Рихард Мозер спал и видел десятый сон, когда в кухне что-то грохнуло и с металлическим звоном покатилось по кафельной плитке. Одиннадцатый сон, собиравшийся сменить десятый, отступил, и Мозер заворочался, накрылся с головой одеялом и перевернулся на живот — накануне у него был чертовски длинный день, и сегодня на работу раньше положенного времени он вовсе не собирался.

Но, похоже, Рекс был совсем иного мнения. Убедившись, что сваленная миска должного эффекта не возымела и хозяин просыпаться вовсе не собирается, Рекс решился на новые меры: он ухватил зубами край одеяла и потащил на себя. Мозер, явно не согласный с таким развитием событий, заворчал и попытался удержать позиции. Впрочем, безуспешно.

— Рекс, ты в своем уме? — простонал Мозер. — Ты время видел?

Рекс наклонил голову и тихонько заскулил. Мозер потянулся, потер глаза, зевнул и пробормотал:

— Позже, Рекс. Завтрак будет позже — дай поспать!

Рекс страдальчески вздохнул, устроился на стянутом у Мозера одеяле и положил морду на лапу.

Поспать Мозеру все-так не удалось: телефон снова разрывался.

— Телефон! — пробубнил он в подушку.

Рекс повел ушами, но только поудобнее улегся на трофейном одеяле.

— Рекс, телефон! — громче проговорил Мозер, на сей раз все-таки слегка приподняв голову.

Рекс снова страдальчески вздохнул.

— Телефон в обмен на завтрак! — пошел ва-банк Мозер и не прогадал.

Трубка вещала голосом Штокингера, что Мозеру совершенно срочно необходимо приехать в Венскую оперу по весьма прозаическому поводу — там нашли труп.

— Завтрак тебе придется положить себе самому, — вздохнул Мозер, натягивая штаны и проклиная утро, работу и так не вовремя появляющиеся на его жизненном пути трупы.

*

— Мужчина, пятьдесят два года, — вещал Лео Граф, крупный во всех отношениях человек, один из лучших судебных медиков Вены. — Смерть наступила в результате удушения. Судя по трупному окоченению и пятнам Лярше, он умер порядка четырех-шести часов назад. Подробнее, как обычно, после вскрытия.

Мозер потер нос. Осмотрелся. Группа экспертов уже рассматривала многоуровневую декорацию. К парапету наверху был привязан обрывок толстой веревки.

— Он сам прыгнул оттуда с петлей на шее? — Мозер показал наверх.

— Рихард, — Граф посмотрел на Мозера поверх очков. — Кто из нас полицейский — ты или я? Вот и разбирайся сам. Я после вскрытия предоставлю тебе отчет.

— Когда?

— Надеюсь, к сегодняшнему вечеру, но ничего обещать не могу, — Граф покивал, пожал руку Мозеру и направился прочь.

— Рихард! Доброе утро! — к нему направлялся Штокингер.

— Штоки, ты же сам знаешь, после твоих звонков ни одно утро не может быть добрым, — огрызнулся Рихард. — Что-то есть?

— Да, погибшего звали Йозеф Бек, декоратор. Его обнаружила фрау Паулина Задель, костюмерша. Она пришла на работу раньше обычного, ей необходимо было подогнать костюм по размеру. Она и обнаружила бедолагу, — Штокингер отвернулся.

— Что-то еще? — Мозер напряженно оглядывался — Рекса пришлось оставить в машине, объяснив тому, что в оперу собак не пускали, даже если те обладали исключительным музыкальным вкусом.

— Поговаривали, что он любил выпить. В том числе и на рабочем месте, — на лице Штокингера отразилось осуждение.

— Лео скажет, был ли в крови алкоголь, — отмахнулся Мозер. — Теперь нам надо опросить всех в театре, кто вчера во сколько ушел. Выясни, что вчера был за спектакль, кто был в нем задействован, и допроси свидетелей. Даже если это самоубийство, неплохо бы выяснить, что толкнуло его на это. Главное, не наделай шума!

Мозер отправился прочь — Рекс все еще оставался в машине один. Он, конечно, был исключительным псом, но тем не менее оставлять его надолго не стоило.

*

— Лео! — Мозер вошел в морг.

Граф позвонил существенно раньше обещанного, и Мозер даже не успел толком перекусить. Теперь он чувствовал, как пустота в желудке настойчиво требовала своего.

— Рихард, у меня для тебя новости. Только быстро, видишь, — Граф обвел неспешным жестом надраенный добела зал, — работы сколько. В общем, смотри, — он откинул белую простыню и указал на шею бывшего декоратора.

— Две странгуляционные борозды, — проговорил Мозер.

— Что это значит, сам знаешь, — Граф посмотрел на Мозера поверх очков.

— Что его сначала задушили, а потом повесили.

— В точку. Но у меня есть кое-что еще, Рихард. Обрати внимание на толщину борозд.

Мозер наклонился и всмотрелся в синие следы. Тот, что поднимался к сосцевидным отросткам, был толстым, точь-в-точь от той веревки, с которой сняли несчастного. А второй, горизонтальный…

— Его задушили чем-то очень тонким, — отметил Мозер. — Может, провод? Удалось установить, из какого материала было орудие убийства?

— Я бы с удовольствием сказал бы, что ты опять торопишься, Рихард, — вздохнул Граф. — Но я сам тебя позвал, так что скажу сразу — да, удалось. По мельчайшим частичкам я определил, что в состав орудия убийства входила сталь, какой-то полимер, скорее всего, нейлон и нечто органическое.

— Органическое? Час от часу не легче, — проворчал Мозер. — Что это может быть?

— Пока не знаю. Убийца подошел к Беку сзади, — продолжил Граф. — Накинул свою тонкую и прочную нить на его шею и затянул. У Бека в крови и правда есть алкоголь, порядка полпромилле. Но алкоголь тут не при чем, Рихард.

— Спасибо, Лео, — Мозер покивал. — Самое главное чуть не забыли — во сколько наступила смерть?

— Как я и говорил ранее — между двумя и четырьмя часами утра.

— Кто мог быть в опере в такое время? — Мозер повел плечами. — Ладно. Спасибо, Лео.

*

— Рихард, сегодня в Венской опере дают “Танкреда”, — Штокингер бросил на стол газету. — С участием канадской звезды, Каролины Уэзерби. И в связи с этим директор оперы, господин Оливер Браун, очень попросил нас не предавать огласке это дело.

— Вот как? — Мозер нахмурился. — А сам он что говорил о погибшем?

— Ничего нового, — Штокингер развел руками и вытащил из ящика стола пакет с булочками с колбасой. — Работал относительно исправно, хотя, бывало, пил, — он скривился. — Не понимаю людей, позволяющих себе подобное на работе. Кстати, Рихард, твоя булочка!

— Рекс, забери мою булочку у Штокингера! Давай, живее! — Мозер указал на коллегу.

Штокингер подобрался и слегка побледнел, Хелерер, наблюдавший за всем этим со стороны, едва сдержал улыбку.

— Рихард, ты мог бы и сам, — Штокингер с облегчением выдохнул, когда Рекс осторожно взял из его рук завернутую булочку и отнес ее на стол Мозера.

Тот серьезно покивал и уставился на Штокингера: пока тот переводил дух, Рекс метнулся к его столу, ухватил уже его булочку и улегся на лежанку.

— Так на чем я остановился? Ах да, — продолжил Штокингер. — Господин Браун сказал, что убитый был одиноким, работал в театре уже много лет, врагов не имел.

— Какие-то связи? Друзья, любовницы?

— Ничего, — Штокингер покачал головой. — Только декорации.

— И коньяк, — добавил Мозер, пряча улыбку: Рекс, полакомившийся булочкой Штокингера, сыто облизнулся, взял бумагу из-под булочки и положил ее тому на стол.

— Значит, так. Хелерер, посмотри, какие спектакли у них в сезоне. Выясни, что давали вчера и каким составом. Штоки, проверь соседей этого Бека. А я навещу господина Брауна и опрошу труппу. Рекс, пойдем!

— Разве собак пускают в оперу? — усомнился Штокингер.

— А мы попросим у господина директора контрамарку, правда, Рекс?

Рекс согласно гавкнул. Штокингер только покачал головой и потянулся к булочке. Нащупал только смятую бумажку и огляделся. Хелерер отвернулся к телефонному справочнику, стараясь смеяться беззвучно.

— Что такое, Штоки? — натянув на лицо сочувственное выражение, поинтересовался Мозер. — У тебя что-то пропало?

— Да, пропало, — тот поджал губы. — Моя булочка с колбасой. Рихард, твоя собака…

— Думаешь, он видел твою булочку? Рекс, ты видел булочку Штоки?