— Не боишься, Эйден, что сгоришь в аду?!

Я засмеялся. Таким образом мне еще никто не угрожал.

— Знаешь, как переводится мое имя, Мюррей? — я выждал. — Огонь. Неужели ты думаешь, что я боюсь пекла?

Он сощурил глаза и поджал губы. Еще бы секунда и послышались бы выстрелы, но в этот момент ко мне подбежал один из моих людей и сказал то, что закончило так и не начавшуюся войну. Ладно. В этот раз им повезло. Я жестом приказал опустить оружие и уйти к машинам. Кажется, пора домой.

Соперники не понимали, что происходит, наверняка каждый бы хотел знать, что такого мне сказал Феликс, но, увы, этого они точно не узнают. Словно по щелчку, но без приказа их командира, все последовали примеру моих людей, их стволы все как один смотрели в землю, а не в наши спины. Уже перед самым выходом из переулка я обернулся.

— Я был в аду, Мюррей. И там вполне сносно.

***

— Я предлагаю тебе работу.

Мои глаза с еще большим интересом осматривали ее тело. Нет, все-таки хороша, чертовка. А когда эта красота сочетается с мозгом, вообще цены нет. У нее их было хоть отбавляй, это точно. Девчонка смогла обвести вокруг пальца больше сотни мужчин и при этом выйти из воды сухой и, что более важно, живой. Как она смогла покинуть город после того, что натворила? Неужели власть мафии настолько слабая, что не смогла найти одну единственную женщину? В моей голове роились тысячи вопросов, как и в ее. Похоже, две мои последние фразы повергли ее в неимоверное шок, и теперь мне придётся выписать путёвку в теплую страну, чтобы восстановить ее, как оказалось, хрупкое душевное равновесие. Девчонка переживала, словно на экзамене перед самым строгим преподавателем из всевозможных, и именно ей досталась честь отвечать билет. Но я не поставлю двойку, красотка.

— Я не буду, — голос был растерянный, но звучал по-прежнему приятно.

Я тяжело выдохнул. Этого стоило ожидать. Чтобы не тратить время на бесполезные споры, я вытащил из стола папку с бумагами и достал оттуда маленькую фотографию. На ней была изображена совсем еще маленькая девочка, лет шести. Она улыбалась и ела мороженое, весело приветствуя фотографа.

Моя собеседница не выдержала и кинулась прямо на мой рабочий стол в надежде забрать эту фотографию, словно я не имел права даже смотреть туда. Девчонка выдала все уже своими эмоциями, похоже, она очень плохо их контролирует. Эта девочка на снимке уж очень ей дорога, а такое, как нам известно, есть самая большая слабость любого. Именно поэтому я ни к кому не привязываюсь. Слишком больно потом терять родных тебе людей, уж лучше вообще ничего не чувствовать. Я научился убивать чувства, при том любые, кроме гнева и злости. Я уже говорил, это помогает мне чувствовать себя живым.

— Это моя сестра! Отдай фотографию!

Я отдал. Пусть уже немного успокоится. Зеленоглазая девушка трепетно держала снимок обеими руками и чуть ли не со слезами на глазах смотрела в лицо той самой маленькой девочки. Она ее любит. Очень.

— Ты не тронешь ее, — мне показалось, или это прозвучало как приказ? Я не люблю, когда со мной разговаривают таким тоном, но в этом случае она была права. Я ее не трону.

Об этом точно знали все. В моем городе действовал жёсткий запрет на нанесение вреда детям и несовершеннолетним. Никто, даже члены моей банды, не имел права тронуть ребёнка, педофилов и моральных ублюдков, что били собственных детей, я ставил к стене и даже не задумывался.

— Не трону. Чего не скажешь про твоих Чикагских друзей, верно?

Она снова побледнела. Руки задрожали и из глаз полились слезы. Я сломал ее, теперь точно. Конструкция рухнула словно груда ржавого металла с таким грохотом, что она чувствовала себя будто была обнажённой. Девушка скрестила руки на груди и как-то по-детски обняла себя за плечи. Ей было страшно. И не за себя, это точно. Это был первый раз за все двадцать два года, когда что-то во мне щёлкнуло.

— Будешь работать на меня, никто ее не тронет. Даю слово.

Зелёные глаза резко взглянули на меня с огромным комом благодарности, но в тоже время испытывающе, словно девчонка пыталась понять, вру я или нет. Но я не врал. И когда она в этом убедилась, лишь обречённо опустила голову. У нее нет выбора.

— Как тебя зовут по-настоящему? В деле этого нет, а это очень странно.

Она вытерла слезы со щек, чуть всхлипывая и стараясь привести себя в порядок. К ее счастью, она не пользовалась косметикой, поэтому разводов от туши на ее лице не было. Лишь слегка припухшая красная кожа, но так она выглядела даже мило.

— Я свела записи, когда… Не важно.

Я немного посмеялся. Конечно же, избавиться от такой мелочи хорошему вору не сложно, поэтому я решил взять ее на работу, вместо того, чтобы убить. Мафия Чикаго недальновидна и глупа, если все, что они хотят, это убить кого-то, кто за долгое время кроме меня осмелился бросить им вызов.

— Дана.

— Утренняя звездочка.

Девушка посмотрела на меня с удивлением, будто я сказал то, что никто в мире больше не мог знать. Ей придется привыкнуть к тому, что я много читаю и отдаю этому процессу очень много времени, и, соответственно, получаю огромное количество знаний. Так что толковать ее имя для меня не очень сложно. Но как только я вышел из небольшого ступора, в котором так мягко произнёс значение ее имени, наконец-то понял, что сказал. Зелёные глаза бегали из стороны в сторону, а брови уже сошлись к переносице. Мои резкие смены настроение из доброго в гневного человека пока что для нее были непривычны, все, кто работал на меня, к этому долго привыкали.

Уже через полчаса ее сестра была в городе. Они поселились в небольшой квартире недалеко от моего дома, где я заранее выставил мощную охрану. Пришлось снабдить ее оружием и деньгами на первое время, а также найти няньку для девочки. Постоянные заблаговременные уходы с работы я не потерплю, так что уж лучше подумать об этом сразу.

Дана познакомилась со всей командой и уже на следующем обеде они все вместе травили какие-то смешные, по их мнению, анекдоты. Несколько моих ребят оказались ее земляками, так что помимо шуток, они вспоминали те уличные места, в которых когда-то родились.

Даже моя правая рука, Феликс, был в восторге от девчонки, что меня почему-то очень раздражало. Столько сильных бугаев попали под ее поистине лисиное обаяние, что я уже начал сомневаться в компетенции своих работников.

Официально, она числилась секретарём, так что, помимо воровства, в ее обязанности входило варить мне вкусный кофе и заниматься документацией, что она, кстати, находила интересным занятием. Дана была аккуратисткой и уже через пару дней навела порядок в архиве, за что я и был ей очень благодарен. Никогда бы не подумал, что вор может быть таким педантом, хотя, возможно, именно это и помогло ей сбежать из Чикаго с огромным камнем в рукаве.

========== День рождения ==========

«Родился человеком — но Человеком не стал.»

Пётр Квятковский

США. 1922 год.

Я никогда не отмечал день своего рождения. Именно в этот день меня накрывала волна меланхолии и подавленности, словно они никуда и не уходили. С самого детства эти чувства обнимали меня как старые друзья, но я так старательно прятал их от людей, будто боялся, что меня кто то в этом уличит. Только вот в чем? Что я могу что то чувствовать? Скорее всего. Отцу были противны любые проявления каких-либо эмоций, кроме гнева и злобы, которые он очень старательно оттачивал на мне.

Я помню все. Его тяжёлые шаги в сторону моей комнаты, открывшаяся и чуть не слетевшая с петель дверь, полный ненависти взгляд на маленького мальчика, который зажался в углу и весь дрожит. Это словно кинопленка, что я прокручиваю раз за разом у себя в голове, и оттого она болит и разрывается на мелкие кусочки. Вот он силой вытаскивает паренька из-под столика и очень злится, когда тот упирается всеми своими детскими силами. Через мгновение его рука рассекает воздух и уже слышен сильный удар по спине, отчего мальчик сворачивается клубком у его ног. Но не слышно плача или крика, лишь тихое детское сопение, потому что если он посмеет проронить хоть слезинку, то это повторится снова. Он же будущий мужчина! А мужчины не имеют права быть слабыми.