Inc.". – Собственно, мы уже занимаемся: разослали сообщения, забронировали билеты и номера в отеле.

– Хорошо, – одобрила адмирал. – Нужны психологи.

– Будут, – пообещала Шарлин. – Но вот с журналистами придется общаться вам.

– Я справлюсь.

– Я бы отложил пресс-конференцию до старта спасательной миссии, мэм.

И лишь после этой фразы, произнесенной громко и уверенно, Стоун и остальные участники совещания с удивлением поняли, что в кабинете находится еще один человек: неприметный, блеклый мужчина в дешевом костюме, с потертой кожаной папкой в руках. До сих пор мужчина скромно сидел в уголке, и если бы не реплика, так и остался бы незамеченным.

– Можно узнать, почему, по вашему мнению, я должна отложить пресс-конференцию? – негромко осведомилась адмирал.

– При всем уважении, мэм, вы не можете выйти и сказать, что вам нечего сказать, – мужчина позволил себе что-то напоминающее улыбку. – Об этом могут сказать мистер Оливер или мистер Гомес. Вы должны появиться с настоящими новостями, мэм.

Стоун мысленно согласилась с доводами незнакомца, и уточнила:

– Как вы сказали, вас зовут?

– Я не говорил, мэм, но с удовольствием исправлю эту оплошность, – мужчина бросил быстрый взгляд в сторону адмирала и вновь уставился на лежащую на коленях папку. – Козицкий, мэм, мистер Козицкий. Я сюда назначен.

– Тот самый Козицкий? – подняла брови адмирал.

– Вас должны были предупредить, мэм…

– Меня предупредили, – Стоун выдержала короткую паузу. – Господа, совещание окончено. Вы знаете, что делать, а сейчас, пожалуйста, оставьте нас.

Оливер попытался задержаться, в надежде, что его положение заставит адмирала сделать исключение, но та так посмотрела на помощника Президента, что Марк счел за благо не связываться и тоже покинул кабинет.

Стоун дождалась, когда за последним человеком закроется дверь и тяжело посмотрела на блеклого.

– Пожалуйста, пересядьте к столу.

– Ах, да, конечно… – Козицкий вновь продемонстрировал улыбку и выполнил приказ. – Без сомнения, так нам будет гораздо удобнее.

Первое впечатление не исчезло и не изменилось: незаметный, блеклый, невзрачный. Не мужчина, а тень человека-невидимки. Да еще в глаза не смотрит! Адмиралу такие люди не нравились, но на присутствии Козицкого настояла лично Шеппард, прямым текстом сказав: "Элизабет, дорогая, лучше один Козицкий, чем следственная бригада ФБР", и пришлось согласиться. Да и не могла Стоун отказать Президенту, не имела права. Но при этом адмирал не сочла нужным скрывать от блеклого своего отношения к его присутствию.

– Что вы здесь делаете, мистер Козицкий?

– Провожу расследование, мэм.

– Это я провожу расследование, мистер Козицкий.

– Да, мэм, – немедленно согласился блеклый, глядя на входную дверь. – У меня нет в этом никаких сомнений.

– Тогда что вы здесь делаете, мистер Козицкий? – Адмирал отчетливо выделила слово "вы".

– Мне поручено узнать, не было ли в произошедшем злого умысла.

Собственно, Стоун так и предполагала, но не удержалась от язвительного замечания:

– Мы даже не знаем, что именно произошло.

– В таких случаях нужно начинать как можно раньше, – прошелестел в ответ Козицкий, изучая столешницу.

– Что начинать раньше?

– Расследование.

На мгновение адмиралу показалось, что блеклый издевается, но через секунду она поняла, что слышит предельно точные, словно вырезанные промышленным лазером, ответы на свои вопросы. Не более, но и не менее.

– О каком злом умысле вы говорите?

– Я не знаю, мэм.

– То есть, вы расследуете то, чего не знаете?

– Я никогда не расследовал общеизвестные и доказанные факты.

Стоун вспыхнула. Козицкий остался равнодушен.

– Мне кажется, вы дерзите.

– Мне очень жаль, если у вас сложилось такое впечатление, мэм, – ровным голосом ответил Козицкий. – Вы – номер один в команде, мэм, я нахожусь в вашем подчинении, не ставлю под сомнение вашу компетенцию и ваш авторитет. Я – бледная тень в углу. Не замечайте меня, мэм. – Короткая пауза. – И не трогайте.

Последняя фраза прозвучала настолько хлестко и неожиданно, что Стоун вздрогнула. И вновь почувствовала раздражение.

– Я не могу вас тронуть?

– Я хочу сотрудничать, мэм, а не сражаться, – безжизненным голосом произнес Козицкий. – Если вы прикажете, я больше не произнесу ни слова, ни вам лично, ни на совещаниях. Но если сочту нужным – буду на них присутствовать.

Прозвучало хоть и безжизненно, но искренне. Блеклый предлагал честное сотрудничество и учитывая, что его привлекла к расследованию сама Президент, Стоун приняла решение не раздувать конфликт.

– Вы можете высказывать свои замечания и делать предложения когда вам будет угодно, мистер Козицкий, – произнесла она, глядя Козицкому в лицо. – Вас рекомендовала Шеппард, так что вряд ли вы идиот.

– Спасибо, мэм, постараюсь оправдать доверие Президента.

– Почему вы не смотрите мне в глаза?

– Я никому не смотрю в глаза, – быстро, словно ждал вопроса, ответил блеклый. – Точнее, смотрю, но редко.

– Я – ваш начальник.

– Я только что признал этот факт.

– Почему вы не смотрите мне в глаза? Я вам не интересна?

– Нет.

– Даже так?

– Люди, которые мне интересны, обычно плохо заканчивают, – сообщил Козицкий, изучая ноготь мизинца левой руки.

Теперь замолчала адмирал, пораженная не столько дерзостью ответа, сколько его предельной искренностью. И жесткостью. Может, блеклый и был бледной тенью, но он маскировал не слабость, а силу, а за равнодушием скрывались ум, проницательность и ледяная безжалостность.

Президент Шеппард прислала в Хьюстон не ужа, а гремучую змею в оранжевом шарфике.

– Мэм, я с восхищением отношусь к вам лично и к вашим заслугам, и я рад, что мне выпала честь служить с вами, – продолжил Козицкий таким голосом, словно заказывал пиццу по телефону. – Я надеюсь, мы найдем общий язык. Если нет, это не изменит моего уважительного отношения. Я знаю, что вы – жесткий человек, каким и должен быть настоящий офицер. Я все понимаю. Но и вы должны понять, мэм: я получил приказ, и я его исполню.