Каждый сам скульптор своей жизни.

Себе она уже выбрала.

Ей не нужны были красоты подпиравших небо садов, не нужны были красивые и жутко дорогие наряды, как вообще не вперлись все эти блестяшки, ради которых люди убивали других людей целыми семьями и городами.

Ей было достаточно самой идеи.

Пусть никто и не понимал, но Рей все это нравилось. Пусть она не самый лучший стратег, да что там говорить, стратег она была отвратительный, но ей действительно нравилось все то, что ее окружало на данный момент. Объяснять хоть кому, что вот она, настоящая власть и вседозволенность, Рей и не собиралась. Как и втолковывать прочим непонятливым, что как раз таки здесь и сейчас ее мысли, ее разум и тело принадлежат только ей. Без всякого лишнего давления со стороны, без всяческих помех и деталей. Потому Рей с самого детства влезала во все нюансы силовой стороны империи, из первых рядов наблюдая все витки противостояний и разборок сторон. Политика, конечно, тоже весьма интересная вещь, весьма крепко спаянная с армией и прочими аспектами жизни, но как раз для адекватного сосуществования с разнообразными заморочками заигравшихся политиканов у нее были советники. Навязанных отцом сборище советников она принимала как нечто реально нужное. Благо, эти умные ребята знали, когда можно наглеть, а когда не высовываться вообще.

Вот как сегодня.

Рей могла часами стоять у огромного иллюминатора, внешне совсем безразлично наблюдая за кажущимся хаосом за бортом. Тем более в такие дни, когда она реально отдыхала от кучи проблем. Вечно преследующих, настырных, но требующих решения проблем.

Вот как сегодня, когда думать ближайшие пару дней и не надо. Вообще.

Она бы так и могла простоять не один часик, бездумно провожая глазами каждое пролетающее мимо судно сопровождения или нечаянно улыбаться кульбитам лихих пилотов истребителей, что вопреки всем правилам изгалялись в своем умении управлять хищными машинами прямо напротив ее места отдыха, и прекрасно знающих, что командор таки увидит… и слова не скажет. Рей никогда не изображала стерву, видя подобное нарушение правил. Все-таки завтра любой из этих пилотов может отправиться домой прахом в коробке или вообще остаться в открытом космосе в разбитой кабине, так пусть развлекаются как могут. Не врезаются друг в друга или рядышком припаркованный бомбардировщик, и ладно.

Рей вообще-то и намеревалась поглазеть еще с часик на работающую машину войны, если бы не жуткое чувство бешенства, возникшее как по щелчку пальцев на пустом месте. Она даже не сразу прислушалась к себе, попросту не понимая, что вдруг ее так выбесило. Почти пустая голова вроде работала нормально, да и не было откровенных причин для такой мрачной злости, что накатывала огромными волнами. Рей даже отошла от иллюминатора, опасаясь того комка агрессии, что прямо призывал впечатать кулак в бронированное стекло. Она даже удивилась, откуда у нее это желание набить кому-нибудь морду.

И удивлялась бы еще, но пришла боль.

Резкая, рвущая острющими коготками и накатывающая теми же волнами, что и ярчайшее бешенство. Плечо и грудь от шеи до самых ребер натурально сверлило и жгло так, что Рей, почти не думая, принялась стягивать с себя накидку и мундир. Понимание, что все части тела абсолютно целы и внешне вообще никак не повреждены, не принесло ровным счетом никакого облегчения. Она терпела эту незатухающую боль очень долго, пока не стало так плохо, что слезы готовы были вот-вот вырваться на свободу. Мысленно коря себя в тупизне, вызвала медиков к себе и в ожидании помощи стискивала ладонью плечо, что даже температурой не отличалось от остальных частей.

Стояла, жамкала свое плечо, пока краем зрения не заметила, что ближайшая стена ее апартаментов вдруг недвусмысленно поплыла, словно там, за переборкой стоит мощный плазменный генератор.

И едва Рей успела подумать, что нашлись идиоты, решившие убить ее на ее же корабле, как… стена банально исчезла.

Вместо стены почему-то был какой-то громила, в очень ярко освещенном помещении. От удивления Рей и подумать не успела, что за чертовщина тут происходит.

Даже в сидячем положении незнакомец был живым воплощением агрессии и власти. Сидел в металлическом кресле как на троне, развалившись под явно хирургическим оборудованием. Даже с развороченным плечом и бессмысленным пустым выражением лица он натурально заставлял волоски на руках встать дыбом. От вида его раны под кучей блестевших манипуляторов Рей почти поморщилась, но почему-то до кучи отвлеклась на четкий рельеф груди и очертания мышц под разрезанными лохмотьями рукава. Зачесанный назад пучок непонятного цвета волос на голове неопрятно комкался клочками, испачканный сгустками боги знает невесть чего. Полосатое от пыли и грязи лицо было наклонено вбок совсем по-птичьи, словно обладатель этих неожиданно жестких черт еще раздумывал, умываться ему или ну его нахрен.

А потом эта ходячая глыба мышц и неприятностей размером со стартовый стол подняла на нее глаза.

Мертвые, безжизненные, такие жуткие, что ей захотелось спрятаться от этих двух черных дыр за ближайшим диванчиком и не вылезать ближайшие лет триста. От этих глаз, что пронзили насквозь неуемным страхом, ей захотелось сбежать на другой конец галактики и молиться всем богам, чтобы ее никто не нашел.

Вот тут Рей и разозлилась.

На себя, на свой страх, на свою медлительность.

На то, что вообще себе позволила застыть столбом и пялиться на тело незнакомца, когда нужно было делать ноги и вызывать подмогу. На этого чужака, что своим неподдельным пустым безразличием чуть ли не выворачивал ее наизнанку. Мысленный вопрос о том, что вообще тут происходит и какого дьявола, сбежал, так толком и не сформировавшись.

Выучка сработала раньше.

Гораздо позднее она таки поймет, что на самом деле чужак и сам вытаращился на нее, еще больше побелел, хотя под ярким светом и явной страшной потери крови и так был очень бледным. Только потом поймет и вспомнит, что бугай напротив нее потом опасно сузил глаза, и без того полыхавшие отблеском ламп и светившиеся двумя черными кострами. И вроде бы даже откровенно по-хамски хмыкнул, оглядывая ее с ног до головы, мол, не считает ее опасной в случае чего. Мол, ей с ним и не потягаться, надумай он ее пришибить прямо на месте.

Незнакомец еще даже не шевельнулся, а Рей уже подскочила ближе, молча радуясь удачному стечению обстоятельств, что стена пропала, а вот стойка с ножнами и ее мечами на месте. Внутри все кипело, бурлило незатихающим ключом. Где-то в глубине души даже понимала, что громила уж точно опасен, даже пусть и раненый очень сильно, но все равно она собиралась забрать чужака с собой на тот свет.

Последнее, что она успела адекватно подумать, это мысль, что замах противник остановить не успеет, но непонятно откуда тот успел вытащить странный цилиндр, смахивающий на банальную рукоять. Подумать, что за странный луч из этой рукояти пронзил ее — уже не успела.

Главное, что ударить она успела первой.

Только вот чужак почему-то не стремился падать, умирать там или что-то еще.

Вообще.

Судя по его виду — и не собирался. Так же тупо пялился на нее из хищного положения тела.

Рей даже скосила глаза на свой остановленный после замаха меч.

Скосила глаза на луч, уж точно пронзивший ее насквозь.

Снова на лезвие прозрачного клинка, снова на луч из руки чужака. Лишь потом глянув, на залитого кровью громилу, сполна ощутила уже его удивление. Тот явно тоже не понимал абсолютно ничего.

Ни-че-го-шень-ки.

Не врубался в ситуацию, как и она. Все происходящее было таким глупым, дурацким, что она невольно попятилась.

Моргнула… и все вернулось.

Стена. Сумрак ее комнаты. Даже боль в плече и та вернулась.

О том, что она не спит, подтверждал меч в руке.

И стена вот она вот.

Рей даже сделала шаг вперед, совсем маленький шажок, и ладонью провела по стене, убеждаясь в наличии той на законном месте. Даже глубокая дымящаяся царапина от удара мечом присутствовала. Так и таращилась на стену, пока с воем и гиканьем-уханьем не прикатили мобильные роботы-сканеры. Доклад механическим голосом пролетел мимо ушей, ей как-то было все равно, что сканеры не нашли ничего необычного и она здорова на все сто процентов, но все равно вкатят ей дозу обезболивающего на всякий случай. Честно дождалась, пока не подействует укол, и едва удавка в виде болеющего плеча распустила колючие шипы, тут же рванула к своему терминалу. Радуясь, что записи с внутренних камер наблюдения доступны только ей, Рей со смешанным чувством облегчения и грызущего недоумения стирала отрывок, где она вдруг скачет к беззащитной стене и одним ударом оставляет на поверхности заметную отметину. Она еще несколько часов будет бездумно пялиться на эту стену, опираясь локтями в собственные коленки, сложив ладони лодочкой и прикрыв ими рот, все думая, где и когда ее крыша успела так нехило прохудиться и уехать.