– А сколько сейчас времени?

Ашот пожал плечами, не желая говорить. Мимо проходил пожилой мужчина в шляпе, я обратился к нему с тем же вопросом. Он остановился и вежливо ответил:

– Тринадцать двадцать пять.

Я так был поражён услышанному.

– Спасибо, а это какое время, разница между Волгоградом сколько часов?

– Вы о чем, какая разница, нет никакой разницы во времени с Волгоградом. – Сказав это, он повернулся и пошел дальше вглубь коридора.

Открылась дверь, сержант скомандовал:

– Проходите.

Мы вошли в кабинет. За большим столом сидел довольно молодой майор. Он был чисто выбрит, и от него пахло хорошим одеколоном. Посмотрев на спокойное лицо майора, я почувствовал, что это был сильный и уверенный в себе человек, наверное, от этого становилось спокойнее.

– Вы почему хулиганите? – не здороваясь, спросил он.

Я молчал, не зная что сказать. Пауза затянулась, я понимал, что говорить надо начинать мне. Не придумав ничего умного, я громко и уверенно сказал:

– Ну да, конечно.

Майор поднял голову, осмотрел меня с ног до головы и сказал:

– Ты не настолько глуп, как о тебе сказали.

– Он сам дурак.

– Не наглей, – глаза его стали колючими.

– Извините, – ответил я.

– Итак, что там случилось? – как-то между прочим поинтересовался хозяин кабинета, сам в это время ковыряясь у себя в столе.

Я продолжал молчать, тупо уставившись в пол. Майор закрыл свой шкаф и, обращаясь ко мне, сказал:

– Вы приехали к нам, чтобы продать свою машину, продали и, чтобы скрыть свое преступление, стали говорить, что Вас ограбили.

Я посмотрел на него, не зная, как возразить. Майор заметил мой взгляд

– Хотите что-нибудь добавить?

– А надо? – спросил я.

– Попробуй.

– Потом, после того как мы продали машину, мы разделись и пошли гулять по склонам ночного Казбека. Нагулявшись вдоволь, пришли к Вам. Только вот досада: мы не подумали, что будет так холодно и что в РОВД нам даже стакан чая не предложат. Мы с другом ели в последний раз три дня назад. По-моему, слухи о кавказском гостеприимстве сильно преувеличены.

– Вы хотите сказать, что всю ночь шли по горам вот в таком виде? Тогда ты очень счастливый человек. Там столько волков, они же должны были сожрать вас, и температура сегодня ночью была ниже нуля до двадцати градусов. – Помолчав, он добавил: – Ты действительно счастливый человек.

– Конечно, счастливый, иначе не попал бы в этот кабинет и не смог бы познакомиться с таким человеком, как Вы.

– А ноги что? – спросил он.

– Босиком по горам.

Тут его как ужалило.

– Да садитесь Вы, вот здесь, – и показал на стул. – Подыми свою футболку, – попросил майор. – А это откуда? Я стоял перед ним как один сплошной синяк, да я и сам не понимал, почему все тело стало синим.

– Это Ваши его били, когда он валялся на асфальте, – вдруг сказал Ашот.

Мы с майором, выпучив глаза, повернулись в сторону Ашота.

– Да, – повторил он, – когда тебя толкнули, ты упал. Они вытащили дубинки и давай тебя избивать. Я говорю им, перестаньте, вы убьете его, а этот сержант, который нас охраняет, сказал: не сдохнет, а если что, скажем, что пытался захватить оружие.

– Какой сержант? – заревел майор.

На его крик вбежал сержант с резиновой дубинкой в руке.

– Вот этот, – сказал Ашот.

Майор вскочил с кресла и заорал на сержанта. Что-то долго говорил, затем резко замолчал, добавил:

– Идиот, кретин, пошел вон.

Тот, не говоря ни слова, вышел. Майор взял лежащую на столе мобилу и позвонил.

– Извини, многие говорят, вот пошел человек служить в милицию – стал негодяем. Так вот я тебе скажу: мы, Ичкоевы, менты в четвертом поколении, за всю свою службу ни разу руки на поднял на человека, тем более с дубинкой, – подытожил он.

Он посмотрел на Ашота и хотел что-то сказать ему, но тут открылась дверь, и в нее вошла необычно красивая молодая горянка. Я сам родился на Кавказе и понимал, что любоваться красотой чужих женщин неприлично, я бы сказал, опасно. Тем временем она как-то уверенно прошла в кабинет, спросив разрешения у хозяина кабинета скорее для приличия. В мгновение ока девушка стала выкладывать с подноса на стол всякие продукты. Она уверенно разлила чай по чашкам, аромат которого расходился по всему кабинету. Я сразу ощутил такой голод, что разболелся желудок. Нас сразу пригласили к столу:

– Налетай, и не стесняйтесь.

Команда «Налетай» была исполнена. Я сразу взялся за чашку с чаем. Надо сказать, чай был предусмотрительно не сильно горячим. Поэтому я пил, не обжигаясь. А вот осетинские блины были настолько горячими, что есть их было невозможно. Я попытался поблагодарить нашу кормилицу, но получалось какое-то мычание и чавканье.

– Ешьте, ешьте на здоровье, будьте нашими гостями.

Еды было много, мы потихоньку стали наедаться. Вдруг я почувствовал легкое головокружение, которое усиливалось, и, уже теряя сознание, подумал: «Нас отравили».

Трудно сказать, сколько прошло времени. Я открыл глаза в каком-то медпункте. Оказалось, рядом с РОВД располагался пункт скорой помощи. Зашла та же пожилая женщина.

– Ну как Вы? – спросила она с порога.

– Хорошо, – не задумываясь, ответил я.

– Хорошо ему, как же, откуда может быть хорошо. Господь дал тебе такое здоровье, родители потратили на тебя свою жизнь, а ты, бессовестный, не жалеешь ни труды своих родителей, ни дар божий. Нельзя так, побойтесь Бога, ведь он за все спросит с каждого. И этим иродам придется отвечать. Всем, всем придется предстать перед ним, – бормотала она, замеряя у меня давление. – И впрямь хорошо, – сказала она, привставая со стула, стоявшего рядом с моей кроватью.

– Что со мной? – спросил я, пытаясь встать, но попытка не удалась, вновь закружилась голова, и я опустил голову на подушку.

– Лежи, лежи и не дергайся, – захихикала моя спасительница. – Господи, прости мою грешную душу, – перекрестившись, пробормотала она.

Я смотрел на доктора и никак не мог понять, почему она крестится, насколько я знаю они, осетины, мусульмане. Заранее скажу: как оказалось потом, осетины делятся на мусульман и христиан.

Вдруг я вспомнил про Марата с Николаем.

– Можно спросить? – обратился я к доктору, которая что-то записывала в книгу.

Услышав меня, она выпрямилась:

– Чего тебе, лежи молча, а лучше спи.

– Друзья мои там беспокоятся, куда я пропал, переживают, наверное.

– Не беспокоятся, успокойся. О себе подумай, у тебя упадок сил, не шути с этим.

– Отчего у меня он, упадок, есть, а Ашоту хоть бы хны?

– Это тот молодой, что ли? Так ему проще. Он беспокоился только о себе и ждал, пока ты что-нибудь придумаешь. Жить в неведении проще. Здесь твои друзья, приехали, все тут. Обещала впустить того, что здоровее всех, он главный? – спросила она.

– Там – да.

Я лежал и думал, как мы будем объяснять директору автобазы, куда делся его КамАЗ. Тут вошел Марат в белом халате.

– Только лежать! – скомандовала мой спаситель.

Марат присел рядом на стуле и стал рассказывать о том, как они с Колькой…

Я лежал, и мне становилось понятно, о чем причитала эта женщина.

– И вообще скажу тебе: я правильно сделал, что попросил тебя поехать вместо себя. Если бы в багажнике оказался я, то мне был бы конец.

Врач находилась рядом и все слышала, повернулась к нам и таким скрипящим голосом сказала:

– Да, ребята, горя вам еще хлебать да хлебать. Все, хватит, ему отдыхать надо, выходи отсюда.

– Ладно, – сказал Марат, – пойду, – повернувшись к врачу спросил: – а когда его отпустят?

– Зачем он тебе? Видишь, в каком он состоянии.

– Ладно, – сказал мой друг, – выйдешь – подумаем, что дальше делать. А без него думать некому, наверное.

– Я извиняюсь, – обратился я к доктору, – когда мне можно будет выйти отсюда?

– Думаю, завтра отпущу.

Сделав мне ещё несколько уколов, она ушла, а я заснул.

Наступило утро, я полностью проснулся, в палате я был один. Прямо передо мной было окно, на котором висели занавески. Раннее утреннее солнце просвечивало занавески и грело мне лицо. Странно, вот лежу здесь, вроде все нормально. Нет никаких проблем. Все хорошо, не было холода, обмороженных ног. Вообще нет ничего, кроме этого солнца. Такое легкое состояние души, трудно объяснить, что случилось. Лежу себе и видеть никого не хочется. Прошло время, в дверь вошла моя спасительница.