— Не важно, — поджав губы и опустив потемневшие глаза, тихо проговорила Ноа, — я достану денег.

— Ноа, пожалуйста, мы не заставляем тебя воровать ради нас, — не выдержал Ал — ему очень не хотелось, чтобы репутация цыганки пострадала ещё больше и её клеймили воровкой уже заслуженно.

Ноа подняла глаза полные слёз на Элрика-младшего, а потом уткнулась в плечо старшего и разразилась рыданиями, повторяя, что брать чужого вовсе не собиралась.

— Дура! — заорал старший Элрик и, оттолкнув покрасневшую девушку, побежал прочь.

Ноа смотрела ему вслед, пока его небольшая фигурка не скрылась за поворотом, а Ал продолжал непонимающе поджимать губы.

— Прости меня, — начала она, продолжая смотреть в направлении, где скрылся Элрик-старший. — И у Эда я тоже попрошу прощения. От меня одни неприятности.

Альфонс, оглядевшись, приметил мокрую скамейку.

— Ноа, пойдём, сядем, — предложил он. — Всё равно уже вымокли до нитки…

Они оба замолчали, глядя по сторонам, прислушиваясь к тому, как крупные капли падают на мостовую, разбиваясь вдребезги. Идти искать так некстати вспылившего Эдварда в незнакомом городе означало потеряться ещё на неопределённое время, поэтому Ал решил дождаться его на том же месте.

Эд вернулся так же внезапно, как и ушёл, подхватил саквояж и жестом позвал спутников следовать за собой. Они переглянулись, пожали плечами, но решили не спрашивать ничего — сейчас сказать лишнее слово Элрику-старшему — получить гром и молнии на пустом месте. Он же завёл их в пыльный пропахший плесенью подъезд явно старого и небогатого дома и постучал в обшарпанную дверь, которую открыла старушка, похоже, подслеповатая.

— Фрау Веллер? — спросил Эд. — Мне сказали, что вы сдадите ненадолго комнату, если мы позаботимся о ваших кошках и собаке, пока ваша дочь в отъезде.

Ал и Ноа не поверили своим ушам. Ладно бы он нашел нормальную шабашку — где он только откопал адрес этой старушки?

— Что?! — переспросила пожилая фрау: видимо, она была не только подслеповата, но и глуха на одно, а, может, и на оба уха разом.

Хорошо, что старухе не понадобились их документы. Ей вообще было всё равно, лишь бы её коты Феликс и Лео были накормлены и обласканы, а совершенно омерзительная, наглая и брехливая мальтийская болонка грязно-белого цвета по имени Мими — выгуляна. Комнатушка, которую она им выделила, была тесная, сырая и пыльная, и света в неё проникало всего ничего. Из мебели им досталась продавленная тахта и влажный заплесневелый матрас. Зато — бесплатно. Магда Веллер была практически глуха на оба уха, видела не лучше крота на свету и в город могла выходить только с сопровождением. Впрочем, выходя в город, она являла собой почти карикатурный образец вздорной старушенции: если что-то было не по ней или кто-то казался ей недостаточно почтительным, она потрясала узловатой клюкой, зажатой в иссушенной старческой руке и разражалась громкими ругательствами в адрес предполагаемого возмутителя её спокойствия. Эд и вовсе старался не выходить с этой вздорной фрау никуда, для Ноа это было слишком рискованно, поэтому заботы о старухе свалились на плечи Ала, который, как, впрочем, и всегда, проявлял недюжинные дипломатические способности и смягчал ситуации, вызванные наступающим delirium senilis(1).

Вскоре они притерпелись и к кошачье-старушечьей вони, и к вечной сырости, и к тому, что, говоря с почтенной фрау, приходилось орать так, словно до Мюнхена они собирались не доехать, а докричаться. И постепенно личные разговоры из едва слышного шёпота превратились в тихие беседы вполголоса, а выгул мальтийской болонки перестал казаться каторгой. Прежде, чем двигаться дальше, стоило хоть что-то заработать. И тут Эдварду пришлось признать, что он неоправданно погорячился, выдвинувшись через всю страну без мало-мальской подготовки. Теперь они застряли в «этой чертовой дыре», как окрестил этот город и их местное пристанище Элрик-старший, на неопределённое время.

Эд и Ал брались за любую работу, от замены заболевшего или ушедшего в запой почтальона до доставки цветов от незадачливых нерешительных кавалеров их дамам сердца. Только денег с такой работы было, что наплакали Феликс и Лео, которые были весьма и весьма жизнерадостными, хотя и вздорными котами, а ни на что более квалифицированное Элриков не брали. Радовало то, что старуха, несмотря на всю свою склочность, их подкармливала и, в целом, была весьма добра.

*

Веллер, получив информацию из достоверного источника, недовольно барабанил пальцами по столу. Выходило, мальчишки и грязная цыганская девка ничего не знали о местонахождении того-самого-предмета, который был так нужен ему и Безногому. Всё складывалось как нельзя хуже: столько лет они искали это чёртово изобретение, сделали ставку — и впустую! А ведь искомое могло совершенно изменить весь мир. И заставить не только НСДАП, но и союзников, и вообще весь мир плясать под их дудку. С другой стороны, стало очевидно, что эта троица явно заинтересована в том, чтобы найти это. Веллер закурил и, пуская кольца дыма, в очередной раз задумался над следующими шагами. Безногому вовсе не обязательно знать, что у Элриков нет того, что им нужно. Он будет убежден, что они ему попросту врут. А братья будут рыть носом землю, лишь бы найти потерянное. Сам же Веллер, в свою очередь, пустит ищеек по их следу и, сделав чужими руками всю работу, станет единоличным обладателем вожделенного, пока Безногий и Элрики будут увлечены выяснением отношений и поиском правды.

Сейчас главное было не передержать Ульриха на скамье запасных — мальчишке нельзя позволить растерять запал. Не зря же он старательно создавал в его глазах культ его почившей матери и подчеркивал уникальность самого юнца! А что до Элриков — пусть повертятся здесь, в мире без своей хвалёной алхимии! Конечно, стоило понаблюдать за ними ещё недельку-другую: уж очень занятно они пытались заработать хоть сколько-нибудь пфеннигов и гуляли с невоспитанной болонкой и её одиозной хозяйкой. У Готфрида Веллера в последнее время в жизни почти не осталось места развлечениям, и это хоть ненадолго скрашивало его пресное существование.

*

В превосходно обставленной оранжерее, в которой находилось множество различных экзотических растений, стояло инвалидное кресло новейшей модели. В нём восседал среднего возраста человек. У него не было ног чуть выше колена и мочек обоих ушей. Он любовался растениями — а особенными его фаворитами были кактусы — и гладил сидящего у него на коленях ухоженного ангорского кота.

— Ну что, Вилли, — обратился он к мохнатому другу, — совсем скоро мы получим обратно то, над чем работали долгие и долгие годы.

Комментарий к Глава 5: Cantabit vacuus coram latrone viator/Не имеющий багажа путник поёт, даже повстречав разбойника

(1)Delirium senilis — старческое слабоумие

========== Глава 6: Abeunt studia in mores/Занятия налагают отпечаток на характер ==========

We’re not afraid to die

We’re not afraid to lose our minds

We’re not afraid to face the things we left behind

We’re not afraid to cry

We’re not afraid to kiss the sky

We’re not afraid to face the things we left behind

Pain «Not Afraid to Die»

Кимбли ненавидел оставаться в долгу. Поэтому когда Ласт предложила ему, пока он не получит разрешение от врача на возвращение к активной жизни и не найдет работу, помочь с перемещениями отца и её на работу и с работы, а Марии — до продуктового рынка, Зольф немедленно согласился. Впрочем, увидев «малютку Остина»(1) ярко-красного цвета, отчего-то тяжело вздохнул, но даже охотно пошел на контакт с местной дорожной полицией и сдал экзамен, немало удивив господ полицейских своими навыками — здешние автомобили, как ни странно, совсем не отличались от аместрийских.

А когда выпал снег, позвал Ласт в поездку по ночному Мюнхену. Рубиновая «семёрка» под его ловким управлением сначала разогналась до немыслимых тридцати семи-сорока миль в час(2), а потом и вовсе стала выписывать небывалые фигуры! Ласт мелодично смеялась, ощущая как захватывает дух от того, как, казалось бы, привычная и степенная машина, проскальзывая задними колесами по снегу, поднимая белый фонтан брызг, выписывает изящный круг за кругом… А Зольф смотрел на неё своими темными глазами, закусывал нижнюю губу и улыбался.