– Мы оба знаем, что рано или поздно ты это сделаешь, выдыхай, – сказал Себастьян, приставив нож в упор животу. Бен молчал, издавая лишь потрескивающие звуки слюны проходящей через зубы.

– Из тебя вышел бы хороший пантомим, – он отрезал несколько нитей на одежде Бена и повернулся. – Удачного выступления, Ричард.

Себастьян скрылся за дверным проемом в коридор. Конкретика сбила Ричарда с толку, он расценил это как угрозу, и пожалел, что не промолчал. Бен все еще напряженно дышал сквозь зубы.

– Черт, чем я такое заслужил? – он посмотрел вверх, словно обращаясь к Богу.

– Никто такого не заслуживает. Возьми себя в руки, нужно думать, как отсюда выбраться, – заявил Ричард.

– Это невозможно, я точно не… – Бен хотел что-то сказать, но замолчал, заметив, как тело Луизы волокут обратно.

Она одета по-другому. Это было старое тряпичное платье, в которое, видимо, по сюжету пьесы ее переодели разбойники. Парень, что ее тащил, положил тело в одну из клеток, стоявших за кулисами. Работники театра один за другим стали расходиться. Себастьян выскочил из дверного проема и подбежал к девушке. Он достал нож и начал ковырять им ее лицо. Со всей злобой он резал кожу, что-то бормоча под нос, пока рот не превратился в мерзкое месиво. После он встал и, подмигнув то ли Ричарду, то ли Бену, ушел.

– Вот ведь больной ублюдок, – заявил Ричард, заметив разорванный рот девушки, и от такого зрелища отвернулся на задумчивого Бена. Задумчивость – это не та реакция, которую он ожидал от столь ранимого человека. “Может, это эмоциональный шок”, подумал он и решил окликнуть приятеля, чтобы хоть как-то отвлечь его от хаоса, творящегося в голове. Бен не отреагировал.

– Черт, я знал, – словно озаренный промолвил Бен. – Мы спасемся, спасемся! Та девушка в клетке, перед тем, как ее переодеть, ее отвязали от этой хреновины. – Бен говорил, вселяя доверие, но Ричарду было непонятно, к чему он клонит. – Я знаю эту пьесу. Сейчас идет третий акт, так как Луизу переодели бандиты. Если по сюжету, – Ричард заметил, как Бену неприятно говорить подобными терминами в контексте происходящего, и в этом они были полностью солидарны. – Мы играем братьев Гримбси, то нам немного повезло. В шестом акте наших персонажей будут переодевать. Им придется нас развязать и снять старые лохмотья, тут то мы и ударим, – Ричард представил давно забытый им мультик из детства, правда, он не помнил какой.

– Мы ведь не в сказке, это ни за что не сработает. Мы в сраном театре, где тела людей используют в качестве кукол. Думаешь, они не догадаются что мы захотим убежать?

– А что, если притворится мертвым?

– Нет, – Ричард усмехнулся, но ухмылка быстро спала. – Наверняка, кто-то догадается воткнуть нож в руку, и плану конец.

– Они же психи. Моя бабушка вот, думала, что я погиб в аварии, потому что был невнимателен за рулем, а в мое тело поселился совершенно другой человек. Может, и с ними так же.

– Идея безумная, но что нам еще остается, – немного подумав заявил Ричард, и его ладони снова зачесались. “В противном случае, нас убьют после пьесы”, подумал он.

– Забавно, у меня ведь даже автомобиля нет, – Бен опустил голову.

– Ты прав, шансов у нас будет гораздо больше с развязанными руками. Черт, если бы я только знал, куда все повернется.

– Да, это точно она, – сказал Бен и, увидев, как с другой стороны кулис выносят реквизит, затих.

Фон сцены обставили забитыми книжными полками, стол со стопкой бумаг и печатной машинкой – по центру сцены, несколько рыцарских лат – по бокам, а к стене прикрепили герб в виде щита и двух скрещенных мечей. Когда рабочие покинули сцену, разговор вновь возобновился.

– Осталось только надеяться, что мы играем главные роли, братьев Гримбси, – заявил Бен.

– Луиза по сюжету – девушка одного из братьев?

Ричард не верил, что обсуждает сейчас сюжет пьесы.

– Да.

– Значит я играю одну из главных ролей.

– Я понял, отлично, ты младший, – Бен замер от аплодисментов, которых раньше не слышал.

Веревки накручивались на барабан и кулисы распахнулись. Манекены все еще стояли на месте. По лицу Бена было не понятно – хотел он двинуться на сцену или пусть лучше кто-то другой играл бы роль второго брата. Одно было видно точно – он боялся.

Пианино заиграло мерзкой октавой и свет на сцене приобрел тусклые оттенки. Ноги Бена завибрировали. Его выбрали. Он не понимал, как реагировать, поэтому просто закричал. Но не от страха или безумия, а… Если честно, Бен сам не знал, почему кричал. Голос из колонок запел басом и Бен выехал на сцену.

– Боже, нет, что там? Куда я еду? – Бен адресовал это Ричарду, который пытался его успокоить. Он приближался к столу в центре сцены, словно к циркулярной пиле, которая бы раскромсала его тело. Он повернулся к сцене, его челюсть больше не могла держаться.

– Любовь неразделенная моя, – руки Бена распахнулись, словно хотели обнять весь мир. – Где-то в вечности летает. Не передать словами что я чувствую когда вижу вместе их. – Бен остановился возле стола и предстал перед предвкушающими зрителями во всей красоте. Баритон казался слишком громким, уши болели, но публика наслаждалась.

– Ради нее готов на все, на все! – Бен ударил по столу, стопка бумаг подскочила и обвалилась. Бен стиснул зубы от боли – он сломал палец о край печатной машинки. На сцене появился Ричард.

– Брат, помоги мне, любовь всей моей жизни защитить, – его тело неуклюже повертело руками. – Луиза, ее захватила шайка разбойников Барона, – он подъехал к Бену и положил ему руку на плечо.

– Ричард. Я не смогу. Это какое-то безумие. Меня вообще не должно здесь быть, почему? Почему я? Эти… лица… Я не могу, они смотрят, – он кричал, но «сотрудники театра» не реагировали. Их и не было вовсе, они пропали и, видимо, пустили сцену на самотек.

– Бен, обещаю, мы сбежим, – сказал Ричард, не веря ни единому своему слову.

– Как ты мог позволить этому случится? Сейчас же созываю на поиски людей, – сказал голос.

Персонаж Бена оттолкнул Ричарда и скрылся за кулисами. Свет погас так же быстро, как оборвалась музыка. Теряющиеся в темноте стоны Бена создавали иллюзию нахождения в истории ужасов. Только вот осознание, что все происходило в реальности, вызывало нечто вроде судорог в коленях. Шестеренки зашумели, послышались шаги – они то приближались, то отдалялись. Ричарду казалось, что в любой момент во тьме раздастся удар под дых. Или острие ножа пройдется по его горлу. Он махал головой, уклоняясь от опасности, и в то же время понимал, что это не поможет. Бен замолк. В любой момент он умрет. Вот, вот, только не сейчас. Скрежет металла обдирал уши.

“Что это? Что с Беном? Почему я его не слышу? Они убили его? Они слышали, что мы планировали сбежать? А вдруг они решили от нас избавиться?” – скрежет приближался. Он не столько боялся умереть, сколько продолжать выступать на сцене мертвецом. Только подумать – твое тело на потеху больным ублюдкам, считающим это искусством. Ричард попробовал вырваться – не получилось. Он прислушался в надежде услышать стоны Бена, но скрежет обрывал его стремление. Теперь все происходило у него в голове. Это всего лишь пьеса. Это не по-настоящему. Ох, как бы ему хотелось, чтобы это было так. “Господи, ты есть, я знаю, позволь выбраться отсюда, я больше никогда не буду делать плохие вещи. Я знаю, я во многом перед тобой виноват, я всего лишь хочу жить спокойно”. Ричард вспомнил все разы как он срывался на свою мать. Как он не пришел в больницу, когда нужно было сказать всего пару слов, чтобы мама ушла спокойно на тот свет. Как он плакал и винил себя на ее похоронах.

Он старался найти причину попадания в Ад и, возможно, нашел. “Нужно было лишь сказать, что я люблю ее, это все, что от меня требовалось”, говорил он про себя, мысленно перемещаясь в больницу, как щелкнул свет. Напротив стоял Бен. Они опять за кулисами. На сцене стояла металлическая клетка с телом Луизы внутри.

“Почему ты мне не сказал, что там полный зал извращенцев? Какого хрена они просто сидят и смотрят? Ты посмотри на это – мы в логове чертовых психов. Я не думал… я не думал, что все так плохо. Нам не выбраться”.