Праздничных Алых парусов вечером на Неве, на которые рассчитывал, впервые в этом году не было. Сначала все не могли этому верить и спорили. Как же так? Как можно запретить традиционный праздник выпускников? Говорили, что праздничное мероприятие успел отменить Романов, но говорившего опровергали и ссылались на решение Ленгорисполкома. Слишком этот праздник для молодежи начал превращаться во всеобщую попойку, с пьяными оргиями и многочисленными драками, где тон задавали пэтэушники, а милиция не справлялась с вакханалией. Кто-то вспоминал слухи о погибших выпускниках, по пьяни пытающихся перепрыгнуть разводящийся мост, упавших или сброшенных в каналы и купающихся в фонтанах. О сотнях, попавших в больницы. Возможно все это сплетни, но праздничного представления в этом году не будет.

– Ты ходила на Алые паруса? – поинтересовался я у Наташки.

– Ходила один раз с родителями, – призналась. – Ничего интересного. Народу полно и представления не видно – не подойти было. Надо было заранее занимать место. Много пьяных. Даже мороженного было не купить.

Зато родительский комитет побеспокоился о нас, выпускниках трех классов и заказал катер или небольшое судно для прогулки по Неве на пару часов – с восьми до десяти часов вечера, но ребята планировали гулять до утра, смотреть развод мостов в период белых ночей и встречать рассвет.

– Пойдем, потанцуем? – предложила подружка, глядя на немногочисленных ребят и девчонок, дергающихся в центре просторного помещения.

Хотел отказаться, но вспомнил про Шаффл и Ламбаду. Мне захотелось шокировать высоконравственных родителей и учителей, опасающихся оставить нас без присмотра.

– Помнишь, я показывал тебе Ламбаду? Ты еще повторяла за мной. Давай шокируем всех и покажем, как надо танцевать! – предложил подружке.

– Я не помню, – в сомнении протянула она. – А, давай попробуем! Пусть смотрят! – задорно воскликнула азартная девчонка, – только музыку, подходящую надо.

– Сейчас решим, – пробормотал я и направился к музыкантам, в уме перебирая подходящие мелодии.

Дождавшись окончания очередного кривого кавера на современный нудный шлягер, подозвал крайнего патлатого бас гитариста и когда тот наклонился, попросил:

– Вы не могли бы исполнить чего-нибудь энергичное, желательно зарубежное?

– Нам запретили петь иностранщину, – кивнул на группу взрослых, насторожившихся от нашей беседы.

– Ну Шизгару без слов исполнить можете? – нашел выход я.

– Запросто, но надо посоветоваться с ребятами, – повернулся он к своим.

Когда вернулся к Наташке услышал в динамиках:

– По многочисленным просьбам выпускников исполняется… (заминка) энергичная танцевальная мелодия!

Что-то никого больше не видел возле музыкантов! Это я многочисленные…? Не успел додумать, как Наташка, схватив меня за руку потащила к центру зала. Под задорную музыку потянулись и другие, а мы с Наташкой, взявшись за руки начали лихо отплясывать Ламбаду, вертя задами. Она успевала, провернувшись, хлопнуть в ладоши, помахать кому-то рукой – все-таки не зря занималась хореографией.

– Давай змейкой! – крикнул я ей и дождавшись кивка, взял ее за талию.

Пошли по кругу, выбрасывая ноги и почти прижавшись. Неожиданно почувствовал, что меня ухватили сзади за талию. Скосив глаза, увидел незнакомую девчонку из другого класса, а за ней пристраивающихся других ребят. Сделав поворот увидел, что змейка выросла на половину зала. Все весело смеялись, а оставшиеся у стены выпускники и учителя хлопали в такт. Промелькнуло улыбающееся лицо Розы Михайловны и стоящей рядом директрисы. Танец закончился, когда кто-то из поддавших ребят запутался в ногах или споткнулся, повалился на пол и уронил соседей. С хохотом разошлись.

– А теперь давай твой Шаффл исполним! – предложила Наташка, горя глазами.

Все-таки авантюрная и задорная у нее натура.

Теперь, после Ламбады танцевать выходило большинство и даже учителя. Дождавшись подходящей мелодии пошли и мы. С подъемом выдали такой Шаффл, что все рты разинули и остановились. Одни мы с Наташкой лихо отплясывали в центре, стараясь попадать в такт друг другу. А когда я прошел «лунной походкой» туда и обратно, зааплодировали.

Через час некоторые ребята были заметно навеселе, но взрослые этого «не замечали». Я потанцевал с Наташкой пару медляков и отдыхал у стены с ребятами, когда услышал сбоку:

– Разрешите?

Повернулся и увидел, что передо мной стоит та высокая девушка с косой.

– Разрешите? – повторила она, волнуясь.

– Конечно, пойдем, – кивнул головой и, покосившись рядом не увидел Наташки.

Обычно она отслеживала на танцах других девчонок, приближающихся к нам, и тащила первой меня на танец.

Впервые увидел так близко лицо девушки. Карие глаза, черные брови и волосы, заплетенные в толстую косу, круглое лицо, пухлые губы, округлый подбородок.

– Как тебя зовут? – спросил я, так как заметил, что она так же смотрит на меня и будто чего-то ждет.

– Оля.

– А меня….

– Я знаю – Сережа Соловьев, – мягко улыбнулась.

Напряжение, которое немного сковало меня вначале от неожиданного приглашения, отпустило. Девушка оказалась чуть ниже меня, а со стороны казалась высокой. Может замутить с ней тайком от Наташки? Подобной мысли у меня не появилось бы в начале года. Тогда я был явно ниже ее, а сейчас подрос… Как бы невзначай опустил руку с талии на бедро и наткнувшись ладонью на резинку трусиков под платьем, остановил движение руки. Она от этого движения широко распахнула глаза, но ничего не сказала. Ощущая в танце движение мышц девичьей спины и изгиб высокого крутого бедра, почувствовал возбуждение.

Вспомнив про Наташку, нашел ее глазами. Она весело разговаривала с одноклассницами, иногда косясь в нашу сторону.

По окончании танца проводил Ольгу, поблагодарил за танец и вернулся к своим.

– Нельзя тебя на секунду оставить. Сразу какую-то корову нашел! – встретила подруга меня упреками.

– Я взрослый мальчик и контроля не требую, – довольно резко ответил, так как почувствовал раздражение от навязчивого контроля.

Вероятно, опять спермотоксикоз. Раньше я к подобным упрекам Наташки относился снисходительно.

– Это она пригласила, – пояснил я примиряюще, но подружка обиженно смотрела в сторону.

Чтобы окончательно помириться пригласил ее на следующий медляк.

В прогулку на кораблике с нами отправились классные руководители и какой-то мужик от родительского кабинета, чем вызвали недовольство любителей выпить.

Весело с шумом и гамом загрузились на борт и отправились в путешествие вверх по реке. Непроизвольно разбились на группы. Опять пели песни, рассказывали анекдоты, смеялись. Пацаны тайком от взрослых выпивали и покуривали.

Впервые рассматривал Ленинград с воды – берега, затянутые в гранит, набережные и возвышающиеся дома, красивые и не очень. В Центре берега выглядели красиво. Проходя под мостами, девчонки махали руками прохожим и приветственно кричали. За Смольным и Большеохтинским мостом начали встречаться откровенные трущобы, фабричные корпуса и доходные дома, как бы не дореволюционные, из красного кирпича, мрачные, как в «Преступлении…» Достоевского.

Через некоторое время какой-то парнишка свесился с лееров и начал травить. Немного помучавшись, к нему присоединился другой. Вероятно, укачало или спиртное назад запросилось, так как качка практически не ощущалась.

Когда вышли за пределы города из капитанской рубки вышел молодой парнишка в гражданской одежде, в вороте куртки которого виднелся тельник с голубыми полосами и громко спросил:

– Приставать будем к берегу?

Многие закричали:

– Будем, будем. Конечно!

Однако, Арсеньевич, переглянувшись с другими взрослыми махнул рукой:

– Нет, не будем. Давайте возвращаться.

На поднявшийся недовольный шум голосов, пояснил:

– Не соберем всех потом и недовольно покосился на свесившихся над водой.

Когда подходили к причалу Дворцовой набережной уже смеркалось, а людей там прибавилось. Мы не откатали законные оплаченные два часа, но всем уже надоело. Под конец смех и песни стихли и все просто глазели по сторонам. Оживились лишь при швартовке. Стоило взрослым попрощаться и раствориться в толпе, пацаны опять стали агитировать скинуться на бухло.