Вместо ответа живот Элрика согласно заурчал. Эд сглотнул и, набравшись наглости, выпалил:
— А могу я позвать с нами моего младшего брата, господин… — Элрик замялся, сообразив, что не знает, с кем говорит.
— Веллер, — благожелательно кивнул мужчина, протягивая руку, — Готтфрид Веллер.
Через час они уже сидели в чистом уютном кафе, где на небольшой сцене играл престарелый пианист; никто не шумел, не ругался и не стучал пивными кружками по столу. Элрики ели заказанные их странным собеседником белые мюнхенские колбаски с тушёной капустой и пили превосходный кофе. Оказалось, что этот франт тоже имел касательство к шайке Хаусхоффера, да только счёл, что история про параллельные миры слишком уж фантастична, чтобы быть правдой, и был убеждён в этом до того самого момента, пока не произошло все то, что произошло. Теперь Готтфрид Веллер чрезвычайно сожалел, что ему не удалось толком пообщаться с Хоэнхаймом, которого ранее он считал глубоко травмированным войной человеком — иначе зачем бы такому ученому, как он, создавать себе легенду о том, что он выходец из другого мира? Сейчас же Хоэнхайм был мёртв, Веллер убедился в том, что иной мир по ту сторону Врат существует, и эта тайна, с одной стороны, чрезвычайно манила его, с другой — отпугивала.
— Почему, если вам все это так интересно, вы не поедете в Мюнхен? — со свойственной ему прямолинейностью спросил Эдвард.
— У меня здесь тётушка, — ответствовал Готтфрид, — она чрезвычайно стара, и я приехал её навестить и помочь.
*
Когда они втроём вошли в пахнущую плесенью и кошачьей мочой квартирку фрау Веллер, Ноа спряталась подальше, а склочная старуха, узрев племянничка, едва не огрела того клюкой с отборной бранью. Эдвард и Альфонс поспешили ретироваться, дабы не влезать в семейные разборки и не попасть под горячую руку. Когда же все семейные дела были улажены, на пороге их комнатки появился смущенно улыбающийся Готтфрид.
— Для старших мы вечные дети, — покачал он головой, смущенно пригладив набриолиненные волосы. — Любезные господа, я благодарен вам за помощь моей тётушке, вот, возьмите, — он протянул Эдварду довольно объёмный конверт.
Тот тут же заглянул в него и немало удивился, увидев там стопку рентных марок.
— Нет-нет, что вы! Мы снимали у вашей тетушки комнату, — сбивчиво начал он, — ну, то есть как снимали…
— Херр Веллер, мы благодарим вас, — вмешался Альфонс, — но, боюсь, мы не можем взять эти деньги: мы помогали вашей тётушке, а она оказалась так добра, что дала нам крышу над головой, этого более чем достаточно…
Веллер улыбнулся доброй отеческой улыбкой.
— Нет-нет, я задержался, я должен был прибыть раньше. Примите эту благодарность за вашу заботу, — он, поджав губы осмотрел помещение. — Сколько раз я предлагал ей переехать, но, увы — у пожилых людей свои странности, никак не хочет расстаться с этой дырой.
Он повздыхал, пожал плечами и, сверкнув глазами, обратился к братьям:
— И я хотел бы попросить вас об одном одолжении. Вы говорили, что вскоре направляетесь в Мюнхен?
Элрики переглянулись. Эд опустил голову — он помнил, что собирался как можно меньше говорить кому бы то ни было об их планах, но этот Веллер знал их отца…
— Да, направляемся, — выдохнул старший.
— Видите ли, — начал Готтфрид, — во Франкфурте, а это по дороге, живёт один мой старинный коллега, физик. Не передадите ли ему одну вещицу? — он развел руки стороны. — Разумеется, я оплачу все издержки и… Вы же искали работу, можете считать это сделкой, если вам угодно.
Если его коллега физик — это могло быть очень интересным, по мнению обоих братьев.
— Только один момент, — Веллер словно бы извиняясь улыбнулся, — он немного чудаковат и не переносит нарушения целостности упаковки, поэтому я бы настоятельно попросил вас не открывать посылку.
А это могло быть очень и очень интересным! Человек, знающий, кто такой Хоэнхайм, не наймет его сыновей простыми курьерами! С другой стороны, скептицизм и прагматизм этих людей поражал своими масштабами. И, если Веллер изначально отнёсся к историям о другом мире, как к досужим домыслам, то, даже узнав правду и пожалев о своем недоверии… В конце-то концов, ему явно не двадцать и даже не тридцать, а если он может заплатить — то какая разница, кому? А им и деньги были нужны, и по дороге…
— По рукам, — довольно улыбаясь, заключил Эл, не обращая внимания на настороженное лицо Альфонса. — Мы доставим эту вашу посылку в лучшем виде!
*
Они ехали на новеньком грузовике, переправлявшем сырье для тканей в Ганновер. Во внутреннем кармане плаща Эдварда лежали билеты на поезд Ганновер — Кёльн, а оттуда уже до Франкфурта. Проблема с отсутствием у Ноа документов должна была, по утверждению Веллера, решиться конвертом с письмом проводнику. Эдвард повздыхал, но Альфонс очень категорично напомнил брату, что читать чужие письма — нехорошо, в особенности если они, как того требовали правила хорошего тона, не заклеены. Старшего Элрика до чертиков бесила необходимость возвращаться обратно в Ганновер, но, с другой стороны, у него были билеты на поезд, сходная сумма денег — как говорил Веллер, это только задаток! — и загадочная картонная коробка. Небольшая, но увесистая, с явно смещённым центром тяжести. Коробку надлежало беречь как зеницу ока: не ронять, не трясти, не переворачивать, не наклонять — в общем, сплошные не, столь искренне и от души ненавидимые Эдвардом.
Пока грузовичок размеренно ехал по назначенному ему маршруту, Ноа сладко спала, прислонившись к деревянной стенке кузова, Эд и Ал гипнотизировали взглядом коробку.
— Нет, брат, — тихо, но твердо сказал Альфонс, однозначно оценивая взгляд старшего. — Мы взяли на себя обязательства, ты же понимаешь.
Эдвард подобрался. Он, как бывший государственный алхимик, умеет выполнять обещания! Однако было что-то, что точило душу юноши изнутри, что заставляло беспокойство злобной химерой поднимать ощеренную голову где-то в груди, царапать длинными когтями грудную клетку… Имя этому чему-то было, разумеется, любопытство. Однако, старший Элрик небезосновательно привык доверять чутью в таких вопросах: они с самого раннего возраста с братом умели с поистине детской непосредственностью и везением отъявленных неудачников вляпываться в самые что ни на есть взрослые неприятности. Ощущение того, что они уже почти приоткрыли завесу тайны, ради которой уже единожды пересекли Германию и сейчас собирались сделать это снова, расправляло крылья в его сознании. И сейчас единственной мыслью, которая была готова разрастись и заполонить собой все его существо, была лишь одна фраза:
— Ал… — Эдвард больше не мог молчать. — А что, если… — он недоверчиво воззрился на мирно стоящую рядом с братом на лавочке в кузове коробка, — если это бомба?!
Шёпот Эда был настолько пробирающим, что Альфонсу на мгновение показалось, что в фургоне стало холоднее.
— Эд, да ладно тебе! — от возмущения у Ала покраснели кончики ушей.
Такой умный, взрослый, сильный старший брат выдвигал сейчас такую бредовую идею!
— Какая может быть бомба в доме у фрау Веллер? Содержимое кошачьего лотка?
Эдвард не удержался и прыснул, живо представив себе, что они через всю страну везут тщательно и заботливо упакованные результаты жизнедеятельности сварливых и крикливых, под стать хозяйке, Феликса и Лео. Мысли о бомбе как рукой сняло — умеет все же Ал его подбодрить, пусть и такой ничего не значащей мелочью. Эд вздохнул — наверное, стоило последовать примеру Ноа и подремать, а то что-то совсем нервы ни к чёрту, и это в его-то возрасте…
На вокзале в Ганновере была настоящая толчея. Братья переглянулись, вспомнив Центральный вокзал Аместриса. Обоим сразу взгрустнулось: хотя этот мир и не был им уже совсем чуждым, но там осталось слишком многое. Задумчиво оглядывая разномастную толпу, Эдвард встретился глазами с худым светловолосым подростком, чьё лицо показалось ему то ли смутно знакомым, то ли напоминающим кого-то. Элрик покачал головой — здесь это было не редкостью, но такие моменты ещё больше напоминали о родине. Но его насторожило то, что Ал, кажется, тоже обратил на мальчишку внимание, хотя ничего и не сказал.
