– Поправляем здоровье и напиваемся потихоньку? – раздался за моей спиной спокойный голос Соло.

Я немедленно выпрямилась. Соло стоял босой, потный в дверях комнаты. Он бросил на пол пояс с инструментами, вытерся белой футболкой, поднял руку и натянул рубашку. Казалось, он сам не осознавал, насколько эротично выглядела линия его груди и живота и от этого становился еще более привлекательным. Я отвернулась, как только его голова показалась в вырезе рубашки.

– С домом все в порядке?

– Будет в порядке. Свет уже дали. Я потрясла стаканом:

– Знаю. Я нашла лед.

– Вы что-нибудь ели сегодня? Я только пожала плечами.

– Ладно. Я поджарю немного китового мяса, и мы поиграем в эскимосов. Сейчас вернусь.

Соло бегом поднялся по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки. Соло спустился через несколько минут. Он определенно успел принять душ, влажные волосы легли волнами. Он надел легкие светлые брюки и синюю рубашку навыпуск, но оставался босиком. Не дожидаясь приглашения, Соло уселся рядом со мной. Я ощутила тепло его большого, сильного тела и легкий запах мыла и свежести. Он бросил взгляд на часы и взялся за пульт дистанционного управления. Включился телевизор с большим экраном, стоявший у стенки.

– Пообедаем позже: пришло время посмотреть ваш любимый сериал. – Соло нашел нужный канал, и по экрану побежали титры многосерийного фильма «Соблазны». – Я слышал, что в нем снимается ваша подруга детства.

Я уставилась на него, на мгновение потеряв дар речи.

– Полагаю, это вам поведал Уильям?

– Тсс… Вот она!

На экране появилась молодая красивая женщина в вечернем платье, с драгоценностями на шее и в ушах. Она темпераментно и очень красиво жестикулировала, разговаривая с чернокожим, удивительно привлек тельным актером в смокинге. Ее нежное лицо, черты которого были так похожи на мои, выражало сдержанный гнев. Гибкие руки цвета янтаря были обнажены, огромные карие глаза сверкали из-под изумительных черных ресниц, густые шоколадные волосы ниспадали на грудь.

Этим удивительным, экзотическим, захватывающим дух созданием была Карен. В стране ее знали под именем Кэры Ноланд.

– Кэра Ноланд очень хорошо играет Кассандру. – прокомментировал Соло. – Этакая крутая кошечка.

Я долго изумленно смотрела на него.

– Вы регулярно смотрите этот дамский сериал?

Соло невозмутимо кивнул. Я взглянула на экран, отпила еще немного бурбона и внезапно решила признаться:

– Я зову ее Карен. Она моя родственница.

Судя по всему, известие о том, что у меня есть темнокожая родня, не шокировало его.

– Вы часто видитесь?

– Нет. Карен уехала из дома, когда ей исполнилось восемнадцать. Она стала актрисой и отреклась от старых друзей. Карен заявила мне, что у нас нет ничего общего. – Я помолчала. – Она сказала, что приняла решение и будет негритянкой. – Я с силой выдохнула воздух, почувствовала исходивший от меня запах бурбона и резко поднялась, поморщившись от досады. Соло спокойно изучал меня. – И поверьте мне, мистер Соло, это самый длинный разговор, который мне приходилось вести с кем-либо на эту тему. У вас потрясающие способности.

– Я просто умею слушать. И никогда не болтаю лишнего. Я думаю, вы это поняли.

– Я знаю, что вы любите собирать информации числа, факты, детали…

– Мне нравится порядок. Я пытаюсь справиться с хаосом единственным известным мне способом.

– Держу пари, вам уже известно о том, что кто-то изгадил дверь моей квартиры в Вашингтоне.

Соло кивнул:

– Поверьте мне, еще пара дней – и люди забудут и Джеке Марвине, и о том, почему вы боролись за его жизнь. Ублюдки найдут новый повод поорать и помахать кулаками. Вас оставят в покое.

К несчастью, Соло был абсолютно прав. В этом мире, где смерть, разрушение и несправедливость могли стать всего лишь поводом для потехи, всем было на все наплевать. Но если вы оказались в гуще событий, вне света софитов, прикоснулись к страданиям и бедам другого человеческого существа, вы не сможете больше оставаться равнодушным. У вас каждый день будет сосать под ложечкой.

Я коснулась рукой собственного живота, тошнота подступила к горлу. Соло взглянул на мое посеревшее лицо и торопливо добавил:

– Но это не значит, что вы работали напрасно.

– Неужели? Разве смерть или жизнь Джека Марвина хоть что-нибудь значили, изменили что-то, решили какие-то проблемы? Смогла ли я улучшить его положение или этот мир вообще? Нет. Джек Марвин мертв, и я не могу этого изменить. – Я кивнула на экран телевизора. – Вот Карен. Я люблю ее, но помочь ей тоже не могу. И это только вершина моего личного айсберга, мистер Соло! Я слишком часто подвожу людей, которые зависят от меня, и то же самое происходит с теми, кого я люблю. – Я выключила телевизор и бросила пульт на кушетку.

Соло встал, обошел вокруг столика и взял меня за плечи. Его темные глаза смотрели серьезно, почти сердито.

– Если бы я знал, как забыть о мертвых и продолжать жить, я бы поделился с вами этим секретом. Я видел ваше выступление по телевидению на прошлой неделе. Я слышал, как вы сказали, что смотреть как человек умирает, это не самое трудное. Самое трудное продолжать с этим жить. Вы были правы.

– Вы потеряли того, кого любили?

– Да.

– И как вы с этим справились?

– Я не уверен, что справился, и не знаю, сумею ли справиться.

Соло отпустил меня и подошел к большим стеклянным дверям на террасу. Он стоял там и смотрел на океан, ссутулившись, сунув руки в карманы. Я подошла к нему.

– Расскажите мне, что произошло. Прошу вас. Мы стояли рядом и смотрели на волны, без устали набегающие на песок.

– Я видел, как убили моего отца.

Мне показалось, что пол уходит у меня из-под ног. Неудивительно, что он напоминал мне Эли!

– Как это произошло? – мягко спросила я.

– В… драке. – Я понимала, что Соло тщательно взвешивает каждое слово и не намерен сказать ничего лишнего. Он повернулся ко мне, чтобы видеть выражение моего лица. – Возможно, он это заслужил, но все равно это было… несправедливо.

– Вы вините его за то, что он умер?

– Боюсь, что да. Не слишком я хороший сын, верно?

– Если бы вы не были хорошим сыном, это не мучило бы вас. Вы бы не пытались столько лет понять, что произошло. Все это так сложно…

– Не знаю, сумею ли я во всем разобраться. Я ищу ответы, но не нахожу их. Моя семья так и не пришла в себя по-настоящему после того, что случилось. Я все старался заботиться о них и помогал им верить в то, во что они должны были верить.

– Они верили, что ваш отец не заслужил такого?

– Да.

– Ну а вы считаете, что он сам во всем виноват, так?

– Не знаю. Вероятно, это так. И все-таки есть что-то чего я не могу понять. – Соло широким жестом обвел океан. – Он унес все с собой и не оставил ответа.

– Вы ненавидите его и в то же время любите…

– Верно. И это очень тяжело.

Я кивнула. Мне вдруг захотелось попытаться объяснить ему мои отношения со Сван, рассказать о смерти Клары и о ее последствиях. Я судорожно искала слова. Соло стал первым человеком, который, как мне показалось, мог бы меня понять.

– В моей семье тоже… кое-кого убили, – пробормотала я наконец.

Соло замер, не сводя с меня глаз.

– Кого?

– Близкую родственницу. Но я не могу… Мне трудно говорить об этом, даже сейчас. Я была ребенком, когда это случилось, и тем не менее я чувствую свою вину за ту цепь событий, которая привела к ее смерти. Если бы я не сказала того, что сказала, или поступила иначе… – Я опустила глаза, признавая свое поражение. – То же самое чувство не покидает меня со дня смерти Джека Марвина.

– Но вы были совсем маленькой.

Я подняла голову и посмотрела ему в глаза:

– Даже дети могут отличить зло от добра. А я была очень странным, очень «взрослым» ребенком. Я прекрасно знала, что хорошо, а что плохо, и понимала, как мне следовало бы поступить.

– А убийцу нашли?

Соло говорил очень тихо – так же, как и я. Мы боялись сдвинуть крышку на ящике Пандоры, где хранились воспоминания, которые все еще могли принести несчастье.