– А вы уверены, что года достаточно? Не хотелось бы лишиться последних трудовых ресурсов, – по-деловому заметил отец. Он сидел в гостиной на диване и читал Достоевского, это был его любимый писатель. «Преступление и наказание» он читал мне перед сном, когда я только-только пошел в школу.

– Да, пап, я же говорил, американцы нашли записи Салана. О выведенной им болезни теперь всё известно, в том числе и инкубационный период, только как с ней бороться никто до сих пор не знает.

– Но это уже не интересно, источников заражения на Земле больше не осталось. Так что можем забыть про Салана.

– Он, кстати, умер от своего же гриппа одним из первых, – вспомнил я.

– Так ему и надо, – совсем по-детски ответила мама, – а много людей выжило в карантине?

– Все! – похвастался я.

– По нынешним временам двести тысяч человек в царстве смерти – это настоящее сокровище. Москва станет самым крупным городом Земли, – одобрил отец.

– Это точно. Мы хотели сначала всех оставшихся людей подвергнуть «гормональной стерилизации», но до лаборатории Мол не так просто добраться. Туда летает один самолет из Новой Зеландии и одни из Гуаякиля. Рейсы осуществляют верные Мол «бессмертные». А она готова принимать не более десяти человек в неделю и категорически отказывается делать скидки, не говоря уже о благотворительности, даже ради высокой цели спасения человечества. Так что мы решили отказаться от этой идеи.

– Абсурдная идея. Если все станут «бессмертными», кто работать будет! – возмутился отец.

– Да, сынок, мы так уже хотим снова нормальной жизни. Мне надоело самой мыть посуду, а твоего отца не заставишь мыть пол. Я сплю и вижу, что мы вернулись в Москву, у нас снова слуги, которые нам готовят, убирают, а мы в это время ходим на выставки, на вечеринки. Ах, скорее бы…

Вот такими были мечты моих родителей под конец карантина. Когда он закончился, как и предрекал мой отец, Москва стала самым богатым городом мира, потому что обладала самым ценным ресурсом – людьми, но рабочих рук всё равно не хватало. Однако худо-бедно, жизнь потихоньку налаживалась.

В 2160 году мы постарались организовать мировую перепись населения: людей насчитали семьсот восемьдесят шесть тысяч, «бессмертных» – тысяча двести четыре человека.

Смертные стали заниматься сельским хозяйством вблизи крупных городов, мы активно их к этому стимулировали, дарили земли, давала гранты и субсидии, заключали выгодные контракты на покупку их продукции. Но люди уходили в фермеры не из-за денег, в развалившейся экономике сложно было вернуть ценность деньгам. Просто они понимали, что вырастить картошку, развести кур, это единственный способ выжить. И они пахали, им было не до развлечений. Мы же, «бессмертные», нуждались в духовной пище. Нам с нашей-то жесткой диетой не нужно было много еды, главное, чтобы она была правильной. Секс тоже не был смыслом нашей жизни. Роскошные дома, яхты, машины у нас уже были, сложности возникали, только когда требовался ремонт, найти квалифицированных работников стало весьма проблематично. Мы нуждались в развлечениях: театре, шоу, азартных спортивных состязаниях. Большинство из нас отчаянно скучали.

После эпидемии народу стало меньше, а страхов и предрассудков больше. Смертные возненавидели нас за то, что мы не теряли своих близких и ничего, по их мнению, не сделали для спасения больных. Их умы затуманило отчаяние и боль потерь, они не хотели понимать, что мы не боги и даже на самом деле не бессмертны. Поэтому, чтобы не подхватить очередной модифицированный вирус или нож в спину я, как и большинство из нас, старался не общаться с людьми. Исключением была моя работа. После эпидемии я продолжил трудиться в родном центре и активно помогал создавать искусственный интеллект, правда, тогда еще не знал, где его будут применять.

До переломного момента в истории человечества оставалось всего ничего, когда новая трагедия ворвалась в нашу жизнь и теперь она коснулась исключительно «бессмертных».

На следующий день после окончания карантина я пришел на работу, как обычно, к девяти, включил все сервера, запустил систему и услышал за спиной знакомый голос:

– Тоха, живой!

Саша Беляев стоял в дверях лаборатории и радостно улыбался. Мы с ним учились вместе в институте и вместе устроились работать в Центр. Я искренне обрадовался, что он выжил. Саня-весельчак в любой момент был готов пошутить или рассказать анекдот в тему. Казалось, он знал их миллион.

– Сашка! Как я рад тебя видеть!

Мы искренне обнялись. И только заглянув в его глаза, я увидел, какие разительные перемены с ним приключились. Там где раньше прятались смешинки, теперь залегли тени скорби.

– Как твои? – спросил я, уже зная ответ. Он только помотал головой и развел руками.

– А твои?

– Мои еще в начале всего этого сумасшествия уехали на хутор. Я вчера сразу к ним поехал, оба живы, перевез их обратно в Москву.

– Рад, правда, очень рад! – заверил меня Саня, грустно улыбаясь. И я ему поверил. Сейчас любой нормальный человек будет радоваться за жизнь другого человека. Но мой студенческий приятель не знал всей правды.

Тут в дверь постучали, и вошел еще один выживший коллега – Макс Синицын.

Все мы порадовались встрече, но я не мог не заметить, что ребята опустошены, они всех родных потеряли, и это не могло не отразиться на их характере. Веселья, дружеских приколов больше не было. Только монотонная сосредоточенность на работе. Иногда они звали меня вечером посидеть с ними в баре, алкоголь извечный спутник душевных болезней. Ребята оценили удобство всегда иметь трезвого водителя под боком. А я и не возражал против развозок по всей Москве с одним лишь условием – в одиннадцать я должен спать в своей постели. Надо мной шутили, припоминая былые похождения, расспрашивали, что метя так торкнуло, я стоял на своем – ЗОЖ. Пусть уж считают меня фанатичным приверженцем здорового образа жизни, чем «бессмертным».

Мне нравилась моя жизнь. Возможно, когда-нибудь подобный образ жизни наскучил бы, но на тот момент мне совершенно не хотелось оказываться в пафосном кругу скучающих столетних снобов, и я наслаждался жизнью простого смертного.

После эпидемии мир изменился. К сожалению, мы это не сразу осознали, и были наказаны.

Дни рождения у «бессмертных» почему-то не принято праздновать. Я даже не знаю точно, когда родился. В детстве у меня не было именинного торта со свечами. Зато каждый из нас празднует день прохождения процедуры. Это самый важный день в нашей жизни. С него-то все и началось.

Как-то я заглянул к родителям на ужин, и они радостно сообщили мне:

– Антон, ты помнишь Жирома?

Он был одним из наших и почему-то возомнил себя лидером «бессмертного» мира. Я всего один раз был у него, понял, что он одержим жаждой власти и больше родители не смогли затащить меня на их сходки.

– Конечно, я его помню, такое разве забудешь… – с кислой миной ответил я.

– Жиром решил устроить грандиозный праздник, как раньше, в честь прохождения процедуры! – радостно сообщила мама.

– Да, и он приглашает нас троих к себе в Ниццу, – добавил папа, довольно улыбаясь.

Жиром часто приглашал всех-всех в его «скромный уютный домик», так он сам называл свое место обитания, где легко могло бы поместиться полторы тысячи человек. Представьте себе: маленький городок со своим рестораном отнюдь не на одного человека, маленьким аэропортом, таксопарком на пятнадцать очень дорогих машин на любой вкус, спортивно-оздоровительным центром. А какой у него был шикарный бассейн! Он располагался на граю скалы, и с одного из бортиков вода обрушивалась водопадом в садовый пруд, а вид из бассейна открывался на живописные холмы, заросшие диким виноградом. Ну а размером он был всего лишь один на один… километр, конечно.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.