— Доктор… — Йоханна прижала платок к углу глаза.
— Не самоубийство это, — закуривая, резюмировал пожилой человек в чёрном халате, — и писать в отчёте про самоубийство тоже не стану — не отпоют ведь тогда… Дитя она вытравить пыталась, аспирином…
— Ей было больно?..
— Нет, — покачал головой он. — В таких случаях им перед смертью очень хорошо.
«Иной раз так, как не бывает при жизни,» — подумали оба, но вслух этого так никто и не произнёс.
***
— Ска́чки? — Кимбли нахмурился, рассматривая содержимое конверта.
Внутри лежали два билета на эксклюзивную трибуну и письмо от Хаусхоффера с приглашением.
— Это какой-то местный вид досуга? — он непонимающе посмотрел на Ласт.
— Можно сказать и так, — она снисходительно улыбнулась. — Все приходят на стадион и смотрят на то, какая лошадь добежит до финиша первой. При этом приветствуется делать ставки.
Зольф растянул тонкие губы в усмешке.
— А что происходит с теми лошадьми, которые проиграли забег? — в его голосе появились хищные нотки.
Ласт наклонила голову и испытующе посмотрела на Зольфа. Она прекрасно понимала, к чему он клонит, и его позиция относительно выживания сильнейшего ей чрезвычайно импонировала.
— Что ты имеешь ввиду? — она многозначительно приподняла бровь, слегка прикусив нижнюю губу.
Зольф думал о том, что подобное развлечение безумно напоминает ему войну в адаптации на потребу публике и без личного участия. По этой логике выходило, что победители получают жизнь, а проигравшие отправляются в расход. Тем более речь шла о животных, содержать которых в условиях ограниченного ресурса было, скорее всего, весьма накладно.
— Если лошади проигрывают в схватке, значит, они попросту там не нужны, — пожал плечами Кимбли, обнимая Ласт. — Кстати, дорогая, ты достаточно азартна?
— Смотря с чем сравнивать, — сверкнула глазами гомункул. — Пожалуй, не настолько, чтобы спустить сумму, отложенную на свадебное путешествие.
Зольф подозрительно уставился на письмо. Он не представлял себе, с чего вдруг Хаусхофферу звать их на мероприятие подобного пошиба. Да ещё и при помощи письма, вопреки привычкам профессора, не написанного от руки, а напечатанного на машинке.
***
— В четверг похороны, — нахмурившись, проговорила Берта. — Пойдёте?
— Нет.
Кимбли равнодушно смотрел в стену. Ева вспыхнула — она по-прежнему считала этого человека виновным в том, что жизнь куклы Гретхен прервалась, так толком и не начавшись — ну что успела повидать эта девчонка, кроме алкоголика-отца да вечно голодных братьев-хулиганов? И Берга…
— Но она работала у вас… — Берта предприняла попытку всё же уговорить начальника проводить бывшую подчинённую в последний путь.
— Какое сейчас это имеет значение? — прищурился Зольф. — Её больше нет, значит, она не справилась с тем, что возложил на её плечи этот мир.
«Зато справилась с тем, чтобы обеспечить мне алиби,» — подумал он, скрываясь за тяжёлой дверью собственного кабинета.
Он не считал себя виноватым. Ему отчасти даже было жаль девушку, но на что она могла рассчитывать, так глупо пытаясь привлечь к себе внимание? Какой вопрос к мирозданию — таков и ответ на него. Кимбли привык к этому так же, как привык к тому, что порой ответ абсолютно несоразмерен.
— Как он может так говорить? — прошипела Ева.
…Она не чувствовала ничего, когда бездыханное тело, некогда бывшее Гретхен, погрузили на носилки и накрыли тканью. Она не чувствовала ничего, кроме брезгливости, когда отмывала белоснежную ванну от алой — словно глянцевой — жидкой крови, смешанной с водой. Всё пришло позже. Лёжа на постели, ещё хранившей запах кудряшек Гретхен, Ева впервые ощутила себя неправильной. Грязной. Виноватой. Словно она упустила, не уберегла, а собственными руками толкнула в объятия вечно голодной и жадной до жертв Смерти ту девочку, которая могла составить её счастье, её — целостность?.. Она не могла взять в толк, откуда появились эти странные чувства, всякий раз наполнявшие всё её существо при виде лица подруги, так напоминавшего лики ангелов с картин. И сейчас ей хотелось выть. Понимание того, что она больше никогда не услышит шагов подруги, её голоса, не почувствует прикосновения лёгкой изящной руки, не приходило в её измученный разум. Еве казалось, что всё это дурной сон, а сама она вот-вот проснётся — проснётся от того, что подруга будет тормошить её и смеяться своим смехом-колокольчиком, который в последнее время совсем перестал звучать.
И больше не зазвучит никогда.
«Это ты во всем виновата!» — отдавались в ушах слова Йоханны. И, что самое страшное, всё так и было. Это она была во всём виновата…
— Это, по-крайней мере, честно, — предприняла вялую попытку оправдать начальника Берта.
— Да, — вздохнула Ева и тихо расплакалась.
***
— С чего бы Кимбли звать нас на ска́чки? — Эдвард нахмурился, рассматривая приглашение и вложенные в конверт три билета на ска́чки на послезавтрашний день.
Энви и Альфонс переглянулись — они не стали рассказывать Ноа о возможной прослушке, чтобы не волновать девушку, а просто прекратили обсуждать что-то действительно значимое. Но информация о скачках не была похожа на то, что стоило скрывать.
— Отчего только три билета? А как же Ноа? — возмутился Ал.
— А он и не видел вашу Ноа, — резонно заметил Энви. — Но спорить не стану, не помню за Багровым страсти к массовым мероприятиям, на которых нельзя никого взорвать.
— Чтобы Ноа пропустила рабочий день ради нахождения среди расфуфыренных немцев? Да ладно! — фыркнул Эд.
Альфонс с сомнением рассматривал билеты. Вип-ложа? Да и с чего бы Багровому подписываться здешним именем, если они и так прекрасно знают, кто он такой? Как-то приглашение на подобное мероприятие, да ещё и на приватную трибуну совершенно не вязалось в сознании Ала с обликом Кимбли. Хотя, сказать, что он так уже хорошо знал Зольфа, Альфонс не мог. Да и мало ли, может, он боялся, что письмо попадёт не в те руки потому и подписался так, чтобы не навлечь на себя подозрений?
***
— А не желаем ли мы тоже навестить ска́чки? — Веллер заговорщически ухмыльнулся. — Это может быть интересно. Возьмём места на трибунах, откуда будет просматриваться их ложа. Мало ли?
Веллер ставил не столько на возможность того, что на этом мероприятии может что-то произойти, сколько на то, чтобы остудить пыл своего безногого друга и успокоить его расшалившиеся нервы.
— Валяйте, — махнул рукой инвалид. — Мне, откровенно говоря, плевать.
— Отчего же плевать, любезнейший? — Веллер подмигнул. — Давайте прихватим передатчик. Вы же знаете, зачастую люди в ажиотаже забываются и выкладывают всё, как на духу.
Готтфрид решил не педалировать тему дальнейшей бесполезности прослушки Элриков — Шаттерханд и так в последнее время сник и как-то заметно осунулся. И отчего-то в одночасье поглупел: Веллер не помнил за ним такого безрассудного поведения. Безногий превратил погоню за своим изобретением в самоцель, на алтарь которой он был готов положить и собственную жизнь, и целый мир, если появится возможность. И сейчас помимо этого он не видел ничего, словно зашоренная лошадь.
Дело оставалось за малым: выяснить, где будет сидеть эта тёплая компания из братьев Элриков и предателя Циммермана. А также купить билеты, протащить в помещение инвалида и передатчик. Но не то чтобы Веллеру это казалось таким уж сложным.
========== Глава 43: Parva delicta aperiunt viam ad majora/Малые преступления открывают дорогу большим ==========
Du pisst an jedes Bein
Zu dir sagt keiner Nein
Du bist aus andrem Holz
Und zerbrichst jeden Stolz
Zerstörst statt aufzubauen
<…>
Für dich ist immer Krieg
Du setzt auf den totalen Sieg
<…>
Wichser!
Megaherz «Mann von Welt»
Трибуны заполнялись празднично одетыми людьми. Кимбли видел в толпе Виннифред Вагнер и Ильзе Прёль, последняя была не слишком весела — видимо, от того, что Гесс всё же сдался полиции два дня назад. Видел Берга, державшего за руку миловидную девчушку лет десяти, безумно похожую на него самого, и горделиво вышагивающую с ним женщину средних лет, прямую настолько, словно она проглотила шпагу.
