Итак, акцент в американской системе образования к концу XIX в. был сделан на подготовку индивида для практической жизни и деятельности. То, что в Европе называлось «утилитаризмом», здесь величали «прагматизмом». Возникли очевидные предпосылки для зарождения профессионального обучения. Созданная в 1896 г. Национальная ассоциация промышленников и основанное Дж. Рокфеллером в 1903 г. всеобщее бюро по народному образованию способствуют расширению масштабов трудового обучения, организации профессиональных школ.

К концу XIX — началу XX в. уже половина американских вузов начали предлагать на выбор от 50 до 70 % читаемых курсов. Конечно, такой подход имел и негативную сторону, ибо в угоду профессионализации сужался общеобразовательный курс. В итоге своего увлечения утилитаризмом Америка за все годы царствования этих веяний произвела на свет лишь одного великого теоретика — Гиббса. Узкая специализация была характерна для высшей школы того времени. В американском обществе превалировало мнение, что высшее образование непременно должно давать немедленный практический результат. В эпоху промышленной революции XVIII–XIX вв. сам характер производства порождал узкоутилитарный подход к образованию. США в этом смысле не были исключением.

Подобные взгляды не казались тогда обществу чем-то ненормальным или антидемократичным. Во-первых, подлинная эра массового высшего образования была еще впереди. Во-вторых, сам факт обучения в высшей школе не являлся обязательной гарантией жизненного успеха.

Америка вообще, на наш взгляд, является страной, в которой людей по заслугам расставляет сама жизнь. В ней гораздо больше «выскочек», занявших высокое положение в обществе. По подсчетам Питирима Сорокина, в США среди заправил промышленности и финансов 38,8 % в прошлом и 19,6 % в настоящем начинали бедняками; 31,5 % бывших и 27,7 % ныне живущих мультимиллионеров начинали карьеру, будучи людьми среднего достатка. Среди 29 президентов США 14 (т. е. 48,3 %) вышли из бедных или средних слоев. Хотя надо учесть, что эти данные относятся непосредственно к эпохе XVIII — начала XX в. Позже ситуация несколько изменилась.

Система образования и науки явилась мощным ускорителем на пути превращения Америки в передовую державу мира. Однако наряду с сильными сторонами обучения (прагматизм, массовость, политехнизм) в образовательном «имидже» Соединенных Штатов стали проявляться тревожные черты. Деятели культуры все отчетливее замечали рост вопиющих контрастов в стране.

В этой связи небезынтересно бросить взгляд и на американскую культуру в целом. Хотя в Америке слово «культура» (от лат. «colere» — культивировать, возделывать почву) прежде всего связывается с развитием науки и техники, нельзя пройти мимо заметной роли других культурных универсалий в жизни американцев. В XVIII–XIX вв. под этим термином понимали в первую очередь грамотного, начитанного и образованного человека, обладающего к тому же известными манерами поведения. Профессор Калифорнийского университета, вице-президент Международной социологической ассоциации и патриарх американской социологии Н. Смелзер писал: «Современное научное определение культуры отбросило аристократические оттенки этого понятия. Оно символизирует убеждения, ценности и выразительные средства (применяемые в искусстве и литературе), которые являются общими для какой-то группы; они служат для упорядочения опыта и регулирования поведения членов этой группы. Верования и взгляды подгруппы часто называют субкультурой».

Что отличало их от обитателей Старого Света в культурном отношении? Их ценности и требования во многом определялись материальной и духовной зависимостью от старых устоявшихся культур Европы. Культура для них была в лучшем случае лишь «довеском» к повседневной пище, неким смутным воспоминанием об утерянной родине. Здесь, в Америке, люди-беженцы довольствовались принципом «Где хорошо, там и родина!». Как известно, науки и искусства активнее расцветают там, где нации прочно пустили местные корни. В первые же полтора столетия поселенцам было явно не до изящных искусств и литературных изысков. Жизнь на северо-американском континенте была суровой и опасной. Еще в конце XVIII в. средняя продолжительность жизни здесь равнялась 35 годам. «Новым бедуинам», увы, было не до культуры. Им не хватало самых элементарных предметов обихода.

В подобной трудной для выживания обстановке все силы человека устремлены на сохранение рода, основ общества и государства. Такое случалось не раз в экстремальных условиях в любой из известных цивилизаций. Поэтому вполне естественно, что для колонистов, прибывших сюда в поисках лучшей жизни, первейшей заповедью стал труд.

Вопросы культурного развития естественным образом отступали в этой ситуации на второй план. Французский писатель и путешественник А. де Токвиль отмечал, что американцы «не очень-то склонны получать удовольствия умственного характера». В тот период их куда больше интересовали деньги и богатство, нежели искусство и литература.

Американцы в массе своей оказались в положении соломенной вдовы: вроде бы и сожительствуют с культурой, однако связь эта весьма эфемерная. Подобная «двусмысленность» во многом определялась, во-первых, довольно скудными условиями жизни и довольства. Вплоть до XIX в. многие разделяли позицию Б. Франклина: «В Америке большинство людей обрабатывают свою землю или занимаются ремеслом и торговлей; очень мало людей настолько богаты, чтобы праздно жить на аренду и доходы и платить бешеные деньги, которые дают в Европе за живопись, скульптуру, архитектуру и другие произведения искусства, скорее любопытные, чем полезные». В США восторжествовал лейбницевский подход, определяющий ценность поэзии и искусства по отношению к науке примерно как один к семи.

Главным стимулом «творческих усилий» в США стало добывание приличных денег любым способом. Американская демократия вся пропитана денежной «культурой», подобно тому, как викторианский джентльмен до краев был напичкан виски или джином.

Пожалуй, лишь в строительстве и архитектуре обрели американцы свою Мечту, свой Родос, свой Град на холме… Скульптор X. Гриноу (1805–1852), заложивший основы «новой архитектуры», утверждал, что не красота, а совершенство должно стать целью творчества. Он призывал создавать здания, «превосходящие своим великолепием Парфенон».

Кроме того, сыграли свою роль и технические дары американцев. Все это вместе взятое и позволило Америке наконец-то взять реванш у Европы в той сфере, где она всегда чувствовала себя как бы бедной падчерицей. Подобно тому, как римские первосвященники некогда увековечили свои образы в величественных капеллах и храмах, первосвященники капитала решили увековечить себя в небоскребах, соединявших пышность древних соборов и грандиозность египетских пирамид. Небоскреб стал своего рода символом Америки. Стал для нее «тем, чем был собор для средневековой Европы или палаццо для Италии эпохи Возрождения».

Каково наше отношение к небоскребу как символу культуры? Мы уже воздали должное талантам первых строителей Америки. Известно, что Т. Джефферсон, создавший Вирджинский университет, был архитектором, подрядчиком, планировщиком и даже мастером. Он все делал сам: добывал средства, изготовлял архитектурные чертежи, нанимал рабочих, выписывал скульпторов из Италии, разрабатывал все детали постройки и учил рабочих, как класть кирпичи и отмерять доски.

Иная философия у небоскреба… Человек в нем низведен до положения муравья в гуще однородной массы собратьев.

Цель небоскреба — возвыситься над окружающим миром, подавить человека, втоптать в прах. Но во имя чего? Что двигало их создателями? Известно, что древнегреческий скульптор Фидий некогда изваял в Элиде бога Юпитера. Об этой скульптуре теоретик итальянского искусства Л.Б. Альберти сказал, что ее создание в немалой степени укрепило «однажды принятую религию». Своеобразные «религиозные задачи» решает американская архитектура конца XIX — начала XX в., ее цель — укрепление религии капитала.