***

Все закончилось ближе к утру. Вражеские силы вынуждены были отступить, покидая город ни с чем и очень измотанными. Но не нужно надевать розовые очки, моя армия уменьшилась как минимум в треть, а город был больше похож на руины. Динамит, гранаты, пулемёты, револьверы… Я бежал по улице, держа в руках аптечку. Из-под подошвы чёрных туфель вылетали пустые гильзы, и их было так много, что я слышал лишь этот звук. Я переживал за брата, но только за другого. Феликс уже несколько часов с тяжёлым ранением лежит в укрытии, пока мы отбивались от остальной части противников. Я перевязывал рану, как мог, приговаривая, чтобы тот не смел закрывать глаза. Он не закрывал. Его горячая кровь пропиталась в мою кожу и белую рубашку, запах его любимых сигарет стоял у меня в носу. Я проклинал лишь себя, я себя ненавидел! Он подставился под пулю в то время, как я был в ступоре, он снова спас мне жизнь.

Когда его привезли в больницу, я знал, что у него нет шансов. За целую ночь боя, я еще удивлялся, как он мог дышать и бороться. Та самая девушка, что когда-то выгодно переквалифицировалась из проститутки во врача четыре часа оперировала его лично. Я сидел в коридоре какой-то больницы, весь грязный с засохшей кровью настоящего брата на руках, сидел и ненавидел себя.

Когда я уже было уснул, меня осторожно кто-то разбудил. Грейс, кажется. Девушка опечаленно покачала головой и постаралась как можно быстрее ретироваться, чтобы не попасть под горячку руку.

— Потерял очень много крови.

Знаю. Это я виноват. Только я. Мои руки накрыли лицо, оставляя наедине с мыслями о лучшем друге и невыносимой болью. Лучше бы я оказался на том столе.

Дана ворвалась в больницу словно сумасшедшая. Она бежала на каблуках даже без халата, а как только увидела меня, то кинулась рядом на колени. Звёздочка ничего не говорила, оно было и не нужно. Ее тёплые руки обвили меня со всех сторон, и я услышал, как она плачет. Это была наша общая невосполнимая потеря, оправиться от которой мы сможем очень не скоро.

========== Семья ==========

«Знаешь, наступает время, когда понимаешь, что в жизни нет ничего важнее семьи…»

Стив Данэм

США. 1922 год.

Весь город носил мой траур. Я потерял лучшего друга и брата, единственного человека, который всегда был рядом. С самого начала и до того, как я «наконец-то стал похож на человека». Дана и Триша переехали ко мне. Видя детскую улыбку младшей сестры своей звёздочки становилось немного легче.

Каждый вечер мы вместе ужинали, Триша старалась как-то меня веселить, постоянно подкидывая свои любимые конфеты, но было видно, что она тоже очень скучает по Феликсу. Дана хоть и держалась из последних сил, все равно скорбела. Мне было немного легче от того, что теперь она каждую ночь берегла мои сны, она всегда была рядом. Вытаскивала меня из дома за элементарными продуктами, вещами или еще тому подобное. Но старалась не переусердствовать, ибо прекрасно чувствовала грань.

В последние две недели на меня напала какая-то меланхолия. Я то и дело пересматривал свои детские вещи и фотографии из старых альбомов. И вот в одном из таких пыльных хранилищ воспоминаний выпала старая ветхая фотография. Черно-белый снимок, кажется, был совсем скучным. На нем молодая супружеская пара и их младший сын. Мальчик донельзя был похож на меня, хотя так и оказалось. На обратной стороне был подписан год. 1902. Все правильно, мне здесь два года. А эта женщина… Моя мать? Никогда не видел свою мать, отец не терпел разговоров на эту тему, лишь когда сильно напивался, что-то рассказывал.

Когда я присмотрелся получше, меня словно ушатом холодной воды обдали. Эти глаза… Я уже видел эти глаза и эти выразительные скулы.

***

Дернув Дану от каких-то важных дел, я помчался со всей скоростью прямо по месту назначения. И когда мы приехали, звёздочка моего энтузиазма не разделила.

— В парк аттракционов? Ты серьёзно?

Да, очень. Я ничего ей не объяснил, просто потащил к месту администрации парка и потребовал личное дело на одного из их работников. Возражать никто не стал, учитывая, что я недавно потерял лучшего друга, от меня ожидать можно было все, что угодно. Как только я получил адрес, направился именно туда.

***

Бедное, ветхое здание, жилье в котором могли позволить себе только такие же бедные люди. Дана все еще требовала объяснений, но дать их я не мог, потому как сам все еще не был уверен в своих догадках. Мы поднялись на второй этаж и постучали в дверь квартиры номер три. Нам открыла та самая работница парка, которая мыла полы, застыв в оцепенении. Я смотрел в ее глаза и не мог произнести ни слова, это она. Точно она. Как же хорошо, что я захватил с собой фотографию.

— Мама? Это ты, да?

Она расплакалась. Женщина тут же пропустила нас в квартиру, которая мало чем отличалась от подъезда этого дома. Внутри меня все сжалось от одной мысли жить в этой помойке. Мне нужны были объяснения.

Она налила нам чай и предложила какое-то дешёвое печенье, очень смущаясь, ибо ничего другого у нее не было.

— Познакомьтесь. Дана — это моя мама. Мама — это моя девушка, Дана.

Женщина окинула ее оценивающим взглядом и довольно кивнула каким-то своим мыслям. Все-таки в свое время она была той еще штучкой, раз смогла выйти замуж за Короля мафии.

— И так, я здесь, чтобы услышать правду. Почему ты меня бросила?

— Бросила?! — ей явно было больно слышать подобное. — Я никогда тебя не бросала.

Она тяжело вздохнула, но продолжила.

— Мне было чуть за двадцать, когда я вышла за твоего отца. Он был очень настойчив, отогнал всех моих ухажёров. Я уже закончила медицинский институт и была практикующим хирургом. Работала на износ, не крутила романов. Ревность Бауэра не знала границ. Даже после того, как родился ты, я продолжала работать, чем сильно его злила. В одну из таких ночных смен ко мне на операционный стол попал банкир, его подстрелили, когда люди твоего отца грабили инкассаторов. Это при тебе нет беспредела, а при нем все было по-другому.

Мне стало неприятно. Потому, что это действительно было так.

— Я помогала перекладывать мужчину с каталки на кровать, в тот момент, когда твой отец ворвался в палату. Он поднял настоящий шум. Обвинил меня в измене! Я никогда ему не изменяла! Я любила его. Наверное. А когда я попыталась все объяснить, то он сказал, что отберёт тебя у меня, — она снова расплакалась. Ей было очень больно вспоминать это, словно все, что случилось, было вчера. — Он и сделал это. Вышвырнул меня из дома, даже не дав тебя обнять. Я умоляла его позволить хотя бы иногда тебя видеть, стояла на коленях. Но ты же знаешь своего отца. Он не позволил. Приказал мне убраться из города и отрезал все возможности работать по моей специальности. Ни одна больница, ни один пункт меня не принимали. Он просто создал все условия, чтобы я уехала.

Ее глаза яростно блеснули.

— Но я бы никогда не уехала без тебя. Я стала работать простой уборщицей, затаилась. День изо дня думая о возможности вернуть тебя, Эйден.

Ублюдок. Настоящий ублюдок! Теперь я ненавижу его еще больше! Чтоб ты гнил в аду, бесчувственная мразь.

— После того, как я узнала, что он умер, я хотела с тобой поговорить. Но боялась. Я же не знаю, что он тебе сказал про меня…

— Он сказал, что ты бросила меня, сбежав куда-то с любовником. Он вас нашел и убил.

Она рассмеялась.

— С любовником? Я что, похожа на дуру? Да у меня сил не то что на любовника, на него то порой не оставалось. Даже в тот день, когда я увидела тебя с Даной в парке, я хотела подойти, очень. Я видела, что ты не похож на своего отца. Но испугалась. Подумала, что ты испытаешь отвращение от такой матери и отвернешься.

Я не выдержал. Кинулся к ней на шею словно маленький мальчик. Мама. Как же я ждал тебя.

***

Вот уже несколько дней, как я приказал перевезти вещи матери в мой дом. Они прекрасно поладили с Даной и Тришей, вечерами сплетничая втроём, пока я на работе. В доме не выветривался запах вкусной выпечки и ароматных блюд, ужин вчетвером был настоящей семейной традицией. Вот что я обрёл.