Найдя нужный поезд, Элрики, Ноа, потрепанный саквояж и, разумеется, картонная коробка, проследовали на посадку. Их немало удивил тот факт, что Веллер купил им билеты в семейный спальный вагон: в дорого обставленном купе были роскошный диван, стол с абажуром, кресло и даже умывальник и туалет. Когда же к ним подошел респектабельно одетый проводник, более напоминающий швейцара в дорогой ресторации, Элрики нервно сглотнули, а Ноа едва подавила первый порыв спрятаться под кресло. Или в уборную. Или куда угодно, подальше от надменного взгляда этого мужчины почтенного возраста. Смущенно улыбаясь и почёсывая в затылке, Эдвард предъявил билеты и передал конверт с «рекомендательным письмом» от Веллера. Заглянув внутрь, проводник слегка изменился в лице, вежливо показал, как трансформировать диван в две полки и приставлять к нему лестницу, выяснил, чего желают на ужин его достопочтенные гости: колбасок, осетрины или превосходный ромштекс и, получив заказ на еду и просьбу не беспокоить, удалился. В его голове не вязалась их простая и немного старомодная одежда, потрепанный скарб при отсутствии багажного талона и, более всего, девушка-цыганка, с которой они путешествовали, с содержимым конверта. Впрочем, рассудив, что это не его дело, у богатых свои причуды, да и они попросили не беспокоить, проводник выдохнул с облегчением. Право слово, с третьим классом работать проще, хотя и жалование не чета тому, что здесь.

========== Глава 10: Corrige praetertum, praesens rege, cerne futurum/Анализируй прошлое, руководи настоящим, предусматривай будущее ==========

I saw the evening

Fading shadows one by one

We watch the lamb, lay down to the sacrifice

I saw the children

The children of the sun

How they wept, how they bled, how they died

Scorpions «Under the Same Sun»

Затолкав Ноа на верхнюю полку, а Ала — на нижнюю, Эдвард расположился в кресле. Он думал о фотокарточке, которую видел в доме Ланга: на снимке группа мужчин, судя по виду, учёных, держала тот самый предмет, которым ему угрожал человек в маске с серёжками в ушах — у этого оригинала было их почти столько же, сколько у Уинри. Тот человек был учёным, зашедшим слишком далеко. Если бомба попала в этот мир тогда, когда он попытался нарушить табу и его утянуло во Врата — о да, Эд никогда не спутает это с чем-то иным! — то что же стало с тем незадачливым самоуверенным типом?

Он проснулся, ощутив на себе мягкое прикосновение волос Ноа и её прохладного лба.

— Опять подсматривала в мои сны?! — взвился Эдвард.

— Эд, — Ноа опустила голову, — ты никогда не рассказывал мне о том, откуда в твоем родном мире такое оружие, как-то, что мы ищем. Ведь у вас была алхимия…

Элрик раздражённо повел плечами. Опять не имеющие касательства к алхимии люди рассуждают о её применении в милитаристских целях!

— Заткнись и не говори, чего не знаешь! — грубо оборвал её Эдвард. — Как вообще пришло такое в голову! Алхимия нужна, чтобы помогать людям, в отличие от бомбы!

Он осёкся. Слишком хорошо знал некогда Стальной, каким опасным пламенем горят глаза Огненного алхимика, когда тот высекает искру. А чудовищная алхимия Багрового лотоса, находившего извращённое удовольствие в убийствах? А Железнокровный, Серебряный, да даже взять художественную алхимию Армстронга…

— Бомба может то, чего не может алхимия? — пытливая цыганка не унималась. — Неужели у вас не было алхимиков, способных сделать нечто подобное?

— Я не хочу об этом вспоминать! — взъярился Элрик-старший. — Среди алхимиков тоже были сволочи и подонки.

Он не знал, о ком он думал в этот момент. Вся подростковая злость на Мустанга прошла вместе с потерей Стальным алхимии. Да и к Кимбли он не испытывал ненависти, а даже был ему благодарен… Но вопросы Ноа всколыхнули в нём неудержимую тоску по преобразованиям, по тому времени, когда у него была такая простая и такая сложная при этом цель. Сейчас у него была его рука, был рядом Альфонс, но… Неужели он всю жизнь проведет в поисках и скитаниях, ища мятежного покоя там, где невозможно его обрести?

— Прости, — холодные узкие ладони цыганки легли на его разгоряченные щеки. Эдвард почувствовал себя неловко.

— Хватит, — он оборвал Ноа. — Иди спать. Завтра нам предстоит весь день и половину ночи провести на вокзале. Если мы заснем и у нас украдут посылку, — он едва сдержал смех, некстати вспомнив предположение Ала о содержимом загадочной коробки, — то не сносить нам головы.

Кельнский вокзал встретил путников ещё большим скоплением народа, чем его собрат в Ганновере. Альфонс предложил, пока есть время, немного побродить по городу, остальные тут же согласились: Ноа был интересен город, а Эдвард снова заметил в толпе светловолосого подростка с хмурым лицом. И Эд был уверен, что Ал его тоже заметил — сколько раз, ещё давно, будто в прошлой жизни, они действовали не сговариваясь, примечая такие в итоге значимые детали с обоих позиций.

Поплутав по городу, перекусив в местной столовой и оглядев достопримечательности, братья окончательно уверились, что за ними хвост. Причём, на редкость неумелый.

— Думаешь, это из-за горшка котов фрау Веллер? — кивнул на стоящую тихо и мирно на подоконнике кафетерия посылку Эдвард.

— Не знаю, брат, — серьёзно покачал головой Ал. — А ещё он мне кого-то напоминает.

Эдвард не выдержал.

— Сидите здесь, я пойду. Переговорю с нашим тайным поклонником.

Эд перемахнул через перила и напрямик направился на другую сторону улицы, где их неловкий преследователь сидел на лавке и делал вид, что читает газету. Осознав, что его обнаружили, мальчишка отшвырнул газету и дал дёру в ближайшую подворотню.

Ульрих (а это был именно он) оглянулся — чёртов златовласка не отставал, и сердце мальчишки затопила жгучая досада: он замахнулся на кусок, что не в силах откусить. Теперь и Веллер будет им недоволен, и за мать полагалось отомстить, а он…

— Стой, засранец! — цепкая рука преследователя ухватила его за ворот куртки.

Силён, гад! Ульрих сглотнул предательски подступающий к горлу ком, резко развернулся и попробовал вырваться. Впустую. А ведь этот златовласка был даже ниже его ростом, хотя явно старше! Ульрих попытался коротко, без замаха — чтоб не было заметно его намерение, — врезать по зубам одному из виновников смерти его матери, но тот перехватил его руку за запястье, больно выкручивая, и так и не отпустив ни в чем не повинную куртку.

— Я тебя ещё в Ганновере срисовал, — пробурчал Эдвард, — так что выкладывай, какого хрена тебе от нас надо!

— Пусти, мелюзга, — зло выплюнул Ульрих, резко выбрасывая обе руки вверх и в стороны, воспользовавшись секундным замешательством противника, который уже давно не слышал настолько наглых апелляций к собственным физическим характеристикам.

— Это я-то мелкий? — вскипел Стальной, пускаясь в новую погоню.

Однако то ли белобрысый хорошо знал местные подворотни, то ли удача изменила Эду, но мальчишка как в воду канул. Выругавшись, Элрик поплёлся обратно, надеясь, что Ал послушал его и не увязался за ними, и вся эта эскапада не была отвлекающим маневром таинственного злопыхателя, желавшего покуситься на бомбу из дома фрау Веллер.

Ал и Ноа только тяжело вздохнули, когда Эдвард в ответ на все их попросы только раздраженно махнул рукой: цыганка уже достаточно изучила Эда, чтобы не лезть в такие моменты с выяснениями, а младшему брату было не привыкать. Альфонс отметил, что и утром-то старший был слишком отстранённым, а сейчас и вовсе надулся, как мышь на крупу… Однажды он имел неосторожность использовать это сравнение в адрес брата, чем вызвал новую волну недовольства в свой адрес: болезненно относящийся к собственному росту Эд был убежден, что Альфонс использовал именно это выражение, чтобы задеть его, старшего брата, к тому же ещё и находящегося на государственной службе! Разумеется, ссора была недолгой, но повторения чего-либо подобного младшему Элрику совершенно не хотелось.

*

Поезд до Франкфурта оказался настолько же комфортабельным, как и предыдущий: Веллер явно не поскупился! Этот факт снова заставил братьев погрузиться в пучины мнительной паранойи, причём, каждого по отдельности: ни одному не хотелось накручивать второго. Ноа, тонко воспринимавшая накаляющуюся атмосферу, чувствовала себя совершенно не в своей тарелке. В какой-то момент Эдвард, что-то пробубнив себе под нос, вышел из купе. Ал хотел последовать за ним, но Ноа удержала его: все были на пределе, и пусть лучше старший немного побудет один, охладит пыл в прохладном коридоре. Альфонс неохотно согласился — на душе у него скребли кошки, да и неловко было оставаться с цыганкой наедине, тем паче, люди этого мира временами утрированно, на его взгляд, воспринимали некоторые ситуации.