Папа наклоняет голову набок, словно пытаясь понять, что же он видит. Он смотрит на меня и снова на картину.

– Картер?

Сейди поднимает глаза, не понимая, что происходит. Затем она видит картину и застывает.

– Ты нарисовала Картера? – спрашивает мама, смотря то на Сейди, то на меня.

Сейди кивает.

– Ты не возражаешь, что она рисует такие картины?

Я качаю головой в отрицании, и папа вздыхает.

– Тебе бы следовало, Дэйл. Твоя жена и твой брат. То, как он выглядит на этой картине…

– Это же просто искусство, отец, – возражаю я, растягивая слова.

– Для меня это не выглядит как «просто искусство»!

Бросаю на отца сердитый взгляд. К чему он ведет? Они совершенно не знают о нашей ситуации, но его слова звучат как обвинение, как будто у Сейди и Картера была интрижка.

– Именно поэтому Картер съехал от вас? – шепчет мама. – Ты раскрыл их?

– Нет! – вспылил я. – Он ушел, потому что хотел уйти.

– Но вы всегда были так близки. Где он сейчас живет?

Я хмурюсь. Если они поедут туда, то поймут, что что-то случилось. Никто не решился бы переехать отсюда в такую квартиру, если бы у них не было бы веской причины.

– Он снимает комнату в другом конце города, – отвечаю я.

Наступает долгое молчание, во время которого отец накидывает простынь на картину, изображающую член его отсутствующего сына, а мама смотрит на меня так, словно пытается прочитать мои мысли.

– Дэйл, – говорит она с предупреждающими нотками в голосе. – Что здесь происходит? Я знаю, здесь что-то есть, и не лги мне, потому что я узнаю правду и не смогу больше доверять тебе.

Я делаю глубокий вдох и перевожу взгляд на пол. Я не хочу, чтобы мама видела неуверенность в моих глазах. Не хочу, чтобы она знала, что я собираюсь солгать ей впервые в жизни.

Я не был воспитан лжецом. Вырос в уважении и уважаю своих родителей, но жизнь такая сложная штука. Вся эта история с Картером, Сейди и мной может показаться слишком сложной для понимания моих родителей. Я не хочу, чтобы они плохо думали о моей жене. Не хочу признаваться в чем-либо, не переговорив с братом, но родители здесь и ждут моего ответа.

Смотрю на Сейди и вижу в ее глазах панику. Она знает, как много для меня значат мои родители. Она знает, что я никогда не хотел бы сделать что-то такое, что может ранить их, но она волнуется за себя. Подумают ли они, что это была полностью ее идеей? Будут ли они обвинять ее, что она встала между мной и Картером?

Я умоляю ее своими глазами. Мне нужно, чтобы она поняла это, но я не могу сказать ни одного словечка. А затем она делает то, что я совершенно не ожидаю. Она кладет руку на живот и кивает. И вдруг я понимаю. Если мы сейчас солжем, то мы начнем жизнь нашего ребенка с чего-то негативного. Нам стыдно за то, что я сказал, что Сейди никогда не станет причиной раздора между нами. Картер уже ушел. Я не позволю этому встать между мной и Сейди, и я знаю, что если сейчас не расскажу правду родителям, то она почувствует, что я стыжусь всего этого.

Я киваю. Не важно, что случится дальше, мне нужно, чтобы Сейди осознала, что я останусь с ней навсегда, чтобы не произошло.

– Я бесплоден, – признаюсь я.

Это самый простой способ начать самый трудный рассказ. Мама и отец, оба, сначала смотрят на меня, затем на Сейди. Ее живот кажется больше, чем когда-либо.

– Как? – спрашивает мама.

– Как я стал бесплодным?

– Как тогда Сейди забеременела? – уточняет свой вопрос мама.

– Мы обсуждали усыновление, но это казалось таким сложным. Затем мы говорили о донорской сперме…

Я сделал несколько шагов, пока не очутился рядом с Сейди. Я обнял ее за плечи и пододвинул поближе к себе.

– И Картер согласился быть донором.

– Что? – переспрашивает отец, будто действительно не понимает, о чем я говорю.

Мама переводит взгляд с меня на Сейди, на ее лице написан шок.

– Это ребенок Картера?

Сейди смотрит на меня с таким ярко выраженным беспокойством в глазах. Это тот самый момент, о котором она беспокоилась больше всего до того, как я убедил ее на эту авантюру.

– Да, – подтверждаю я.

– Боже мой! – восклицает мама, поворачиваясь к отцу. – Вот почему здесь нет Картера.

– Картеру захотелось немного своего личного пространства, – возражаю я.

– Нет, Картер хочет, чтобы у тебя было твое собственное пространство, – отвечает она. – Ты понимаешь, что то, что ты сделал, повлияет на отношения с братом на всю оставшуюся жизнь? И твоя жена рисует твоего брата голым. Как у тебя может быть все в порядке со всем этим?

Я качаю головой.

– Все хорошо, мам.

– Правда? Ты действительно так думаешь? Я не могу в это поверить, – признается она. – Что скажут люди? Как, черт возьми, ты собираешься это объяснять своему бедному ребенку? Я даже не знаю, что мне на это сказать тебе.

– Да, – поддакивает отец. – Ты возьмешь эту картину и сожжешь ее. Это будет хорошим началом.

Он идет к двери, и мое сердце пропускает удар.

– Это не то, что ты думаешь, – говорю я.

– Сложив два и два, не так уж сложно получить четыре, – отвечает он.

– Я поговорю с твоим братом, – обещает мама. – Ты разбил мне сердце.

– Пойдем, дорогая.

Папа обнимает маму и выводит из студии. Я хочу пойти следом, но Сейди удерживает меня за руку.

– Сейчас не самое подходящее время, – говорит она. – Не важно, что ты скажешь, они тебя не услышат.

Я знаю, что она права, но позволить моим родителям уйти вот так, после того, что было между нами сказано, самое тяжелое, что мне приходилось делать в своей жизни. Сейди притягивает меня к себе, и мы стоим, обнявшись за ее выпирающий живот.

Я ненавижу то, что мои родители расстроились, но знаю, что мы с Сейди стоим прочно на ногах вместе, и это самое главное для меня сейчас. Со всем остальным я в силах разобраться.

ГЛАВА 22

Сейди

Моя кисть оставляет длинные мазки слоновой кости на холсте. Еще несколько жемчужно-белых штрихов, и шлейф белого свадебного платья, который я рисую, приобретает форму, идеально имитируя изображение с фотографии, прикрепленной над холстом. Я делаю шаг назад и смотрю на портрет, затем добавляю еще несколько бликов на волосы невесты и румянец на ее щеках. После немного малинового цвета к свадебному букету, и на этом заканчиваю. Я критически изучаю результат.

Мне хотелось бы сказать, что все готово, но я никогда не могу этого сделать. Всегда есть что-то еще, что я могу добавить, но признаю, что достигаю такой точки, где приходится признать, что я сделала достаточно.

Хотелось бы, чтобы так было и в жизни.

Как понять, что ты уже не можешь сделать больше?

То, как родители Дэйла смотрели на меня, когда уходили, зная, что это останется со мной до конца моей жизни. Я предупреждала Дэйла, что так и будет, что люди не поймут. Говорила, что люди за пределами нашего мира решат, что мы сделали что-то не то. Я все это знала, но я так сильно хотела ребенка, что не беспокоилась о последствиях. Теперь то, чего я боялась больше всего, происходит, и я не знаю, как изменить сложившуюся ситуацию. Все не так, как я надеялась, за исключением ребенка в моем животе, и мой муж так же предан мне, как и всегда.

Я должна быть более благодарной. Я должна быть более довольной. Есть женщины, которые готовы убить за ту жизнь, которая у меня есть. Я знаю это.

Я поглаживаю мой выпирающий живот. Теперь он выпирает так далеко, что я не вижу своих ног. Все эти уродливые туфли, растяжки и странные вкусовые наклонности, стоят этого. Но семейная драма… не так уж много.

Я ставлю готовую работу со свадьбой сушиться.

Возле стеллажа стоит еще один холст, прикрытый тканью. Холст, который, казалось, был тем, что заставило Картера уйти, а родителей Дэйла сомневаться во всем. Дергаю за ткань, снимая с холста. На нем Картер, с прикрытыми глазами и широкой грудью. Провожу пальцами по широким линиям его бедер и талии. Смотрю на картину, когда открывается дверь, и заходит Дэйл. Он обнимает меня своими теплыми руками и целует в макушку. Кладу кисти в банку с растворителем и поворачиваюсь в его руках, на мгновение крепче прижимаясь к его груди.