— А мы поменяли кровь у двойни, — она несмело вернулась к изначальной теме разговора.
Научные дискуссии о проведённых опытах были ей ближе философствований о человеческой природе, столь часто повергавшей её в некое подобие ступора.
— Сцедили всё до капли и перелили? — непонимающе переспросил Зольф.
— Можно сказать и так, — согласилась Ласт, утыкаясь в его тёплое плечо. Это было проще, чем объяснять суть гемодиализа. — Ты знаешь, оказывается, кровь девочек чаще подходит реципиентам, чем кровь мальчиков, она реже вызывает реакцию агглютинации.
— А с чем это связано? — он задал этот вопрос уже скорее для проформы, нежели действительно интересуясь сутью.
— Группы крови, подходящие для донорства, чаще встречаются у девочек (1), — пояснила гомункул. — А ты где пропадал последние двое суток?
Зольф усмехнулся — он только что вместе с другими химиками занимался обеспечением безопасности периметра лагерей. В последнее время участились попытки побегов, да и линия фронта неумолимо приближалась к Аушвицу. Порой Кимбли казалось, что война Рейхом уже проиграна, и осталось всего несколько завершающих штрихов. С одной стороны, это не слишком его касалось: он всё ещё верил в то, что в Тот Самый День врата в Аместрис, ставший для него за эти долгие годы своего рода землёй обетованной, распахнутся, и ни ему, ни Ласт больше не будет ни малейшего дела до этого мира. С другой, горьким послевкусием оставалась лёгкая досада на то, что, кажется, он и на сей раз поставил не на ту сторону.
— Я заставил прогнить эту землю и отравил воду в колодцах, — доверительно шепнул он жене на ухо.
— Ты отравил воду? — Ласт непонимающе воззрилась на него, приподнявшись на локте.
— Не в буквальном смысле, конечно, — он пошёл на попятную. — Просто мы пропитали землю взрывчатым раствором в некоторых местах. Ни один сапёр ничего не обнаружит. Ну и кое-где туда же прикопали тринитротолуол. Если наступить на этот участок — он взорвётся, взрыв будет совсем не сильный, покалечить или убить не сможет, но вот тротил — там, где он есть, конечно, — сдетонирует.
— И сама земля разверзнется, — подхватила Ласт с ироническими нотками в голосе. — Как они там это называют? Что-то пламенное?
— Геенна огненная, — усмехнулся Кимбли. — Ну да, кара их бога.
Ласт поёжилась — она вспомнила облик Отца в этом мире. Даже им, не воспитанным в традициях этой религии, да ещё и гомункулам, порой становилось не по себе.
— Тебе холодно? — Зольф обеспокоенно поправил одеяло и обнял Ласт крепче. — Может, окно прикрыть?
— Нет-нет, — она спешно покачала головой — не хватало ещё обсуждать с ним Отца!
Ласт и так правдами и неправдами уходила от этих разговоров — и от этих мыслей. Она даже не стала рассказывать бывшему алхимику о местах Силы или местах Прорывов — так это называл Отец. В этих местах, возможно, ему бы удалось почувствовать подобие энергии из родного мира, а может, даже запустить пусть и слабенькое, но преобразование. Но гомункул не хотела бередить и без того тоскующую душу подобным суррогатом.
— Всё в порядке, — она вдохнула его запах и улыбнулась. — А что мы будем делать, когда вернёмся?
Эту тему они тоже обычно не обсуждали. Однако сейчас Ласт отчего-то ощутила почти физическую потребность поговорить об этом.
— Если меня не расстреляют сразу за все былые подвиги, — весело начал Зольф, — то я пристроюсь куда-нибудь на границу. Если не будет войны, конечно. А на границе мои умения всегда пригодятся.
— Я не хочу жить в глуши! — капризно протянула Ласт.
Кимбли поджал губы. Он привык к ней, он уже не представлял себе, что может быть иначе, однако он отдавал себе отчёт: когда они добьются цели, их альянс будет упразднён за ненадобностью.
— Ты? — он приподнял бровь, хотя его собеседница и не могла этого увидеть. — Кажется, я говорил о себе.
— Ты собираешься уехать в глушь один? — она высвободилась из кольца его рук и нависла над ним, гневно сверкая аметистами глаз. — Ты собираешься бросить меня?
Зольф смешался. Конечно, он хотел бы остаться с ней, однако тешить себя подобной надеждой было бы верхом глупости и недальновидности.
— Отчего же — бросить? Просто когда мы добьёмся цели…
— Я буду тебе не нужна?!
Зольф смешался ещё больше. От Ласт он не ожидал такого поведения — оно, по его мнению, было больше свойственно человеческим женщинам. Хотя чего он хотел — двадцать лет жить бок о бок с людьми и не перенять от них ничего?
— Скорее, это у тебя отпадёт необходимость в союзе со мной, — с деланным равнодушием он отвернулся.
Мустанг во сне тихо, но печально заворчал на своём, собачьем.
— Но мы же хорошая семья! — Ласт потрясла Кимбли за плечо. — И Энви к тебе привязался, и Глаттони…
— То есть ты предлагаешь и в Аместрисе нам жить всем вместе? — Зольф прикрыл глаза тяжёлыми веками. — А потом однажды утром я проснусь в одной постели с твоим братцем вместо тебя?
— Вообще-то, у него была такая идея, — Ласт словно остыла и опустила кудрявую голову на плечо Кимбли. — Зольф… Мне нравится жить с тобой…
— Передай ему, что если он это устроит, я голыми руками оторву его лохматую башку, а после для верности взорву и её, и что там ещё от него останется, не глядя на то, что он твой брат, — пообещал Зольф. — И потом ответственно заявлю, что всё так и было изначально.
1) Разумеется, это не так. Дело в том, что в ряде исследований тех годов действительно попалась выборка, в которой было больше женских особей — «универсальных доноров».
========== Глава 6: Astra inclinant, non necessitant/Звезды склоняют, а не принуждают ==========
He’s a god, he’s a man,
He’s a ghost, he’s a guru,
They’re whispering his name
Through this disappearing land
But hidden in his coat
Is a red right hand.
Nick Cave «Red Right Hand».
Олеся Силыч сидела на носилках, ожидая отправки эшелоном в Москву. Грядущая поездка не давала ей покоя: ранение не казалось настолько серьёзным, чтобы получить направление в саму столицу, да ещё и вместе с загадочными иностранцами, о которых она вскоре сообщила не кому-кому, а самому Верховному главнокомандующему, хотя это и далось ей непросто. Проведя с ними бок о бок три недели, понаблюдав и порасспросив всех по отдельности, Олеся убедилась в том, что всё, что они говорили, более всего похоже на бред. Но оставался еще один рискованный вариант: возможно, это была какая-то шифровка. Угроза, о которой они так упорно твердили, была слишком серьёзной. Поэтому, здраво рассудив, что пусть начальство и разбирается со столь глобальными проблемами, она донесла самую суть и теперь считала свою миссию выполненной.
И Элрики, и цыганка изрядно поднаторели в смеси русского и украинского, осознали, что товарищу Сталину нужно рассказать о надвигающейся катастрофе, а никак не о «пиздеце», и были, наконец, невероятно счастливы тому, что, наконец, их дело готовилось сдвинуться с мёртвой точки. Тем более что у них были причины полагать, что бомба — или очередная пустышка — находится именно в Москве. Поэтому сейчас они ждали приезда, как манны небесной, и готовились терпеть и косые взгляды, и всё на свете — уж им-то явно было не привыкать.
Москва встретила их суровым величием. Ноа вздрогнула и прикрыла руками рот, оказавшись на Красной площади — она видела это место в воспоминаниях Анны, которую далёкие двадцать лет назад приводил в их временное пристанище Ледяной алхимик, Исаак Макдугал. Цыганке казалось, что это было в какой-то прошлой, чужой жизни, и воспоминания те, словно старые фотокарточки, поблёкли от времени и даже приобрели свой специфический запах. Однако сердце города и великой страны всё ещё было наполнено тем самым красным восторгом, который словно не мог поблёкнуть, по крайней мере, не за эти двадцать лет. Хотя отчего-то, когда цыганка рассказала о впечатлениях Эду и Алу, те лишь изумлённо покачали головами: они не видели ни красных звёзд, ни зелёных крыш, ни стен красного кирпича.(1)
