Те два вопроса, так никем и не озвученные, задавали себе члены общества мертвых Хельмрока, - задавали недолго, ведь принадлежали они к той категории вопросов, ответы на которые известны задающему заранее, еще до того, как вопросы заданы.
Глава IX
Шахта заработала и лед тронулся. Настоящие реки разлились тогда по улицам Хельмрока, не уступая в полноводности ни природным рекам, окружающим город, ни грунтовым могильным рекам, спускающимся с погоста и почти круглый год отравляющим городские каналы. На все это непотребство взирал лорд Мортимер с высокой башни. Ему оттуда все казалось таким низким, приземленным. Стоя там и глядя на потоп внизу, лорд Мортимер морщил лоб в попытках определиться, что ему следует думать? Что предпринять в связи с случившимся? Не определился он и к тому моменту, как реки высохли, сменившись болотом.
И так мертвая экономика города после инцидента сделалась еще мертвее, а перевес неупокоенных мертвых над живыми и упокоенными мертвыми, - еще более явным. Даже те из неупокоенных, что прежде добровольно запирались в гробах и ожидали там распада, все чаще выходили на поверхность посмотреть, что учудили их потомки. Их выходы на поверхность - бесцельные брожения изначально - с течением времени превратились из ностальгических порывов в целенаправленные действия. Теперь не было детей, чтоб обзывать мертвых чушками, не было собак, чтоб воровать кости скелетов, дилижансов не ходило - сбивать неупокоенных, и лошадей не осталось, чтоб топтать, а на поверхности разнообразия всяко больше, чем в могиле.
Вскоре взошли первые ростки новой революции. Мертвые прибывали к барбакану замка с требованием пересмотреть действующий порядок. В иные годы их акцию протеста тут же разогнала бы городская стража, только служили в ней теперь одни мертвяки, которых также притесняли в правах и которые так же прибывали сюда с требованиями. Осадить и захватить крепость неупокоенные не смогли бы при всем желании: за барбаканом начинался мост, ведущий через ров, и захватчик, дерзнувший пройти по этой переправе, рисковал быть схваченным Тварью, обитающей внизу. Поэтому сложившаяся ситуация была в некотором смысле патовой: протестующие не могли войти в замок, а лорд Мортимер не мог послать гонца или запросить поддержки иным способом. Магией он не владел, к почте добраться не мог, а все почтовые голуби, которых содержал, издохли при невыясненных обстоятельствах. Не все из голубей упокоились, но что проку с мертвого почтового голубя, если он не испытывает голода и не желает никуда лететь?
С тех пор, как перед замком собралась толпа, лорд Мортимер вновь ощущал дискомфорт. Он специально сходил в библиотеку по этому поводу и после долгих поисков выяснил, что то, что он испытывал называется именно так - "дискомфортом". Также он выяснил, что с времен его последнего визита кто-то обворовал библиотеку, и что сам библиотекарь куда-то пропал. По первому поводу он больше недоумевал, нежели злился, по второму - был в ярости, ибо не терпел легкомыслия среди подчиненных. Уходя, лорд не обратил внимания на захлопнутый трактат и ногу, зажатую меж его страниц. Трактат этот, посвященный экзотическим видам птицам Палингерии, был тяжелейшей во всех смыслах вещью, и, как и всякая большая книга, эта требовала повышенного ухода. В частности, если не убирать ее, со временем пыли становилось слишком много, а дощатая кровля пола начинала угрожающе скрипеть и прогибаться. Не один библиотекарь столкнулся с тяжестью первого тома "Экзотических птиц Палингерии" за авторством всемирного известного путешественника и исследователя Гудвина Ноги-паруса, - не один библиотекарь исчез при невыясненных обстоятельствах, оставшись наедине с этой книгой.
Но все эти разочарования были лишь углями, случайно подброшенными в топку негодования лорда Мортимера. Куда больше его напрягали те обыденные вещи, которые он привык считать своим неотъемлемым правом и удовольствия которых теперь лишился. К примеру, Мортимер не мог как прежде выйти на балкон и осмотреть свои владения, так как некоторые из балагуров внизу очень метко и очень далеко метали камни. Винный погреб был не доступен лорду, ибо путь туда был неизвестен ему, да к тому же вплотную прилегал к тайным тоннелям, куда Мортимеру ходу не было, а Фердинант - его верный слуга - обычно спускавшийся в погреб за вином по приказу лорда, куда-то запропастился. По всему выходило, что следует пересмотреть привычный распорядок, чего Мортимер, в виду присущего ему упорства, делать не желал, сопротивляясь переменам до последнего.
Теперь он стоял, глядя в одну из бойниц, которая выходила на площадь перед внешней стеной замка и барбаканом. Там, как и вчера и позавчера, толпились мертвые. Он все пытался понять, чего им нужно, они все пытались донести это ему: кричали, рисовали углем на плакатах, и, хотя язык был тот же, и ситуация их объединяла общая, там, на площади, и здесь, в замке, - это были два совершенно разные миры. Мортимер и сам входил в число неупокоенных, только разница между ним - особой благородных кровей - и обычными мещанами, толпившимися сейчас внизу, у входа, была настолько велика, что пониманию между ними просто неоткуда было взяться.
Благородные неупокоенные в довесок к глубинному чувству душевной незавершенности были обременены еще и знаниями, и воспитанием, а нередко и тяжелым, травмирующим детством. Но тяжелым не в смысле физических тягот, отсутствия пищи и крова, а тяжелым в смысле отношения к ним родителей, чья безразличность к своим чадам лишь усугублялось вседозволенностью.
Исключение из правил составляли личности рационалистического склада ума, приверженцы распространенного сейчас в Фэйр культа радикального материализма. Они, не веруя в то, что смерть еще не конец, отрицали саму возможность существования после того, как сердце твое остановиться, а тело разложиться и останется от тебя один только скелет. Обыкновенно, это были несчастные люди, редко контактирующие с социумом, что позволяло им не обращать внимания на реалии мира и не входить в контакт с неупокоенными мертвыми. Состоятельные материалисты жили затворниками в своих поместьях, бедные - уходили в леса, принимая тамошние суровые условия существования в обмен на освобождение от обременяющего их общества и множества необъяснимых пока еще неокрепшей наукой явлений, которые пугали их и отталкивали. Такие умирали раз и навсегда, окончательно. Никакого распада и посмертия для них не существовало. Очень часто к радикальным материалистам причислялись разного рода сумасшедшие и дикари-инородцы, которых теперь не убивали, но просвещали и содержали в резервациях. Среди нерадикальных материалистов встречались в основном предприниматели и оппортунисты и это были совсем другие личности. Ведомые выгодой они подстраивались под мир, а не требовали от мира перестроиться с учетом их интересов. Они подстраивались и, пользуясь приобретенным влиянием, ненавязчиво меняли курс общества по мере возникновения необходимости и сообразно росту своих возможностей. Этот рост сейчас наблюдался во всех отраслях производства, но главное, - в отрасли тяжелой промышленности.
