– Я, конечно, всякого повидал, но это уже перебор, – сказал Ричард.

“Зажравшиеся ублюдки. Если они думают, что я буду это терпеть, то они ошибаются”, подумал он и спустился со сцены. Картер стал напротив, перегородив путь.

– Никуда ты не пойдешь, – заявил грубиян.

Его голос все еще излучал ехидность. Ричард отступил влево, чтобы обойти его, но Картер взял его за плечо. – Я сказал, никуда ты не пойдешь, – теперь его голос звучал зловеще. Лицо сделалось серьезным и он отпустил плечо Ричарда. Насмешки со стороны коллег тоже исчезли.

– Ты ведь актер, Ричард, вот и актерствуй, – он указал на сцену. Ричард краем глаза заметил, что его окружили со всех сторон. Голова в этот момент перестала думать. Выход был один – бежать. Ричард рванул через ряды кресел, так как остальные пути к отступлению были перекрыты. Только он запрыгнул на сидение, как Картер и его люди, словно псы, набросились на него. Картер ухватился за ногу Ричарда. Бедный упал, ударившись ребрами о спинку кресла. Пока он пытался отбиться от хватки Картера второй ногой, пытаясь попасть ему в голову, псы пробирались через ряды сидений, пока в какой-то момент их холодные руки не вцепились в его тело. “Это конец”, мысль гвоздем вбилась в голову. “Куда я ввязался? Зачем? Придурок”. Ричард закричал что есть силы и начал вырываться. Но вырваться из хватки трех человек – все равно что выйти из сонного паралича – чем сильнее сопротивляешься, тем дольше в нем останешься. Ричард чувствовал себя беззащитной собачкой в руках жестоких подростков, которые хотят отрезать ему лапку.

– Ты будешь лучшим актером нашего театра, – произнес Картер и вынул из заднего кармана шприц. Где-то вдалеке послышался звук раскалывающейся доски. – Держите крепче, – двое человек вцепились ему в руки и ноги. Картер оголил иглу и соединил со шприцом.

– Нет! Что вы делаете? Я рассказал, куда иду, всем друзьям. Если я исчезну, за мной сразу же придут. Отпустите меня, я никому не скажу.

Ричард изо всех сил дергал ногами, но хватка оставалась мертвой. Отломав головку ампулы, Картер набрал полный шприц. Пару раз брызнув через иглу, чтобы избавится от пузырей воздуха, он сказал:

– Неужели ты думаешь, что мы выбираем людей с друзьями?

Шприц вошел в кожу шеи как шило. Он вдавил шток шприца и жидкость с молниеносной скоростью растеклась по венам.

– Приятно иметь с вами дело, – сказал он и вытащил иглу из шеи.

Свет начал пропадать из сознания.

– Ты станешь великим актером, я отдам тебя в руки лучшего режиссера и все узнают, что такое «театр очищения», – говорил с восхищением мутный силуэт, пока не уплыл во тьме.

“Где я?” – в ушах нарастал шум, как под водопадом. Расфокус в глазах давал рассмотреть едва уловимые точки света. “Зуд в ногах просто невыносимый, Боже, что происходит? Почему мое тело не двигается?” – Ричард попытался закричать но ничего не вышло. Он боялся задохнуться от страха, поэтому старался не упускать возможности вдохнуть как можно больше воздуха. Закрыв глаза, он видел все те же огни. Они сияли и переливались, от чего голова шла кругом. И этот запах, словно лежишь в куче дохлых крыс. Его желудок не выдержал и выбросил через рот утренний завтрак. Когда ты блюешь в неизвестность, становится еще хуже. Единственное, что было понятно, так это, что его тело находилось в вертикальном положении.

Он прищурился и смог разглядеть людей. Кажется, они рукоплещут ему. Такие нарядные, как куклы на выставке. Причудливые парики чуть ли не слетали с их голов от столь яростных аплодисментов. Оживленные лица в зале требовали выступления. Раздался тихий механический звук под мышкой похожий на треск зубов друг о друга. Рука Ричарда поднялась вверх и неуклюже, точно как марионетка в руках плохого кукловода помахала людям в зале. Шум усилился. Кто-то свистел, а кто-то неразборчиво кричал. “Какого черта?”. Это не было его волей. Он был одет в жюстокор с белыми бантами на манжетах. На голове – тюрбан с белым пером. Принц махал со сцены, а зал ему рукоплескал. Не об этом он мечтал, когда поступал на актерский факультет. В глазах каждого, кто сидел в зале, виднелось предвкушение. Некоторые люди доставали бинокли и устраивались в креслах поудобнее. Сейчас будет выступление.

– Помогите. Пожалуйста, – прорезался едва слышный голос. Но зал лишь продолжал шуметь и восхищаться. Его рука опустилась, и по щеке потекли слезы, смешиваясь с неуклюжим гримом.

Наконец народ замолчал. Только эхо от безжалостного мычания Ричарда разносилось по залу, акцентируя внимание зрителей на центр сцены. Зрение почти восстановилось, и он смог полностью охватить взглядом зал и увидеть своих фанатов.

– Зачем? – спросил он публику хрипящим голосом, ответом была тишина.

В зале погас свет. Свечи хрустальной люстры медленно тухли. Казалось, эта люстра – единственный проблеск прекрасного среди мрака. Он представлял себя этой люстрой – такой беззаботной, отдаленной от здешней обстановки – пока не начал бесшумно отдаляться от публики вглубь сцены.

– Нет, нет. Отпусти меня, – прохрипел он в темноту, но ничего сделать не мог.

Люди из зала перешептывались между собой. Щелчок. На полу театральной площадки появился круг света. Классическая музыка повышала давление. Сладкими как мед нотами, безмятежная мелодия заглушала страх, от чего на висках пульсировали вены. На свет вышел человек в черном костюме.

– Эй, помогите мне, пожалуйста, – Ричард уже не верил в то о чем просил, но слова все равно вырывались из его рта.

Человек поднял правую руку так, словно держал в ладони сферу, а левую прислонил к груди. Представление начинается. Оперный голос величественно прозвучал на весь зал, и казалось был слышен старухе в магазине тканей. Тенор певца был превосходен, казалось, лучше слышать не приходилось. Обжигающие неприятные муравьи пробежались по затылку Ричарда.

– Люблю я девочку свою, никогда ее не отпущу. Ангел во плоти, что греет душу мне. Кровь родная, что хранил как камень драгоценный, сбежала от моей заботы, – он отходил спиной назад к Ричарду и круг света пятился за ним. – И теперь не видеть мне покоя, пока не верну утраченное мною сокровище, – подъехавшее к Ричарду тело продолжало петь.

Он увидел привязанного к манекену темнокожего мужчину в удлиненном смокинге. Кожа на его лице была покрыта лопнувшими волдырями. Разорванный рот, привязанный к механизму открывался и закрывался в такт словам песни. Круг света перешел на Ричарда и ослепил его.

“Это сон, гребаный кошмар который сейчас прекратится”, думал он, зажмурив глаза и пытаясь пошевелить конечностями, которые даже не думали двигаться. Открыв глаза, осознание вылилось на него, как ведро ледяной воды. Кошмар не закончился. Как и этот темнокожий певец, он был вплотную привязан к скелету манекена, который он видел за кулисами. Ричард посмотрел на ноги бедолаги, которые перемещались по рельсам с помощью маленьких колес. Не могло уместиться в голове, что нечто подобное в принципе возможно. Этого просто не может быть! Он заорал во все горло, но вырвались лишь едва ли слышные хрипы. Тогда он заорал еще раз, и голос совсем немного прорезался. Ричард выбился из сил. “Неужели я закончу, как этот парень?”, подумал он. “Может, я тоже должен быть мертв и то, что я очнулся было ошибкой?”. Эта мысль пугала его еще сильней.

– Она как лист в огне, я не отец, если не могу уберечь ее, – последнюю ноту певец растягивал, пока не погас свет и не зашумели аплодисменты.

Где-то за стенкой тихо затрещали шестеренки и манекен потащил Ричарда за собой. Опять. Куда? Зачем? Через некоторое время он почувствовал резкое торможение, которое символизировало прибытие в точку назначения. Его не покидало чувство, будто за ним кто-то наблюдает. Оно исходило из вполне конкретного места, куда он и повернул голову. Хоть ориентироваться в пространстве в такой темноте сложно, он знал, что в той стороне находился зал. Но не публика вызывала у него это чувство, а что-то намного ближе. Словно прямо перед лицом дышал призрак. Свет. На него смотрела посиневшая голова женщины. Рот ее был слегка приоткрыт, а мертвый взгляд пронзал Ричарда насквозь. Она была так же привязана к манекену. На мгновение показалось что под нарядным платьем ее грудная клетка надувалась и сдувалась. Но все это было не более чем иллюзией – девушка не могла дышать, она мертва. Лицо казалось ему знакомым хоть он понимал, что видит его первый раз. “Нет. Боже, это ведь… Актриса театра, в котором я месяц назад проходил прослушивание”, подумал Ричард и отвернулся. Его легкие сделали резкий выброс воздуха. В памяти возникли фрагменты, как девушка танцевала балет в том же платье, что и сейчас, и как было бы здорово пригласить ее куда-нибудь после выступления. Как он волновался, обдумывая с какой стороны начать диалог, и как не смог решится даже подойти к ней. Ричард заплакал, и круг тусклого света направился на них. Когда не можешь вытереть себе сопли, чувствуешь себя еще более беспомощным. Слева от них стояли декорации ночного причала. Луна – большая, как во время суперлуния – освещала их костюмы. Мягкая мелодия скрипки очаровывала зал и заставляла публику умиляться.