– Бабушка Удда, нагрелось! – позвала Линайя.

– Хорошо. Перенеси горшок на стол и закинь туда травы да жди…

Старуха продолжала осматривать тело, взяла из угла мазь из спокушки, ясноглаза и перетертых мацурок и обработала все раны, крупные и мелкие.

Почему же его так лихорадит, не могла понять Удда. Неужели он подхватил заражение, но для этого прошло слишком мало времени. А раны, они были, конечно, ужасны, но не до состояния же лихорадки. Да и лихорадка была очень странной… Что-то здесь не так… Удда внимательно осмотрела мужчину. Наконец, она отодвинула пряди волос с шеи и охнула.

– Ай-яй-яй. Что же это такое, – травница увидела на шее, чуть ниже уха два воспаленных следа от укуса. Это были точно не вурдалаки, потому что вурдалаки рвут на куски, а не пьют кровь, и они не оставляют таких аккуратных следов. – Линайя, девочка моя… А ну-ка расскажи мне все от начала до конца, где ты встретилась с Уильямом и что он тебе говорил.

Девушка поведала о том, как нашла Уильяма, то есть он нашел ее у пещеры. Она, путаясь в словах, пыталась вспомнить все то, что рассказывал ей лихорадящий Уилл, который, пока они шли к Вардам, мог посреди истории рухнуть в обморок. Наконец, она постаралась как можно подробнее описать странного незнакомца со слов мужчины.

– Аристократ? – переспросила травница. Она накинула льняник на тело Уилла и позвала Линайю. – Я тебе хочу кое-что показать, иди сюда.

Девушка подошла к бабушке Удде и та указала на следы укуса. Но Линайя лишь непонимающе похлопала своими голубыми глазами и дернула плечами – для нее эта была просто странная рана, не более.

– Тот аристократ судя по всему был вампиром, девочка моя, и он укусил твоего Уильяма.

– Но… И что теперь с ним будет? Он как те вурдалаки станет? – вздрогнула девушка.

– Нет-нет. Вурдалаки – это звери… А вот тот аристократ – он вампир был. Это разные существа. Видела я этих вампиров как-то. Помнится, с полвека назад, когда я была молоденькой, вот как ты, годков двадцать мне было, работала я на постоялом дворе.  – Удда закатила глаза, вспоминая. – Заселились тогда какие-то судари, иноземцы, и я обслуживала их, приносила чистое постельное белье и чистила вещи за дополнительные пару даренов. И вот они пробыли на постоялом дворе три ночи, ничего не ели, не пили. Другие-то не замечали этого, а я ж их обслуживала, поэтому эта странность очень бросилась в глаза мне. Тогда был день Аарда, люди веселились и смеялись, много выпивших было, даже девчат. И вот один из этих иноземцев увлек одну девку легкого поведения, Мареллу, наверх, в комнату, где они все вместе жили вчетвером. А я, не зная этого, пошла им отнести чистое белье. Поднимаюсь тихонько по ступеням, они тогда взяли комнату под крышей, самую дальнюю из всех, открываю дверь, память девичья была, постучать забыла.

– И что же там было? – испуганно спросила Линайя.

– А там четверо здоровых мужчин, полураздетых, видимо девку то они того, оприходовали перед этим. Так вот, они вчетвером облепили ее, голую, со всех сторон, как рыба облепляет прикормку и сосали из нее кровь. Один к шее пристал, второй к одной руке, третий к другой, а четвертый задрал ее ногу и у самого бедра вцепился клыками. И выглядели они, девочка моя, как обычные мужики, разве что одеты побогаче наших, да с других краев видать. И та девка то уже со стеклянными глазами была, мертвая. А эти кровососы тянули из нее последние соки, кровь стекала по подбородкам. Я как вскрикну, мозгов хватило сразу же убежать, а то гляди б, присоединилась к той барышне и стала едой.

Позвала я хозяина постоялого двора, поднялись мы с мужиками, вооруженными чем попало, открыли дверь, а те четверо как ни в чем не бывало сидят и в карты играют. Подле них кувшин с вином, все четверо одеты. А девки нет… Хозяин, твой дедушка, всыпал мне тогда по первое число, извинялся перед гостями, те платили хорошо. Да вот как только уехали эти господа, так горожане и нашли мертвую девку в речке за городом.

Линайя перепуганными глазами лани посмотрела на лежавшего под льняником мужчину, сглотнула слюну и прижала руки к груди.

– Бабушка. Что же нам делать?

– Не знаю, девочка моя, не знаю. Хороший он, твой жених, жалко парня.

– Откуда Вы знаете, что он мой жених? – удивилась девушка.

– Да я ж не не до конца слепая, детка… Видела я, как ты на праздник Аарда венок ему на голову клала в саду, окно-то мое единственное выходит в ту сторону, а в нем щели с палец. – Удда грустно глянула на Уилла. Хорошая бы пара получилась с этих двоих и детки б вышли красивые, да видно не судьба. – В общем, думается мне, что лихорадит твоего милого не от ран, а от того, что все меньше в нем человека и больше того существа.

Травница подняла верхнюю губу Уильяма, но там были обычные зубы.

– Подождем пока, посмотрим. Надеюсь, что я ошибаюсь.

– А как быть с его матушкой? Ей же нужно сказать, что сын ее жив.

– Упаси нас Ямес, ты что такое говоришь, – воскликнула старуха и замотыляла руками в воздухе. – Даже не заикайся о том, что Уилл жив.

– Но почему, бабушка Удда? – искренне не понимала девушка и продолжала наивно хлопать глазами.

– Потому что узнает матушка, узнает и весь город. А узнают люди, что они сделают с твоим любимым, а?

– Что они сделают? – эхом отозвалась девушка и втянула голову в плечи.

– Отрубят голову, насадят на вилы, сожгут, разорвут… Много чего могут сделать, доченька. Когда люди испуганы, то они превращаются в зверей.

– Но Уилл же вырос здесь, его все знают!

– Тем более зарубят! Причем ближайшие соседи будут рубить более остервенело и злобно! Готова поспорить, что Малик первее всех подкинет дровишек на его костер. – развела руками старуха. – Почти светает, твои родители места себе не находят, Линайя. Иди к ним, успокой, отоспись и возвращайся уже завтра, я пока твоего милого постерегу, напою отварами, которые как раз приготовились, да поглядим, что там с ним будет. Может и ошибаюсь я, старая карга. Но про Уильяма ни слова!!

– Хорошо, бабушка Удда.

Линайя прошла тихую улицу, на удивление спокойную для раннего утра, вывернула на площадь, перешла ее и подошла к дому родителей. Ее встретила рыдающая мать.

– Доченька, ты жива. Боже, спасибо тебе, Ямес, что уберег моих детей. Где же ты была, Лина? – женщина обнимала дочь, рыдая. Сзади стояли отец и братья, у многих глаза были опухшие от слез.

– Матушка, я потеряла Элиота в темноте, а потом убежала и спряталась в пещере, очень долго боялась выйти. – Все тяготы той ночи вновь опустились на плечи девушке, она опять пережила тот ужас и расплакалась, уткнувшись носом в черное траурное платье матери.

Отец, крепкий и статный мужчина с пышной черной бородой, в весьма дорогом костюме, подошел к дочке и обнял ее.

– Элиот тоже вернулся домой, прошлым вечером. Он был слаб и голоден, сейчас спит. Ямас защитил Вас обоих. – басом смиренно произнес хозяин постоялого двора и воздел глаза к небу.

– И забрал очень многих, – всхлипнула мать Лины. – Помнишь Уильяма, доченька? Тот красивый и чудаковатый мальчик, с которым ты раньше играла в детстве? Говорят, что он погиб под завалами дома, спасая мать. Бедная Нанетта рыдает днями и ночами. Спасибо, хоть Вождь выделил им лачугу для проживания, а то чтоб они на улице делали.

Линайя провела весь день в доме у родителей, не находя себе место, ходила из угла в угол да вспоминала следы укуса. Так и не смогла она заснуть днем, лишь ближе к вечеру ее разморило и девушка провалилась в забытье. Элиот тоже мирно проспал в кровати почти сутки. На голове у него красовалась здоровая шишка, ноги были расцарапаны до крови – скорее всего он бежал по лесу без оглядки.