***

За знакомым с детства длинным деревянным столом, рассчитанным на сорок человек, чья вытянутая длань привыкла как к застольям с пенями, так и к весу полуночных танцоров, сидели люди, по которым я скучал.

Ушедшие кто недавно, а кто уже давно, а также какие-то новые молодые, улыбчивые лица.

Объятия, улыбки общения, ночь темна и тепла, я здороваюсь и радуюсь их компании – меня не тревожат мертвецы, наоборот, я счастлив, что вижу их, рад, что стечение обстоятельств позволяет мне посидеть с ними за этим столом в декоре из роз и коньяка. Настороженные взгляды и скованные жесты присутствующих показывают, что мне пора бы остановиться, но я этого не делаю, я слишком рад возможности обнять и посмеяться со своим ушедшим вторым отцом. Где-то на задворках мнутся декорации, пуская лёгкие трещины среди лоз дикого винограда свисающего с навеса… но меня это не волнует, я могу подмигнуть погибшему несколько лет назад другу сестры, сухому и долговязому, с которым мы были не только в степях, но и на концертах, ведь у нас был приблизительно схожий вкус на музыку. Около меня раздается кашель, белокурый верзила похожий на викинга, обтянутый в джинсы, вечно напоминающий героя сбежавшего с плаката из восьмидесятых, поперхнулся своей перцовкой.

Поворачиваю голову и вижу, как из глаз и рта у него начинает течь нечто чёрное, похожее на желчь, я слышу хрип справа, поворачиваюсь на звук и вижу как у всех так внезапно обретённых мною собеседников из глаз начинает сочиться жидкая тьма.. в завершении я слышу хрип со стороны трона – мать держится за столешницу, её плечи подёргиваются , а из глаз и рта на клеёнку с яркими подсолнухами льётся дёготь. Я в ужасе кричу, что всё исправлю, что не должен был вести себя так. Вскакивая из-за стола я вижу, что на старой осыпающейся фреске возле стола, где изображено это дивное королевство появилась плаха… На маленькой площади между старой мастерской и шатром где когда-то жили циркачи, но в этом новом затянутом красной дымкой городе, где из окон домов льётся мрак там изображены врачи в длинноносых масках, которые борются с болезненными миазмами мрака охватившими город… я спотыкаясь, несусь, огибая здания к кладовке, оставляя за спиной стол, где корчатся, выплёвывая тьму овеществлённые тени, агонизирующие по причине моего словоблудия… и застывшие представители живого молодняка оцепеневших в ужасе происходящего. Я бегу к старому, накренившемуся и почти вросшему в землю металлическому верстаку, на котором в детстве я учился точить ножи и косы. Из шатра выбегает ополоумевший мальчик, его глаза на выкате, я вижу, что из темноты за ним по полу скребут длинные лапы….

Притуленный       топор у верстака, я всучаю его в трясущиеся руки юнца и кричу рубить, падая на колени и кладя голову на тёплый металл, пропахший полынью и почему-то кровью, я подставляю шею и кричу…..

Он рубит…я всё ещё кричу, булькая полуразрубленной шеей, боли нет, есть только исступление, он бьёт снова, и, лишь на третий удар, я, наконец, просыпаюсь.

***

Голова болела так, будто её и правда пытались отрубить, я обнаружил себя, озверевши озираясь, сидя в постели, одной рукой держащийся за шею – да уж, пробуждение вышло не из дружелюбных. Где-то за закрытой дверью выла кошка, которую я то ли запер в туалете прошлой ночью, то ли она просто решила, что мне живётся слишком хорошо и надо потребовать внимания, любви и ласки, в максимально присущей всем кошкам и женщинам манере. Добраться до двери в спальню было сложно, по дороге я сумел споткнуться о разбросанные по полу тапочки и чуть не свернуть прикроватный столик, но всё же, цель была достигнута. Как только ручка повернулась и дверь приоткрылось внутрь, метнулось трёхцветное мохнатое чудовище и с диким мурчанием, напоминавшим дизель на холостом ходу, стало тереться мне об ногу. «С добрым утром» значит.

Спустя несколько минут я выяснил, что в закромах пусто и холодно, «как в сердце моей бывшей», и стал собираться к выходу из дому. Утро без яичницы и кофе у меня представить всё равно не получится, не в том я возрасте, чтобы перебиваться хлорированной водой из под крана и сексом с красавицей, да и к тому же, какой красавице нужно то, что теперь отражается в зеркале, разве что, кошку трахнуть осталось.

Не включая телефона, несколько раз ткнул в кнопку, отвечающую за запуск музыки, обулся – лестничная клетка, пустая улица, я вышел на улицу и вдохнул холодный воздух карантинной весны и только в этот момент понял, что рандомный выбор трека в моём приложении сделал мне неожиданный «подарок»

Я как сейчас помню первую улыбку мамы,

Она все та же, как это ни странно.

И где бы ни был я…

В каких бы городах и странах,

Она во мне будет светиться постоянно.

Я выдернул наушники из ушей. Я, конечно, люблю «Марлинов», но слушать это сейчас – просто издевательство. До магазина я дошёл в суровом молчании, подкреплённым лишь скрипом голых ветвей на холодном ветру. Приобретя всё, что казалось мне нужным, я намеренно прошёл мимо стенда с алкоголем и отправился на кассу, сегодня моей голове требовался трезвый день.

По дороге домой я завернул в аптеку, на двери было наклеено объявление: «Масок нет! Совсем!». М-да, весь мир и его заботы – как-то всё мимо меня. Приобретя у хмурой продавщицы набор чемпиона, состоявший из обезбола и витаминок, я двинулся своим путем. Пустые дворы радовали своим видом, по дороге я встретил лишь девочку-подростка, удрученно сидящую на одной из новодельных скамеек, вмонтированных по всей набережной. На лице у неё была медицинская маска, на которой красным было выведено «вышла из чата», время от времени она прихлёбывала что-то покоящееся в бумажном пакете у её ног, форма пакета с потрохами выдавала содержимое – бутылку вина, уважаемо. Подмигнув девице и получив в ответ прищур глаз, говорящий, что под маской она улыбнулась, я проследовал к своему подъезду.

Войдя в дом, первым делом я закинул в себя обезболивающее, а уже после раскидал продукты по их местам и приступил к приготовлению завтрака и варке кофе. Через несколько минут я сел завтракать, подтянув к себе блокнот, заранее принесённый мной из спальни. Перечитав последний кусок, на котором вчера остановился, я снова споткнулся глазами об фразу «Всё, что оставалось – сесть писать»… что-то с этим было связанно? Быстро пролистал блокнот до конца – все страницы были пусты. От раздумий меня отвлёк пиликнувший смартфон.

Стоило проверить, не с работы ли написали, дотянувшись, я взял гаджет и разблокировал. На экране меня встретила последняя незакрытая фотография аппетитной задницы бывшей, присланная мне в награду за мою своевременную щедрость и просто потому, что я замечательный. Внезапно что-то щёлкнуло, я сосредоточился на правой части снимка. На бедре была небольшая татуировка: дополненный ключ «соль» – моя подпись, набитая почти десяток лет назад, когда мы были вместе. Перед глазами вспыхнули воспоминания: вчерашний разговор, улыбающееся лицо, окруженное дредами, блокнот и моя рука, привычно выводящая тот же символ на бумаге.

Я перепроверил блокнот – страницы были пусты. Странно, может всё же этот момент приснился? Телефон снова пиликнул, плюясь дополнительными оповещениями. Действительно писали с работы, пришлось зайти в рабочие чаты и некоторое время отвечать на череду скучнейших вопросов, связанных с проектом сопровождения механических глаз на открытых участках метро, коими наша прекрасная мэрия наблюдает за жителями. Расквитавшись с рабочими вопросами, я вернулся к дневнику и продолжил погружение в свои воспоминания.