Рен отмечал все, до чего мог дотянуться глазами. Вплоть до фактуры незнакомой ткани форменного одеяния очень строгих очертаний, что казалась какой-то дикой смесью шелка и кольчужной брони, недвусмысленно поблескивая металлическими нитями сквозь плотное плетение черного материала. Запоминал общий вид стен и осветительной техники под самым потолком, сразу выделяя разницу в технологиях. Уперся взглядом в панорамный иллюминатор с очертаниями явно космического судна, разодранными боками выставлявший напоказ между секционными ребрами снующие пятнышки мелких суденышек. Все надеялся, что ему попадется хоть что знакомое, что приблизило к разгадке таинства этой непонятной связи?

Если девчонка не дура, то углядит почти такое же окно в открытый космос за его спиной.

Надо бы уточнить, где сейчас ведутся военные действия. Потрепало корабль нехило. Очень нехило.

Очертаний развороченного корабля Рен так и не смог идентифицировать, чтобы хотя бы понять класс судна, но хорошо запомнил детали. Только краем разума пожалел, что не видит полноценно ни одного созвездия. Он едва сдержался, чтобы не обернуться и не глянуть себе за спину, дабы удостовериться, что она не разглядит чего лишнего на голоэкранах с его стороны.

Оборачиваться проверять свою сторону он не стал.

Записывал на подкорку даже то, как двигается девчонка, как держит в ладошке стаканчик с переливающейся золотом голубой жидкостью, как грациозно кивает невидимому собеседнику, отчего кончик косы подергивался в разные стороны. Как чуть поворачивает голову на тот монитор, тыча пальчиком в символы, хотя потом все равно признается себе, что это к нормальному наблюдению относилось не так уж и сильно. Уж больно сильно почему-то он обрадуется схожести их анатомии. По крайней мере, руки две, ноги тоже вроде бы две. Голова одна.

Он бы и дальше старательно запоминал, пока девчонка не потянула к лицу стаканчик. Отпивая, повернулась к нему… и поперхнулась. Голубая жидкость пошла у нее носом, и она закашлялась, краснея на глазах. Рен бы даже умилился ее дурацкому виду, если бы та вдруг не замахала рукой, словно прогоняла его, как надоевшую зверушку.

Как будто он тут выбирал, когда и как на кого смотреть! Больно надо было!

Он задавил вспыхнувшую вулканическим взрывом обиду, когда около нее заметались какие-то серые тени, в очертаниях которых без труда можно было угадать гуманоидов.

И тогда только понял, что она прогоняет не его.

Кому скажи, что он возликовал от этой новости, никто бы не поверил. Он даже сделал вид, что не замечает жестов девчонки, украдкой вытиравшей из-под носика и губ капельки. Старательно смотрел поверх ее головы, пряча свою улыбку, грозившую заползти на его лицо и испортить годами тщательно пестуемый образ. Стиснутая до скрежета зубов челюсть заныла, негодуя на хозяина, но по-другому он бы не сдержался. Заалевшие в нелепом стыде щеки он все равно углядел.

Но от вида явно расхрабрившейся девчонки Рен почти заржал в голос. Хвала каким-нибудь богам, он сумел удержать в себе это, лишь дернув губами. Та быстренько отряхнулась… и с демонстративно суровым видом выпрямилась, поразительно напоминая новобранца, застуканного за непотребством, но старающегося изо всех сил сохранить достоинство. Как будто кол проглотила. Утыканный шипами и обмотанный стальными цепями кол.

От показушной надменности он все-таки ухмыльнулся, внутренне сгорая от малознакомого умиления. Ершистый вид растерянной девушки внезапно окатил его благодушием… и первыми ростками дружелюбия. Только вот сам же в глубине души содрогнется от смешливости и понимания, что вот такой он еще ее не видел.

Озлобленной, разгневанной видел. Безразличной, недоуменной, ошарашенной тоже.

Расслабленной и уж точно голой — тоже.

Если бы не эта долбаная пена…

И вот увидел еще парочку вполне искренних эмоций. Настолько девчонка показалась ему живой.

Он сразу морально слегка смутится от мысли, что его каким-то боком радует непосредственность девчонки, но тут же на душу шлепнется мрачный сгусток злости, что так-то уже очень и очень давно не видел настоящих эмоций от кого либо. Ну, кроме солдатни. Этим смысл строить из себя статуи? Не видел с тех самых пор, когда перестал быть мальчиком для битья и больше не позволял манипулировать собой. Даже искренне горячо любимый и уважаемый Император тысячу лет как не показывает ему истинных чувств. Даже когда он закрывал его своим телом, оберегая от осколков. Рен все еще помнил, как тогда император, без единой царапины, лишь сухо кивнул ему, лежащему в луже собственной крови в ожидании медиков. Рен без труда вылезет из воспоминаний, возвращаясь относительную реальность.

Нежданная гостья только обидчиво стиснет зубы, превращаясь в смешной надутый шарик… и швырнет в него стаканчиком с остатками голубой жидкости.

Не то чтобы он опасался, что его обольет этой жидкостью, и не то чтобы ему было жаль своего возможно испорченного мундира. Просто Рен все еще помнил их первую встречу. От стаканчика он бы увернулся в любом случае. Даже помня и то, что в их первую встречу они не смогли сделать ничего друг другу.

Просто рефлексы никто не отменял так-то.

Он даже полноценного шага в сторону не сделал. Так, почти лениво плечом дернул и корпус чуток развернул, не отрываясь от раздухарившегося в негодования личика девчонки. Стаканчик пролетел где-то в районе плеча, но он даже не стал оглядывать себя в поисках голубых капелек.

Он знал, что ничего нет.

А девчонка вдруг застыла. Сверкнула на него каплями редчайшего коричневого гранита и скептически поджала губы, из обиженного ребенка превращаясь уже в истинно величавую даму, по праву носящую тоненький обруч короны. От этих изменений Рен сразу проникся некоей толикой уважения, уж больно красиво та выглядела.

Уместной там, у себя, с той непонятной стороны.

С мини-версией короны на голове.

Пробник короны. Просто в его понимании корона должна быть…. Короной. Солидной. Монументальной, на крайний случай. Как у его императора и его нынешней, седьмой по счету жены. Хотя откуда бы ему знать, что у девчонки на голове корона, а не скажем, средство связи какое? Сейчас он нихрена не знает и не понимает.

Но Рена не отпускает сверлящая уверенность, что на голове у нее все-таки корона.

Девчонка пялилась на него недолго. Стрельнула глазенками ему за плечи и снова на него уставилась. А потом и вовсе не глядя уселась в креслице позади себя, до кучи чуть склонив голову в угадываемом жесте вопроса. Мол, какого хрена ему надо и что дальше делать будем?

А Рен только и мог думать о той грациозности, с которой девчонка изящно уселась.

Он бы даже рассмеялся вслух от ее почти виноватого пожимания плечами, только зубы были все еще стиснуты до скрежета, но от хитрой смешинки в ее глазах челюсти почему-то мгновенно расслабились. И хмыкнул, не сдержался, когда та оторвала от него свои глаза и окинула взглядом поверхность стола рядом.

После еще одного хитрого косого взгляда и пожимания плеч в него полетели вещи. Он даже не стал уклоняться или вообще как-то дергаться. Бессмысленно.

Вещи, оказывается, исчезали, едва достигая завесы между ними.

Сначала в него полетел еще один стаканчик. Пустой.

Потом в него полетел странный шарообразный аппарат, ловко стянутый со стола. Шар не особо сопротивлялся столь наглому обращению. После девчонка даже встала с кресла и сама, да-да, сама приблизилась к мерцающей завесе между ними. От ее демонстративного очень-очень медленного и вальяжного взгляда от самых сапогов до линии волос на голове, член снова недвусмысленно заявил о своем существовании. Больно уж наглый и дерзкий взгляд был. При том, что вот таких наглых и дерзких амарант-генерал ой как не переваривал.

Девчонка тяжело вздохнула перед тем, как ткнуть в завесу пальцем. Преграда спружинила, на полном серьезе показывая, что пропускать что-либо не намерена вообще. Незваная гостья вдруг упрямо сжала губы, явно недовольная возникшим условиям.