Я посмотрел на него.

– Это угроза? – спросил я.

– Нет, что ты, я пришел извиниться, попросить прощения за своего племяша.

– Я тебя понял, – ответил я. – Погоди, негоже этой женщине сидеть там.

Я встал и уверенным шагом пошел к ней.

– Добрый день, матушка, – сказал я.

Она сидела с опущенной головой и молчала.

– Я все понимаю, идите домой, все будет хорошо. Я обещаю Вам.

Она подняла голову, горе поглотило ее, глазах были залиты слезами. Оно и понятно, Мама – этим словом сказано все. Ее мучил стыд за деяние ее единственного сына и боль за его будущее. Сын находился в камере, статья, по которой его задержали, считалась тяжелой. По долгу своей работы она понимала, чем это закончится для ее сына. Я уже не говорю о позоре, упавшим с небес. Она смотрела на меня, твердо понимая, что чудо, на которое она надеялась, находилось рядом, прямо стояло напротив нее.

– Идите домой, – сказал я и, повернувшись, пошел к сидящему на скамейке Вахе.

Хватит, у меня у самого выступили слезы. Вчера меня чуть на застрелил ее сын, сегодня, сочувствуя ей, я прослезился. Воистину пути господни неисповедимы.

– Итак, насколько я понимаю, у тебя есть план выхода из этой ситуации. Говори, я готов.

– Сначала я тебе расскажу, кто его родители в нашей республике. Его мама…. (я не буду писать, какую должность занимала эта женщина, но, узнав о своем сыне, она сразу подала в отставку). Уверяю Вас, должность, которую занимал его отец, была не меньше.

Послушав Ваху, я сказал:

– Теперь верю в твои способности – с такой крышей можно позволять себе все.

– Я предлагаю следующее. Все, что у вас было отобрано, мы вернем, что не сможем, возместим, – подвел итог мой собеседник.

– Очень интересно, я бы сказал, заманчиво.

– Есть возражения? – закончив, спросил Ваха.

– Нет, возражений нет. Есть дополнения, я бы сказал, даже не дополнения, а продолжения к твоему предложению.

– Я что-то забыл? – спросил он.

– Мелочь, к примеру, ты, наверное, обратил внимание на то, что я хожу еле-еле. Поверь, это я здесь стал так ходить после прогулки по горам. Да ладно прогулки, мне еще с полгода работать нельзя будет, вернее, можно, но не смогу. Понимаешь, о чем это я?

– Не совсем, – ответил он.

– Дальше, мы здесь почти месяц, а у нас семьи, которые надо кормить. Где наша машина, в каком она состоянии, наши документы, паспорта, водительские удостоверения, даже ПТС новая обойдется в круглую сумму. Я не говорю про вещи – надо же, выкинули матрацы, одеяла. В общем, ты, дорогой мой, очень плохо подготовился к нашему разговору. Или, извини меня, ты, наверное, подумал, что мы испугаемся твоих связей. Я только что обещал этой женщине, что у нее все будет хорошо. – Я повернулся к тому месту, где она сидела, но ее уже не было. – Видишь, твоя сестра ушла со спокойной душой, потому что я обещал. Так что вам придется сделать все, чтобы я не казался треплом. Просто надо вернуть то, что принадлежит нам по праву. Насколько я понимаю, наша машина скоро будет возвращена. Вот первый пункт разговора, который надо выполнить. Дальше посмотри.

– Хорошо, – сказал он. В этом «хорошо» я уловил нотки обиды. Ваха встал и протянул мне руку, я ответил тем же, рукопожатия рассеяли мои сомнения. Пока все было хорошо, подумал я.

Утром приехал какой-то чиновник, меня на месте не было, какой-то мент подошел к Марату и попросил подойти к машине. В машине сидел отец Мансура в генеральских погонах. При виде генерала Марату стало как-то не по себе. Когда он подошел к машине вплотную, сидящий в ней спросил:

– Может, пока подпишем все документы под мое слово, чтобы ребенок пошел домой, а потом мы, со своей стороны, выполним все наши обещания?

Марат помялся немного

– Это решает мой друг, а не я.

– А где Ваш друг? – спросил генерал.

– На перевязке, у него ноги загноились.

– Понятно. Хорошо, дождемся Вашего друга.

Пока Марат говорил с отцом Мансура, Николай прибежал в медпункт и рассказал мне о приехавшем чиновнике. Доктор, все та же пожилая женщина, находилась рядом и все слышала. Она обработала мои ноги и оставила их открытыми, без бинтов.

– Лежи, от этих людей добра не жди. Я их семью хорошо знаю, будь с ними осторожен.

Прошло еще время. По совести сказать, мне надоело лежать здесь на кушетке. Но мой начальник мне запрещал, поэтому я лежал и терпел такого рода лишение свободы.

Послышались шаги, и в перевязочную вошел генерал. Увидев доктора, он от неожиданности оробел. Увидеть здесь знакомую, тем более ее, для него было неожиданностью. Интересно, подумал я. Как хорошо, что меня не застрелили, посмотри только, сколько человек могут улучшить свое социальное положение. Вот скажите мне, это случайность или закономерность?

Войдя, генерал поздоровался и попросил доктора оставить нас вдвоем. Она напрочь отказалась выходить из перевязочной.

– Это мой кабинет, – гордо сказала она, – и командовать здесь могу только я.

– Хорошо, – сказал он. – А что у него? – и показал на меня.

– А разве не видно? Смотри, что твой сын сделал с этим человеком. Он теперь не скоро сможет нормально ходить.

Я лежал на животе, поэтому мои ноги во всей красе можно было рассмотреть в мельчайших подробностях. Следом вошел водитель. Увидев мои ноги, он выругался. Генералу не понравилась реакция его водителя, поэтому он коротко сказал:

– Выйди вон.

– Ты чего пришел, видишь, он ходить не может. Может, хочешь посадить его вместо своего сына?

Генерал промолчал, переминаясь с ноги на ногу. Помолчав, он спросил:

– Стул у Вас попросить можно?

– Можно, – ответила женщина, – ты же мне дал стул, когда мне стало плохо в твоем кабинете. А я тебе говорила: господь спросит со всех, и тебя эта учесть не минует. Я понимаю, как тебе плохо. Наверное, Белла тоже страдает, переживая за своего сына.

– Белла подала в отставку, у нее нервный срыв, – сказал генерал и обратился ко мне: – Нам поговорить надо с Вами.

– И мне Вы в свое время сказали точно такие слова. Потом вину своей сестры повесили на меня.

Он посмотрел по сторонам и вышел.

– Простите меня за несдержанность, – вслед ему сказала доктор. И заплакала. Уже сквозь слезы добавила: – Господи, прости меня за грехи мои.

– У Вас тоже с ними что-то было? – обратился я к ней.

– Было, давно это было, но я помню все. Я была заведующей хирургическим отделением. Теперь я здесь. Целый год меня не брали на работу. Сволочь он, – подытожила она. – Скажу тебе одно: не верь ему. Он пообещает все, что понадобится, для его благ.

Протерев глаза от слез, она принялась за мои ноги.

– Смотри, ты не шути с этим. Приходи на перевязки через день. Иначе может начаться нагноение.

Полежав после перевязки, я потихоньку встал и, поблагодарив, поковылял к своим. Пора идти на ужин, но мне не хотелось. Я попросил Николая принести мне чего-нибудь сюда…

Наступило очередное утро, светило солнце, было уже тепло, чирикали птички, жужжали шмели. Подошел помощник дежурного, махнул мне рукой и жестом показал на второй этаж. Я поднял руку и покивал головой: иду. Пришлось вставать – вызывал начальник уголовного розыска. Постучав, я вошел в кабинет.

– Проходи, присаживайся, сейчас подойдет адвокат, надо подписать кое-какие документы.

Тут вошел адвокат, он вежливо поприветствовал всех находящихся в кабинете.

– Сразу перейдем делу, – сказал он. Достав папку, адвокат стал искать нужную ему бумагу. – Вот, наконец… Смотрите, Вы утверждаете, что видели в руках Мансура пистолет и что это был Макаров.

– Точно, – говорю я, – утверждаю.

– Как Вы могли в такой ситуации рассмотреть оружие, направленное на Вас?

– Я сам много лет прослужил во флоте и с оружием знаком хорошо. Поэтому утверждаю, это точно был боевой пистолет.

– А он говорит, что это была игрушка.

– Тогда пусть предъявит игрушку, думаю, вспомнить, куда он положил ее, времени много не понадобится.