— Лучше скажите этому говнюку Штайнбреннеру, чтобы он больше не трогал Марию, — проговорил Готтфрид, глядя врачу в блеклые невыразительные глаза.

— Это вне моей компетенции, — тот направился к двери.

— Хотя бы тело уберите! — крикнул Готтфрид.

— У меня не было такого приказа.

Дверь скрипнула; они остались одни в каменной темнице. Готтфрид, скривившись, натянул обратно китель — то ли было чудовищно холодно, то ли его бил озноб.

— Тебе не холодно? — спохватился он и взял Марию за руку.

Она лишь печально покачала головой и слегка сжала его пальцы.

— Каков подлец, — проговорила она наконец. — Тот, кто должен помогать…

— Не разговаривай, — попросил Готтфрид. — Слышала его? Тебе лучше молчать и говорить только в случае необходимости. Вот придет Фукс — расскажи ему все! Между прочим, Вальтрауд — жена этого урода.

— Я поняла, — Мария грустно улыбнулась уголками рта. — Она-то мне говорила как-то, какой ее муж хороший и обходительный. И как любит ее, уважает и сдувает с нее пылинки.

Готтфрид вспомнил, с каким явным наслаждением на лице Штайнбреннер бил Марию, и только покачал головой. Он понятия не имел, говорила ли Вальтрауд правду, но с тем, что когда-то во всеуслышание рассказывал сам Штайнбреннер о своих похождениях, это совсем не увязывалось.

— Прости меня, — проговорил Готтфрид, коснувшись своим лбом ее. — Этот доктор был прав.

— Ты не виноват, — Мария протянула руку и обняла его за шею.

— Я смотрю, вы здесь времени даром не теряете, — хмыкнул Фукс, и Готтфрид вздрогнул — он не услышал ни скрипа двери, ни шагов.

Фукс с лязгом захлопнул дверь и прошел внутрь.

— Вы бы хотя бы тело убрали, — проговорила Мария.

— Потом. Может быть, — махнул рукой Фукс. — Мне сейчас живые важнее мертвых. Итак, Готтфрид.

Готтфрид принялся подробно пересказывать все, что происходило с ним в Медэксперотсеке: от того, как его направили туда исполнять повинность, до того, как Адлер рассказал ему о том, кто родился у существа. В какой-то момент Готтфриду показалось, что он слышит собственный голос откуда-то со стороны, из радиоприемника; а мысли его устремились куда-то далеко-далеко. Может, в старый дом в Мюнхене?

— Понятно, — кивнул Фукс, когда рассказ об Адлере закончился. — Что с вашим радбоксом, Веберн?

Готтфрид встрепенулся — только когда Фукс назвал его фамилию, он понял, что от него что-то хотят.

— Простите… Что? — переспросил он.

— Что с радбоксом и реактивами? — нетерпеливо повторил Фукс.

— Не могу знать, — пожал плечами Готтфрид. — Я думал об этом, но…

— Значит, плохо думали, — постановил Фукс. — Жаль.

— Мы с Марией кое-что вспомнили, — Готтфрид пошел ва-банк.

— Вы? — Фукс заинтересованно переводил взгляд с него на Марию и обратно. — Или уважаемая фройляйн?

— Мы, — кивнула Мария и принялась осторожно садиться на кушетке. Готтфрид тут же бросился ей помогать. — Дело в том, что Готтфрид подслушал мой ночной разговор. Ко мне приходил человек. Я не знаю, на кого она работает. Я выполняла для нее мелкие поручения, вроде, кому-то что-то передать, что-то у кого-то узнать. Безделица. Мне нужны были деньги, а она хорошо платила. И потом, она всегда была в партийной форме. Но в тот раз…

— Ну? — глаза Фукса загорелись, ноздри раздувались, словно у хищника почуявшего добычу.

— В тот раз она поручила мне проследить за Готтфридом Веберном. Чем интересуется, чем живет. И выйти с ним на контакт. Однако очень быстро, — Мария скривилась и облизала разбитую губу, — она приказала мне его убить.

— И вы не пошли в полицию?

— Нет, — Мария покачала головой. — Она заявила мне, что она сама из гестапо. Даже показала какое-то удостоверение. А я в этом не разбираюсь. Но она сказала, что это с санкции Партии и самого фюрера. Потому что… Потому что Веберн разрабатывал нейтронную бомбу, — выпалила она. — И на самом деле планировал передать ее в руки американцам.

Готтфрид онемел. Он понятия не имел, что из того, что сказала сейчас Мария — правда, а что — ее домысел, кроме того, что слышал тогда сам. Но передача бомбы американцам… Он вспомнил обвинения в адрес отца и рассмеялся.

— Вам весело? — резко спросил его Фукс. — Может, вы это прокомментируете?

— Прокомментирую, — сквозь смех отозвался Готтфрид. — Знаете, мне хауптберайхсляйтер Малер показал кое-какие документы. Я… В точности, как у отца… Рассказать кому…

Он усмехнулся и замолчал, глядя куда-то сквозь стену. Теперь точно нельзя было даже упоминать дневник.

— И что же за документы показал вам хауптберайхсляйтер Малер? — Фукс сощурился. — И не было ли среди них дневника вашего отца?

— Я понятия не имею, вел ли вообще дневник мой отец, — Готтфрид пожал плечами. — Но если и вел, мне его почитать не давали. А что же, у вас он есть?

— Есть, Веберн, — серьезно кивнул Фукс. — И дневник есть. И рецепт антирадина, который вы обещали зараженным, тоже есть. И даже антирадин, синтезированный по этому рецепту — есть. А вот реактивов, из которых его синтезировали, — нет. Причем не хватает их в вашей лаборатории!

— И как это относится ко мне?

— Это мы и будем сейчас выяснять, Веберн, — пообещал Фукс. — Но сначала я бы хотел вернуться к фройляйн Вальдес. Во-первых, раз уж вам показали удостоверение, имя вы должны были запомнить. Во-вторых, какое отношение вы имеете к советской разведке и группировке “Пираты Эдельвейса”?

— Она назвалась мне Россвайсс Беккер. Но…

— Это не настоящее ее имя, — подхватил Готтфрид. — Настоящее — Вальтрауд Штайнбреннер! Поэтому я бы настоятельно просил исключить из дознания Бруно Штайнбреннера как заинтересованное лицо!

— Вот, значит, как, — протянул Фукс, подтянул к себе стул и сел на него. — Рассказывайте. У меня много времени. Уж точно больше, — он хохотнул, — чем у вас.

— Я понятия не имею ничего ни о какой разведке, — Мария тяжело вздохнула и закашлялась.

Готтфрид вспомнил, как она хотела пить, а ведь этот невыразительный доктор принес воду!

— Я дам ей воды, позволите? — спросил он у Фукса.

Тот кивнул.

— Скажите, пожалуйста, мне сообщили, что показания давал некий оберайнзацляйтер Алоиз Берг, — начал Готтфрид, неловко наливая воду скованными руками и подходя к Марии. — Могу ли я попросить об очной ставке?

Брови Фукса поползли вверх. Готтфрид решил не нервировать его пристальным взглядом и принялся поить Марию.

— Я, конечно, уточню, — уклончиво ответил Фукс. — Но на вашем месте я бы на это не рассчитывал, Веберн. Или вы что-то еще вспомнили?

— Увы, — Готтфрид скроил скорбную мину. — Я просто даже не слишком понимаю, что я такого должен был вспомнить.

Фукс снова прищурился и перевел взгляд на Марию:

— Вам лучше, фройляйн Вальдес? Вы говорили…

— Я помню, — она кивнула. — Я говорила о том, что понятия не имею ни о какой разведке. Но допускаю, что женщина, выдававшая себя за сотрудницу гестапо фрау Беккер, как-то связана с этим всем. А пираты… Я слышала о них. От Тило Шутца, он играл у нас на рояле. И… — Мария покачала головой и всхлипнула.

— Говорите, ну! — поторопил ее Фукс.

Готтфрид с интересом наблюдал — он совершенно не понимал, что из того, что говорит Мария правда, а что — ложь.

— Я не могу… — по ее лицу полились слезы.

— Тогда я буду вынужден позвать другого специалиста, — терпеливо пояснил Фукс. — Вы столько всего уже рассказали… Мне бы не хотелось…

— Магдалина, — выдохнула Мария и закрыла лицо руками.

Готтфрид окончательно запутался.

— Мертвым вы уже не поможете! — подбадривал ее Фукс. — Рассказывайте!

— Она была зла на партийцев, — пояснила Мария. — Особенно на полицейских. Я не знаю всей истории, но с ней что-то приключилось. Кажется, она попалась на какой-то мелочи, вроде незаконной торговли. С ней обошлись жестоко… Бедная девочка…

Мария снова замолчала, размазывая слезы по здоровой половине лица. Готтфрид ощутил жгучий стыд: Магдалина была совсем юной девчонкой. Такой еще жить да жить. А ведь не зайди они в “Цветок Эдельвейса” тем вечером, должно быть, все бы там было по-прежнему. И таракан Тило выслеживал бы кого-то другого, и Штайнбреннер бы не втерся в доверие к Магдалине…