Вздыхая, я переворачиваю холст, смотрю на гладкие штрихи по всех поверхности. Это пейзаж, озеро с деревом, расположенным на берегу, отражающемся в его поверхности. Крошечны рыжеволосый ребенок, приютившийся в корнях дерева, дремлет с плюшевым мишкой, зажатой в одной руке. Но ребенок в воде не отражается. Я качаю головой, когда понимаю, что даже в моих картинах отражается мое страстное желание иметь ребенка. Все, что я рисую в последние дни, наполнено детьми. Нежные линии и мягкие цвета.

Я беру телефон, прокручивая список контактов, ища номер телефона своего доктора. Я снова иду на попятный и прячу телефон подальше. Хотя я чувствую, что со мной что-то не так, я не хочу, чтобы наука подтвердила мои страхи. Этот страх грызет меня изнутри. Это желание. Оно рушит мой брак, делая меня угрюмой и замкнутой. Если я не вытащу себя из этой дыры, в которую я проваливаюсь, то боюсь, что это может повлиять на наши с Дэйлом отношения.

Я снова беру телефон, мои пальцы зависли над экраном, прежде чем его снова отбросить. Я не могу это сделать. Я не могу себя заставить подтвердить мои подозрения. Что, если я не могу иметь детей? Я знаю, что Дэйл всегда говорит, что это не важно, что он абсолютно доволен всем, и не важно, будем ли мы только вдвоем или у нас появится двадцать детей, все, чего бы я ни захотела. Я немного задета, что он отстраняется от меня в этом вопросе. Все, что я захочу. Я понимаю, что он имеет в виду, он желает, чтобы я была счастлива, и если я мечтаю о детях, то он сделает все возможное, чтобы это произошло. Но иногда мне кажется, что не собирается загонять себя в угол. Если он все оставит на меня, то ему не придется отвечать за исход.

В раздражении я хватаю недавно натянутый холст и устанавливаю его на мольберт. Я беру тюбики с масляными красками и выдавливаю их на палитру, быстро перемешивая их кистью. Я устраиваюсь на стульчике перед холстом, хватаю кисть и резко провожу ею по пустому квадрату передо мной. Пустой. Как и мое тело.

Темные цвета с красными прожилками закручиваются в водовороте. А в центре оказывается девушка, женщина, со светло-каштановыми волосами и карими глазами. Она заключена в ловушку, страдание на ее лице созвучно с цветами вокруг нее. В ее пальцах зажат подсолнечник, половина лепестков опали. Я бросаю кисть и смотрю на картину. Затем я хватаю белый акрил и большую кисть. Я начинаю с женщины, выбеливая ее, закрывая белой краской ее лицо и грустные глаза. Я вожу кистью по холсту снова и снова, пока все не исчезает; женщина, водоворот, темные затягивающие цвета.

Я пересекаю комнату, ставя холст на сушилку, чтобы белый цвет мог высохнуть. Я бы никогда не стала использовать этот закрашенный белым холст, кроме как для практики. Я бы не отдала его клиенту. Краска держится не так хорошо на холсте, если он был покрыт сверху белой краской.

Я смотрю в окно и вижу женщину, уставившуюся на меня. Светло-каштановые волосы, зеленые глаза с золотистыми крапинками, грустное лицо. Женщина из водоворота. Я отворачиваюсь от окна и выхожу из студии. В той комнате нет ничего, что могло бы меня выбелить. Обновить меня, освежить, хоть что-то, что можно было бы сделать. Я прикрываю за собой дверь и иду готовить ужин для моего мужа.

ГЛАВА 2

Дэйл

– Ты выглядишь такой красивой этим утром, любимая.

Сейди грустно улыбается и кладет кусок тоста на мою тарелку. Честно говоря, она выглядит так, будто не спала несколько дней. Темные круги под ее глазами, и она задумчива, словно находится на многие миллионы мили отсюда. Она еще даже не переодела халат. Обычно, Сейди встает раньше меня, переодевается, напевая, пока готовит мне завтрак. Эта бледное подобие моей жены беспокоит меня.

– Итак, автобус Картера приедет сегодня сразу после обеда. Ты точно не хочешь, чтобы я вернулся домой пораньше и смог сам его забрать?

– Что не так, боишься, что я не смогу узнать его? – шутит Сейди.

Господи, мне нравится слушать ее шутки. Я хочу, чтобы она улыбалась и смеялась. Все, что я когда-либо желал для своей Сейди, это чтобы она была счастлива. Именно поэтому я оборудовал для нее студию, убедил сосредоточиться на искусстве, даже когда она пережевала о ведении домашнего хозяйства. Она всегда остается такой, беспокоящейся о других.

– Хорошо. Я тогда вернусь домой вечером. А сейчас мне пора, хочу прийти на работу пораньше.

Сейди смотрит на часы.

– Пораньше?

Она устраивается на стуле, потягивая свой утренний смузи плодородия. Я смеялся над ней, когда она впервые начала пить их; пчелиное молочко, пшеница и я не знаю, что она еще туда добавляет. Но стакан похож на срезанный газон, но Сейди пьет его каждое утро. И проверяет, чтобы я съедал достаточное количество белка с каждой порцией пищи.

Я заталкиваю в рот яичницу и тосты.

– У меня есть кое-какие отчеты, которые необходимо закончить, – бормочу я, пережевывая завтрак.

Ненавижу врать Сейди.

Я встаю, хватаю ключи и целую ее в макушку.

– Увидимся вечером, детка. Я тебя люблю.

Она обычно говорит, что тоже меня любит, но этим утром она мне ничего не сказала. Она смотрит на дно своего стакана, когда я покидаю комнату.

Я знаю, насколько сильно она хочет иметь ребенка. Мечтает с тех пор, как мы только поженились. Мы все это время старались и ничего. Видеть боль и разочарование на ее лице каждый месяц, когда этот маленький тест отрицателен – съедает меня. Вот почему, вместо того, чтобы пойти на работу пораньше, как я до этого сказал Сейди, я направляюсь к урологу.

Когда я еду к офису доктора, то думаю о том, что Картер возвращается домой сегодня днем. Я не могу дождаться того момента, когда Сейди с ним познакомиться. Уверен, он немного резок на поворотах, и кто знает, через что ему пришлось пройти на Дальнем Востоке, но он хороший парень. Самоуверенный, немного шумный, но очень хороший. И он похож на меня. Я думаю, Сейди он понравится.

И я знаю, что он полюбит Сейди. Все любят. Она самая милая и добрая девушка, которую я когда-либо встречал, и вдобавок красивая. Каждый, кто впервые знакомится с Сейди, очаровываются ее теплотой и легким юмором. Я знаю, потому что со мною так и было. И это продолжается.

Раньше, чем готов, я уже поворачиваю к офису. Я выезжаю на паковку и ставлю машину на пустое место. Еще рано, припаркована только одна машина. Я нервно постукиваю пальцами по рулю, споря сам с собою о том, чтобы развернуть машину и поехать на работу, но я здесь. Я должен это сделать. Я вытаскиваю ключ зажигания и иду в офис.

Бойкий администратор приветствует меня, регистрирует и направляет присесть. Я устраиваюсь на одном из жестких пластиковых стульев, осматриваю небольшую зону ожидания, украшенную картинами из уцененных магазинов. Может быть, я посоветую доктору, чтобы она посмотрела картины Сейди. И почему так долго? Я буквально единственный присутствующий здесь человек.

Проходит несколько минут, и ассистент подзывает меня. У нее в руках планшет и она выглядит немного измученной, хотя едва перевалило за восемь часов, и нет других пациентов, которых я мог бы видеть. Вместо того чтобы отвести меня в смотровую, девушка ведет меня в кабинет доктора и просит присесть на кожаное кресло, чтобы снова подождать. На этот раз я изучаю вставленные в рамки ученые степени и энциклопедии, расставленные на полках.

Раздается легких щелчок открываемой двери.

– Доброе утро, мистер Мартин.

– Доктор Эванс, – в ответ киваю я головой.

Доктор Эванс маленькая, немного пухленькая женщина в возрасте, с седыми волосами. Каждый раз, когда я ее вижу, все, о чем я могу думать, как эта женщина, годящаяся мне в бабушки и выглядящая как дружелюбная бурундучиха, проводит свое время, играя с пенисами. Я сдерживаю смех.

Доктор садится на противоположенной стороне стола и надевает очки для чтения, которые висят на золотой цепочке на ее шее. Она листает мои документы, читая в тишине, несколько раз кивая на некоторые понятные только ей вещи, прежде чем обратится ко мне со своей бабушкиной улыбкой.