– Записка готова? Голову покрой! Подойдёшь, записку воткнешь, молитву прочтёшь и возвращайся! Не задерживайся! Видишь, сколько людей? Когда пойдёшь обратно, не забудь десять метров пройти лицом к стене. Следующий!

Чувство радости улетучилось сразу. И больше сюда она не ходила, как ни уговаривал её дядя. В её жилах текла удивительная смесь кровей разных народов, и, хотя еврейской крови было немного, она чувствовала себя маленькой частью древнего народа. А Западная стена была для неё местом молитв и поклонения Богу, а не местом фотосессии. Поэтому Лиза хмуро передернула плечом и свернула в одну улочку, потом в другую и через какое-то время оказалась около двух позолоченных львов, между которыми на коленях стоял мужчина в дорогом сером костюме и, закрыв глаза, что-то шептал. Она остановилась, не в силах сделать следующий шаг, поскольку увиденное было странным и одновременно завораживающим. Ей казалось, что воздух обволок её со всех сторон, лишив воли двигаться.

Рядом находился институт Храма, поэтому здесь тоже было много туристов, которые остановились, с интересом рассматривая черноволосого мужчину, который что-то быстро писал на листах бумаги.

Елизавета встряхнулась, сбрасывая непонятную сонливость, и хотела продолжить путь. Но что-то мешало ей. Она наморщила лоб и посмотрела на мужчину. Девушка отметила, что он красивый. У иностранца была белоснежная кожа, темные вьющиеся волосы. Пиджак сидел на нем великолепно, безупречно чистый воротничок открывал шею, показывая кадык. И даже большой нос с загнутым вниз кончиком не портил благородный облик.

Неожиданно мужчина открыл глаза, вытянул вперёд руку и громким хриплым голосом выкрикнул на английском языке:

– Вы все грешники! Грешники! – голос набирал силу и заставлял идущих мимо людей оборачиваться и останавливаться:

– Вы – отвергнутые Богом дети, не соблюдающие его заветов. Бог дал вам всего десять заветов! Всего десять! – мужчина поднялся с колен и закричал во всю мощь своих легких. – Неужели так трудно им следовать?

– Ф-р-р… Ещё один сумасшедший! – подумала Лиза и хотела сделать шаг, но не смогла оторвать от земли подошвы ног. Почувствовав себя неуютно, огляделась по сторонам.

А мужчина неожиданно спокойно и как-то торжественно произнёс:

– Я верю в Бога всем сердцем и разумом моим. Я верю в то, что он создал этот прекрасный мир и отдал его во владение человека. И дал ему Закон, чтобы знало дитё Божие, что хорошо есть, а что плохо. Вам не нужны посредники между вами и Господом нашим, откройте сердца для любви Отца нашего. Только вы и Бог! И между вами Закон! Тот самый Закон, которые он сам лично начертал на камне перстом своим и дал Моисею.

Мужчина воздел руки к небесам и продолжил свою горячую проповедь:

– Господь дал вам свободу! Живите, радуйтесь, наслаждайтесь, стремитесь познавать новое. Пойте, танцуйте, покоряйте горы. Только соблюдайте десять заповедей Отца вашего. И тогда коснётся вас милость Господа нашего!

Он замолчал, обвёл пылающим взором толпу и воскликнул:

– А сейчас спрошу я вас. Кто из вас соблюдает заповеди Господа нашего? Кто?! – он возвысил голос, развернулся и ткнул пальцем в толстяка с фотоаппаратом, – Ты?!

Пухлый мужчина побледнел и прикусил язык от неожиданности. А иностранец, скорбно и театрально заломив руки, посмотрел на небо:

– Да никто! Отец мой, никто не следует твоим заветам!

Ему никто не ответил, потому что среди зевак, глазеющих на одержимого мужчину, не было ни одного еврея. Это были туристы, решившие сэкономить на гиде и самостоятельно найти Западную стену, пройдя через еврейский квартал. Пятеро китайцев вообще не поняли, почему он так горячится. Они переглянулись, пожали плечами и на всякий случай сфотографировали импозантного оратора на фоне позолоченных львов (они понравились им гораздо больше).

Иностранец посмотрел Лизе в глаза (у той мурашки побежали по телу), перевёл взгляд на фотографирующих китайцев, нахмурился и продолжил:

– Господь наш говорил со мной. Он сказал мне: «Иди, и я покажу тебе, где Заповеди мои. Достань их и расскажи детям моим. Время истины настало».

Вздрогнув от вспышки фотоаппарата и посмотрев на улыбающуюся ярко накрашенную пожилую даму, новоявленный пророк пришёл в неистовство:

– Вы все! Все до единого! Грешники! Глаза бы мои вас не видели!

Мужчина гневно потрясал кулаками, топал ногами и неожиданно, громко вскрикнув, поднял руки к лицу, закрывая его. Словно впав в транс, он стал покачиваться из стороны в сторону, затем внезапно рухнул на колени и завалился на один бок, прижав колени к груди. Туристы увидели, как сквозь тонкие белые пальцы заструилась кровь, потекла по рукам, окрашивая белоснежные манжеты рубашки. Мужчина, застонав от боли, стал извиваться на каменных плитах, не отрывая ладони от глаз и выкрикивая непонятные слова, потом тело его вытянулось и замерло.

– Он умер?!», – тишину прорезал чей-то испуганный, пронзительный голос.

Лиза обернулась на голос и увидела коротко стриженую блондинку с пирсингом на правом крыле носа, в белой прозрачной рубашке и коротких шортах; вся её левая рука была в татуировках. Лизе девушка не понравилась, поэтому она отвернулась от нее.

Другой голос успокаивающе ответил: «Нет-нет! Не думаю! Просто потерял сознание. Вызовите «скорую».

– Я медсестра, – через толпу пробилась женщина и, опустившись на колени, стала расстёгивать рубашку на груди мужчины.

– Посмотрите на его глаза – они все в крови, – прошептал чей-то голос.

– Какой ужас! – отозвался другой. – Вы слышали, как он кричал: «Глаза бы мои вас не видели!»? А что, если он действительно лишился зрения?

– Не впадайте в мистику, – сердито перебил их хриплый голос, – это самовнушение. Науке такое давно известно. Этот человек подвержен известному Иерусалимскому синдрому1. Знаете, сколько таких сумасшедших Святая Земля видела? Каждый год появляется новый пророк и начинает проповедовать о каре, о гневе Господнем. Надоело, – мужчина махнул рукой и ушёл, но прежде не удержался и сфотографировал лежащего в беспамятстве человека и симпатичную медсестру, делающую несчастному искусственное дыхание.

Медики подъехавшей «скорой помощи» положили на носилки бесчувственного мужчину, а люди, проводив уезжающую машину взглядами, разошлись по своим делам. Только двое – молодая девушка с длинными светлыми волосами и смуглый парень, остались, собирая шевелившиеся на ветру листы бумаги, исписанные иностранцем.

Случайно взявшись за одну и ту же страницу, они посмотрели друг на друга недоверчиво, практически враждебно. Первым улыбнулся парень, а Лиза, исподлобья посмотрев на него, осторожно спросила:

– Ты палестинец?

Юноша, глядя прямо ей в глаза, устало ответил:

– Да, я мусульманин. Этот мужчина прав, Законы должны быть для всех людей одинаковыми. Если бы мы все соблюдали их, то был бы мир на Святой Земле. Думаешь, у меня сердце не болит за Иерусалим? Это и мой город тоже! Мой! А я каждый день сталкиваюсь с подозрительностью и недоверием, – он на минуту замолчал, плотно сжав губы.

Лиза, вспомнив свой взгляд, покраснела. Молодой человек, справившись с волнением, продолжил:

– Меня зовут Карим. Мы вместе отнесём бумаги несчастному в больницу.

Владимир Царёв очнулся в больнице, попытался открыть глаза, но резкая боль не дала ему это сделать. Он поднял руки, осторожно дотронулся до своего лба, кончиками пальцев спускаясь вниз, ощущая толстый слой повязок.

Нахмурился и опустил руки. Мужчина не помнил, что с ним произошло:

– Я прибыл вчера, или… Сколько времени я здесь? – задал он себе вопрос. – Дела вроде бы все сделаны. Контракт подписан. Это я помню. Что было потом? Я захотел прогуляться по старому городу. И там что-то произошло… Что?! – как ни напрягался, он ничего не мог вспомнить.

Владимир устало откинулся на подушки и задремал. Через несколько минут тело его дернулось, как от электрического разряда, он вскрикнул и резко сел в кровати.