В голове на задних рядах возникла эгоистичная мысль.

Обо мне она никогда так не плакала.

Через два дня в городском суде Хоукинса должно было состояться слушание по делу Стива Харрингтона.

Все эти два дня Макс лежала в своей постели, лицом к стене, поднимаясь с неё только два раза. Один раз — на кухню за чашкой воды, второй — в уборную.

На вторые сутки Майк не выдержал первым. Поздно вечером подросток собрал отца и мачеху на кухне и рассказал им.

Но не всё.

А только часть. И не про себя или кого-то из своих друзей. Кудрявый имел талант выходить сухим из воды.

Правда, не в этот раз.

Макс медленно поплелась по лестнице вниз, на кухню, чтобы долить в чашку воды из-под крана. Глаза рыжеволосой были воспаленными и красными у век, как и нос. Губы обкусаны в кровь.

–Майкл, это ужасная шутка! Как тебе… Бессовестный. Я всё понимаю, но эта выходка уже вышла за рамки морали, сын. –Тед ходил взад — вперёд.

Майк подпирал спиной стену. Плечи его осунились, а взгляд поник. Ему и правда было стыдно. И плохо. Очень. И он по-настоящему впервые чувствовал угрызения совести. И ответственность за состояние Макс.

–Слава Боже, что Макс цела. Я уже боялась, что это Стокгольский синдром. –Сьюзан перекрестилась.

Набожная католичка.

–Папа, завтра же будет суд? Мы можем дать показания…

–Нет, Майк. Уже не можете. Потому что тогда вас могут приписать к преступлению. –Тед поправил очки.

–Да, Майк. Тед прав. Это уже не ваши детские игры. –Сьюзан серьёзно посмотрела на смущённого мальчишку.

–И уж, что точно может быть, так это статья за клевету. Нужно искать другой способ решения этой проблемы. Но я тебе не позволю так рисковать собой, собственной репутацией и…

Звон. Осколки разбитой чашки валялись на полу в коридоре.

Выходящий из кухни луч света освещал маленькую фигурку рыжеволосой девчонки.

Шесть пар глаз в ужасе устремились на Макс.

–Что «и»?.. Мистер Уилер, Вы не договорили… Ну же?

Майк ожидал всего чего угодно от Макс. Он мысленно готовился к её реакции, но к такому невозможно было подготовиться. Она не кричала, не истерила, не плакала, не билась о стены. Она просто стояла и молчала. Смотрела своими голубыми глазами на них всех и прожигала каждый дюйм кожи на теле.

На её лице в одну секунду родилась лишь одна эмоция. Хотя, это не эмоция вовсе.

Состояние.

Полное безразличие. Равнодушие. Холодность, но без тени презрения.

Разочарование.

В них во всех. В Теде. В матери. И уже окончательно в Майке Уилере.

Так смотрят люди, которых предали, самые близкие, у которых больше нет «семьи».

–Макс, дорогая. –Аккуратно начал Тед. –В жизни бывают разные обстоятельства, поэтому… –Рыжеволосая не стала его слушать, она вернулась в свою комнату и за считанные трицать минут сорвала с карниза штору, взяла в руку строительный степлер и наклеила плотную штору на место двери. Криво, но сойдёт.

Никто из Уилеров к ней даже не пытался вломиться. Все знали, что это бесполезно.

По решению суда, а точнее, благордя связям мистера Хоппера, Стива Харрингтона оправдали.

–Не виновен. –Удар молотком.

Но этот самый удар молотка уже не мог снять бензинное пятно с репутации парня. В старшей школе Хоукинса его документы обратно не принимали, а он собственно, уже и не просился. Сдаст выпускные экстерном в следующем году. В конце недели, Стив собрал свои скудные вещички в один старый чемодан и рано на рассвете покинул провинциальный городок, так и не попрощавшись ни с отцом, ни с Робин, ни с Макс.

–Макс, его отпустили, всё хорошо! –Радостно сказала Сьюзан, после возвращения из зала суда.

Девчонка сухо посмотрела на мать, потом на отчима. На Уилера младшего она вообще даже не взглянула.

Не разговаривала. Не замечала. Не подходила к его фигуре ближе, чем на семьдесят дюймов.

Самый настоящий бойкот. Шёл уже девятый день.

Где-то на четвёртые сутки Майк пытался заговорить первым. Объяснить (наврать, потому что правду он не скажет никогда и никому) ситуацию.

Айсберг.

Это точно так же, как пытаться заговорить с камнем или трупом.

На шестой день от молчания Макс на стенку полезли «родители».

–Макс, ну хотя бы кивни! Прошу тебя. Я отвезу тебя в больницу, слышишь? Тед, она будто оглохла! Это ненормально.

–Макс, я заберу у тебя все кисти, если ты с нами не поговоришь!!! –На эту фразу рыжеволосая молча встала с поддоконника, подойдя к шкафу, она вывалила под ноги Сьюзан все свои кисти, карандаши, ластики, стеки, холсты и бумаги.

Рисунки. О, да. Их было много. Карикатуры. Безжалостные, злые и страшно-похожие.

Теперь к главным персонажам комикса примкнул и Тед.

Мать кисло уставилась на дочь.

–Прибери здесь всё. –Переступая через завалы художественных принадлежностей и отводя глаза от изображений, Сьюзан покинула владения Мэйфилд.

Дверь, кстати, починили.

А может и некстати.

Собрав все свои работы и остальные вещи, Макс спустилась к телефону.

–Ало, это кто?!.. –Раздался низкий прокуренный мужской голос на том конце провода.

–Билли, это я. Макс.

–А, сопля… Ну, чё надо? –Харгроув прокашлялся.

Макс улыбнулась. Наверное, впервые, за эти недели.

–Билли, это пиздец. Забери меня отсюда.

====== Глава 8 ======

Комментарий к Глава 8 Кхм...! Ну, вы ждали эту главу немножко дольше...чем обычно. Особенно, одна читательница, которой я и посвящаю данную часть ^^

Великие ждуны, я вас люблю :3

Золотая осень в Хоукинсе была в самом разгаре. Старшеклассники сдали первые зачёты, а студенты вот-вот закроют летне-осеннюю сессию.

Макс только вчера сняли гипс, с условием, что она не будет ничего делать правой рукой кроме зарядки. Она и не собиралась нарушать запреты хирурга, потому что рука была как деревянная — следствие полмесячного пребывания в гипсе.

Рыжеволосая сидела в коридоре на лестнице между первым и вторым этажами. Голубые глаза уставились на маятник часов, гипнотизируя его. Через полчаса должен был раздаться гудок голубого камаро.

Билли мчал прямо из Сан-Франциско пять дней подряд. За сутки до своего приезда он позвонил им на домашний телефон, Макс успела тогда схватить трубку, опередив мать, и предупредил, что заберёт её следующим утром в десять.

Правда, даже Харгроув не догадывался, что Мэйфилд ещё ничего не сказала предкам о том, что уедет с ним. Он в целом не совсем понял, какого хрена она сорвала его с текущих экзаменов, студенческих вечеринок и запланированных потрахушек с красотками из параллельного факультета. Но её голос, хриплый и какой-то безжизненный, сразу дал понять, что Рыжая Сопля на грани. И Билли не мог допустить её до этого обрыва.

«Полёт в пропасть» — такое себе развлечение. Сам пробовал. Потом собирать себя по косточкам больно, сложно и долго.

Макс сама не поняла, как прожила эту неделю в ожидании Билли, своего единственного Харгроува. Брата. Настоящего. В тот вечер она его ещё минут пятнадцать уламывала на то, чтобы он забрал её именно в ту ночь.

— Макс, ты считать умеешь? Где находится этот ваш ублюдский Хоукинс, а где Сан-Франциско. Телепорт ещё не вошёл в обиход.

— Почеему?!..–Скулила Макс в трубку.

— Потому что, блять, его ещё не придумали, Мэйфилд. Ладно, через дней шесть, жди. Приеду. Но, что мне скажет твоя мать? Миссис Уилер, теперь, хахаха… — Билли прокашлялся от табачного дыма. — Ты же ещё несовершеннолетняя, и…– На заднем фоне раздались чужие мужские голоса. — Блять, да иду я, иду. Финн, иди нахуй, пожалуйста, и верни мне мою бутылку. Даа, чувак, я не забыл, даже не надейся. — Харгроув потоптался на месте, зажав красную телефонную трубку между левым ухом и широким плечом, в квартире на седьмом этаже, под самым чердаком старого дома, который помнит ещё господина Кеннеди, было, пиздец, жарко.

— Билли, она ничего не скажет, просто приедь, прошу.

— Таак… Вы поругались? А этот Тэд, он тоже плохой папочка, да?