— А-у-у, — отозвался Рекс, склонив голову набок.

— Видишь, он ничего не видел, Штоки, — развел руками Мозер. — Лучше надо следить за своими булочками.

Хелерер продолжал старательно выискивать что-то в телефонной книге, только плечи вздрагивали.

— Тут отделение полиции, — заявил Мозер. — Так что кража исключена. Может, ты ее уже съел и забыл?

— Не смешно, — Штокингер поджал тонкие губы и углубился в чтение статьи.

*

— Ты зачем объел Штокингера? — отчитывал Мозер Рекса, оглядывающего венские пейзажи из окна “Альфа Ромео”. — Ты не видишь — он и так худой!

Ответа не последовало.

— Молчишь, — вздохнул Мозер. — Стыдно?

Рекс только дышал в окно.

Мозер припарковал машину у служебного входа, подозвал Рекса и направился внутрь.

— Простите, для посетителей работает другой вход, — дружелюбно сообщила девушка, с которой он столкнулся прямо перед дверью. — А я вас не помню. Вы же здесь не работаете, верно?

Мозер смерил ее взглядом: изящная, с тонкими чертами лица, светлыми волосами и бледной кожей, она казалась фарфоровой статуэткой.

— Ой, и с собаками к нам тоже нельзя, — она скромно улыбнулась.

— Это Рекс, — кивнул Мозер. — Он большой ценитель оперы.

— Боюсь, я ничем не смогу вам помочь, — девушка вознамерилась пройти мимо него. — Вам стоит войти с главного входа. И без Рекса.

— Увы, — в тоне Мозера не было сожаления. — Криминальная полиция. Меня зовут Мозер. И я боюсь, что нам все-таки придется войти.

— Что же вы сразу не сказали, что служите в полиции? — девушка в первую очередь посмотрела на Рекса, тот наклонил голову и тихонько заворчал.

— Видите ли, ему не слишком сподручно показывать значок лапой, — улыбнулся Мозер и открыл наконец дверь, пропуская девушку и Рекса внутрь.

— Господа из полиции, — упреждая вопросы, проговорила девушка пожилому мужчине, читавшему газету неподалеку от входа.

Тот спустил очки на нос, нахмурился и, кажется, собирался что-то сказать, но махнул рукой.

— Вы по поводу господина Бека? — уточнила девушка. — Ужасно. Меня зовут Маргарет Задель, но все называют меня Гретель.

— Гретель, вы давно здесь работаете?

— С самого детства, господин Мозер, — она искренне улыбнулась. — Моя мать работает здесь костюмершей, все мое детство прошло в этом театре. А потом балетный колледж, и теперь я в труппе!

— То есть вы всех здесь знаете, — уточнил Мозер.

— Да, практически всех, — согласилась Гретель.

— Гретель, вы мне поможете? — Мозер остановился и легонько взял ее под локоть. — Нас просили не предавать дело огласке. А нам нужно разобраться, что же произошло с господином Беком.

— Конечно, помогу, — Гретель согласно кивнула и бросила беглый взгляд на Рекса. — Я вообще ума не приложу, с чего бы господин Бек мог повеситься.

Позже, сидя в уютной тесной гримерке и слушая щебетание Гретель, Мозер отметал вариант за вариантом. Конечно, многое еще стоило проверить. Например, что за конфеты тайком предлагал вечно сидящим на диетах балеринам Бек. Или то, почему огромное количество работников Оперы отнеслись к новому руководству враждебно и каково было мнение по этому поводу самого Бека.

— Они заявили, что преобразят Оперу, — вздохнула Гретель. — А далеко не всем это по душе. Наш скрипач, Карл фон Розенберг, вовсе уволился после того, как сменилось руководство! И бывший дирижер поддержал его!

— А вам? — Мозер встал и теперь рассматривал заткнутые за тяжелую зеркальную раму фотографии.

— Я за традиции, — Гретель вздернула маленький носик. — Как и моя мать. Я выросла в Опере, понимаете…

— И Бек с детства подкармливал вас конфетами?

— Да, — она просто покивала. — Что вы… — она осеклась и тихонько ахнула: — Нет! Нет-нет, ничего подобного! Господин Бек был порядочным человеком!

— Это мы еще проверим, — пообещал Мозер. — Расскажите мне, что у вас за постановка завтра вечером?

— А, это “Танкред” Россини! — оживилась Гретель. — К нам приехала канадская певица, великолепное контральто, она споет Танкреда! Мы уже так давно не ставили эту оперу…

— Отчего же?

— Понимаете, контральто — редкий голос. Во многих театрах эту партию дают и меццо-сопрано, но наш дирижер против.

— Что же, у вас нет контральто?

Рекс оживился, повел ушами и принялся рассматривать Гретель.

— Есть, — подтвердила она. — Есть фрау Хубер, но она уже немолода. Еще, конечно, есть Мария, — Гретель покраснела.

— Хорошо, — Мозер решил, что вернется к этому позже. — Если вы что-то вспомните или услышите, позвоните мне, пожалуйста.

— Обязательно, — улыбнулась Гретель. — Пока, Рекс! — она погладила пса по голове.

Мозер шел по коридору — он примерно представлял, как пройти к месту, где нашли тело Бека. Эксперты уже закончили свою работу, но заградительные ленты все еще не убрали. Мозер поднял голову — на самой верхотуре декорации, у балюстрады, стояла женская фигура и держала в руках нечто, похожее на смятый лист бумаги.

— Прошу прощения, но вам туда нельзя! — крикнул он женщине.

Та вздрогнула, скомкала лист и засунула в правый карман пиджака, поправила очки на носу и посмотрела вниз.

— Кто вы такой?

— Моя фамилия Мозер, криминальная полиция. Спускайтесь.

Женщина с подозрением посмотрела вниз.

— В Оперу нельзя с собаками, — проговорила она сквозь зубы.

— Он ничего здесь не тронет.

— Меня зовут Абигаль Кристенсен, я заместитель директора театра. Что вам здесь нужно? — недружелюбно спросила она, подойдя к Мозеру. Тот отметил, что она явно чем-то взволнована. — У нас сегодня важная премьера! Если все сорвется… — она нервно потеребила обшлаг рукава.

— Госпожа Кристенсен, у вас в Опере произошло убийство.

— Убийство? — она дернулась, словно от удара, ее глаза забегали. — Разве господин Бек не сам?..

— Наш судмедэксперт установил, что его сначала задушили, а потом повесили, — Мозер внимательно рассматривал Кристенсен. Она явственно побледнела и продолжила теребить рукав.

— Но… Вы не знаете, кто? — Кристенсен наконец подняла взгляд на Мозера.

— Это мы сейчас и пытаемся выяснить, госпожа Кристенсен. И будем очень признательны, если вы нам поможете. Припомните, пожалуйста, не было ли у господина Бека конфликтов с кем-то?

— Нет, — поспешно ответила она, заправляя выбившуюся прядь за ухо. — Он был достаточно нелюдим, иногда говорил с балеринами или музыкантами, но, в основном, исключительно по рабочим вопросам.

— Его заставали на работе пьяным?

— Нет-нет! Кажется, такого не было. Он исправно выполнял свою работу, господин Мозер.

— Он умер ночью. Госпожа Кристенсен, он часто оставался в театре на ночь?

— Нет, но такое случалось раз от раза, — покивала она. — Сейчас в связи с подготовкой сегодняшнего спектакля многие оформили пропуска.

— У кого еще был пропуск в Оперу на вчерашнюю ночь? — Мозер ухватился за эту информацию, словно за спасательный круг.

— Я посмотрю.

— Посмотрите, пожалуйста, и как можно скорее сообщите пофамильный список мне, — он протянул ей визитку.

— Всенепременно, — она развернулась и направилась прочь.

— Еще один момент. Пожалуйста! — крикнул Мозер ей вслед — эхо разнесло его голос по всему закулисью.

Кристенсен вздрогнула и медленно обернулась:

— Да?

— Что вы делали наверху?

— Смотрела, все ли в порядке, — ее голос слегка дрогнул.

— Вы что-то читали, — Мозер прищурился.

— Да, у меня с собой была записка. Для себя, — сбивчиво начала она. — Со списком дел.

— Позволите взглянуть?

— Да, конечно, — отозвалась Кристенсен без удовольствия и, на секунду задумавшись, полезла в левый карман.

Мозер прищурился. Лицо Кристенсен пошло красными пятнами, она медленно вытащила из кармана исписанный карандашом лист бумаги и пару визиток и протянула все Мозеру:

— Вот, пожалуйста. Здесь еще пара визиток.

— Хорошо, — Мозер взял бумаги, но даже не взглянул на них. — А на завтрашнее представление у вас еще остались билеты?